Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 15



  - Наконец-то! Свершилось! Слава Богу! - Седрик остановился на месте и вскинул руки к небесам. - Благодарю тебя Господи, ты воистину велик!

  Уттенхайм, который знал о горячем желании юноши вновь сразиться с северными язычниками, улыбнулся и хлопнул его по плечу:

  - Пойдем, нечего славить бога на улице, в соборе помолишься.

  - Да-да, - Зальх кивнул, и как только рыцари продолжили движение, задал Людвигу новый вопрос: - А как же Святая земля?

  - В Иерусалим тоже отправятся Воины Господа нашего. Однако основной поход будет против венедов. Думаю, что ты понимаешь, почему.

  - Конечно. Язычники стали слишком сильны и, наверное, святые отцы церкви считают, что сначала надо навести порядок в Европе, а только после этого заниматься сарацинами и маврами. Мы, те, кто живет вблизи венедских границ, видим это очень ясно, а вот то, что наши беды заинтересовали Рим, вызывает у меня удивление.

  - Новый папа - новые веяния, а Евгений Третий достойный ученик своего наставника Бернарда из Клерво, хоть и поганый итальяшка, но в голове и за душой что-то есть.

  - А Улекс тоже отправится ко двору короля?

  - Нет. Священнику это ни к чему.

  - Понятно. А когда я должен двинуться в путь?

  - Наверное, завтра. Но перед этим ты поговоришь с архиепископом, получишь новую одежду и немного денег, чтобы при королевском дворе воин Адальберта Бременского не выглядел нищебродом.

  Вскоре рыцари достигли городского собора, величественного каменного храма, откуда доносилось пение церковного хора. Чистые юные голоса славили Господа и когда наемники Адальберта Бременского вошли внутрь, они перекрестились и встали у стены, где уже находилось несколько десятков человек, в основном постоянные прихожане святилища. Воинам предстояло дождаться завершения службы и только после этого посетить архиепископа, но они никуда не торопились. Каждый размышлял о чем-то своем, и Седрик смотрел на красивую фреску, которая украшала высокую колонну рядом с ним. На картине был изображен рыцарь в полном боевом облачении и обнаженным мечом в правой руке. Он был готов поразить огромного черного змея, в зубах которого находилось тело обнаженного человека. И разглядывая мозаику, Зальх подумал, что вскоре точно так же, как святой воин на картине, он выйдет на бой с язычниками и поразит их своим клинком. Всех, до кого он только дотянется, ибо в этом, как говорит Масимилиан Улекс, его предназначение, служить Господу силой оружия.

Глава 1.

  Над головой чистое синее небо и жаркое полуденное солнце. Подходящий к концу месяц серпень (август) в этом году был на редкость добрым, и погода стояла просто замечательная. Дождей не было, на море тихо, урожаи на полях небывало богатые и в пределах Венедии, государства западных славян, объединившихся ради своего выживания, ни одного катаклизма. На границах с католиками тишина, люди могут спокойно заниматься своими делами, и только лихие мореходы в основном из варягов и бодричей, продолжают войну с европейцами. В общем, благодать.

  Однако мне, воину Яровита, владетелю зеландского Рарога и пришельцу из двадцать первого века Вадиму Соколу, известно, что это затишье перед бурей. Вот-вот новый глава католической церкви объявит против славян Крестовый поход и сотни тысяч ублюдков, как безродных, так и благородного происхождения, словно цунами, обрушатся на нас. Поэтому, лишь только я получил сообщение голубиной почтой, что верховный жрец Святовида старый мудрец Векомир желает меня видеть, как сразу же направился в Аркону. Совершенно понятно, что волхв, который для венедов нечто среднее между кардиналом Ришелье и товарищем Сталиным, просто так меня дергать не станет, и я не медлил.

  Флагманский корабль моей эскадры, захваченный во время прошлогоднего похода в Европу большой драккар 'Каратель', домчал меня до места всего за сутки. Вместе с несколькими телохранителями, вагром Ястребом, который больше известен как Немой, и покинувшим побитый штормами старый шнеккер 'Яровит' командиром 'Карателя' Ранко Самородом, я сошел на берег и вскоре оказался в городе. Мы шли по узким улочкам мирной и многолюдной Арконы, которая с недавних пор вновь стала святым городом не только для ранов, бодричей, лютичей и поморян, но и для всех обитателей Венедского моря. Люди вокруг нас, в большинстве своем местные жители, которые прекрасно знали, кто я таков, и встречали меня как своего. Это приятно и, скажу, как есть, мне нравилось, что почтенные мамаши показывали знаменитого (ни больше и не меньше, поскольку до легендарного я еще не дорос) Вадима Сокола своим детям и ставили меня им в пример. От этого позитива, в котором я буквально купался, а так же улыбок людей на душе становилось светло, и проблемы отступали. Впрочем, всерьез расслабиться не получалось. Давно уже. С тех самых пор, как я выбрал свой путь. И вроде бы все есть: семья, любимая женщина, дети, друзья-товарищи и достаток; а покоя не было, и не будет, пока висит над нами страшная угроза.

  Мы подошли к храму Святовида. Витязи дежурной сотни, которые были извещены о моем возможном появлении и с легкой завистью смотрели на однотипную униформу моих дружинников, черные суконные кителя с матерчатыми погончиками и заправленные в ботинки с высоким берцем свободные брюки, пропустили нас внутрь. Ранко, Немой и дружинники направились в храм, а я обошел святилище по кругу и вышел на скалу, где в теплое время года обычно находился Векомир. Это мне известно, поскольку в свое время я жил на территории храма, да и старого волхва знаю давненько. Поэтому где находится верховный жрец, ни у кого не спрашивал.

  Я не ошибся. Векомир, худой и совершенно седой длиннобородый старец в перетянутой ремнем белой рубахе, действительно, наблюдал за морем. Как обычно, он сидел в удобном глубоком кресле, рядом с которым, справа и слева, стояло еще два, попивал какой-то пахучий травяной настой, время от времени покашливал в платок и о чем-то размышлял.



  'Сдает старик', - машинально отметил я его худобу и кашель. После чего подошел к старцу, остановился рядом, слегка поклонился и поприветствовал его:

  - Здрав будь, Векомир.

  Волхв посмотрел на меня и кивнул:

  - И тебе не хворать, Вадим. Присаживайся, поговорим.

  Обитое темным английским сукном мягкое кресло приняло меня в свои объятья, и я присел. После этого я ожидал, что жрец сразу перейдет к делу, ради которого он меня вызвал, однако он не спешил. Векомир сделал очередной глоток настоя и спросил:

  - Давно из похода вернулся?

  - Седьмицу назад.

  - И как сходил?

  - Неплохо. Прогулялся до самой Бретани, несколько деревень пожег и пару замков разорил, а потом между Англией и Ирландией прошелся и несколько кораблей взял. Добыча знатная, хотя и не такая богатая как раньше.

  - И какой это у тебя по счету поход в Ла-Манш?

  - Четвертый.

  - Ну, а так, вообще, что у тебя происходит?

  'Зачем ему мои дела? - немного удивился я. - Может быть, просто время тянет? Да. Скорее всего, так и есть. Наверное, будет еще один гость, а пока мы его ожидаем, можно и поговорить, тем более что от волхва у меня секретов нет, слишком многим я ему обязан'.

  - Да много чего происходит, - начал я. - Жена по весне дочь подарила, назвали Ярославой, и тогда же караван вернулся, который я в Студеное (Белое) море посылал. Старшим там Корней Жарко был и все у него сложилось по уму, в Северную Двину вошел и в Иван-погосте с новгородцами расторговался. Он поморам железо, гвозди, соль, парусину и ткани предлагал, а они ему меха, китовую ворвань и моржовую кость. Два когга и кнорр с драккаром под самую палубу товарами забил.

  - А сбывал все это богатство кому?

  'Ведь знает хитромудрый старик, с кем я дела веду, а все равно спрашивает. Ладно, отвечу'.

  - Датскому купцу Маргаду Бьярниссону, который некогда у меня в плену побывал. Он сейчас в городе Рибе обосновался и свою торговую контору там открыл. Вот с ним я и торгую. Само собой, не под своим именем, а через факторию ладожских Соколов все проходит, так что приличия соблюдены. Датчане в настоящий момент бедствуют, до сих пор после налетов Никлота и Мстислава не восстановятся. Поэтому за малейшую возможность цепляются, чтобы свои дела поправить, и берут почти любой товар. Благо, меха, воск, пенька, мед, янтарь и шведское железо европейцам нужны, а Ольденбург с Любеком разрушены.