Полигон

Оба транспортных средства уже стояли на лыжне, груженные рюкзаками и хнычущей Иришкой, на которую сверху набросили белую куртку охранника. Она ухитрилась не только промочить ноги, но зачерпать воды рукавами, когда свалилась на лед, и теперь мелко дрожала.

– Поехали к развалине с котлованом – разведем огонь, отогреемся хоть немного… – предложила я. На клятом Острове найти место для костра не так просто.

– Знаешь народную мудрость? Нельзя дважды устраивать привал в одном и том же месте. Наверняка там будут шарить в первую очередь. Поехали лучше сюда. – Дан вытащил карту и указал на пометку в виде треугольника.

– А вдруг там ничего не осталось? Этой карте лет сто!

– Вот и узнаем, что там есть, а чего нет.

Наверное, Дан прав, или у меня просто не осталось сил, чтобы с ним поспорить. Мы разобрались по двум снегоходам: я устроилась за спиной у Никиты. Болеть у меня действительно ничего не болит. Только голова кружится и тупит. Поэтому я не настаивала, чтоб Ник уступил мне руль.

Лешка же уцепился за меня, как лисий хвост!

Дану пришлось смириться с Иришкой за спиной. Они поехали вперед.

В указанном на карте месте никаких заметных построек нет. Громоздился только какой-то насыпной холм и почти такая же высокая гора строительного мусора: досок, арматуры и серых щербатых строительных блоков. Все основательно засыпано свежим снегом. Похоже, когда-то здесь было высокое сооружение. Но время и непогода обрушили постройку, превратили ее в груду бесполезного хлама.

Мы подобрались поближе, стали разглядывать тяжелые и ржавые стальные балки – такого металла уже давным-давно не делают. Перекошенные балки перемешались с потемневшими от времени досками – хочется верить, что это перемороженное дерево не разучилось гореть.

– Аня! Смотри, что я нашел! – Лешка рукавом стряхнул свежий снег – под ним обнаружился вполне современный предупреждающий знак:

«ВНИМАНИЕ!

ВХОД на территорию

ВОСПРЕЩЕН!»

Надпись была приколочена к сохранившемуся основанию постройки, скрытому под толстым слоем снега и льда. Когда-то внутрь можно было попасть через двустворчатую дверь. Но сейчас она была предусмотрительно заварена пластиной из новенького углепластика с надписью:

«ОСТОРОЖНО!

Угроза обрушения строения.

НЕ входить!»

Оказывается, Господин Ведущий заблаговременно позаботился об игроках, указав, в каких местах они могут безопасно расстаться с жизнью, а в каких – нет.

Я не из тех, кого можно остановить дурацкой надписью. Только зло ухмыльнулась и постучала шипованной подошвой ботинка по пластику:

– Глупо устанавливать такие предупреждения на Полигоне для выживания!

– Аня, мы – часть зрелища! – вздохнул Никита. – Игрокам ограничивают доступ в места, откуда нет трансляции видеосигнала, вот и все.

– Из пещеры тоже нет трансляции.

– В пещере долго не просидишь.

– Но мы же просидели!

– Потому что влезли за ограждение.

– Думаешь, сюда тоже можно залезть и передохнуть?

– Сейчас узнаем…

Отдирать пластину со входа – напрасный труд, проще поискать другое слабое место. Мы кружили рядом с предполагаемым входом, тыкали ногами в снег и заглядывали под обломки досок, пока не обнаружили вентиляционную трубу, подцепили решетку двумя ледорубами и отогнули. Изнутри повеяло теплом – труба уходила прямиком в первозданную мглу земного чрева.

Лешка юркнул внутрь, распластавшись, как летучая мышь. Мы с Никитой схватили его за ноги, чтобы он не свалился в вентиляцию целиком.

– Что там видно, Леха?

– Ничего! Дайте мне фонарик!

Фонарик уцелел всего один, и тот давно разрядился. Пришлось возиться в поисках свечных огарков и спичек.

Лешка снова нырнул вниз, сжимая в руке робкий огонек.

– Вижу стенки, лестницу, пол. Здесь невысоко!

Он ловко выскользнул из наших рук и спрыгнул вниз.

Мы завалили снегоходы обломками досок и снега и соскользнули вниз.

Шахта

…Темнота сомкнулась и проглотила законы физики. Пронзительные солнечные лучи и белоснежные просторы, от которых слепит глаза, остались в другом мире. Лепесток огня трепыхался над свечой, не в силах пробить брешь в такой темноте. Мы как будто провалились в черный туман – густой, плотный и совершенно непрозрачный.

Толстый слой пыли под ногами съедал звук шагов. Эхо, к которому мы успели привыкнуть в горах, тоже исчезло – звуки казались глухими и отрывистыми. От всего этого было непривычно и очень тревожно.

Иришка поскользнулась, упала и скатилась по лестнице из нескольких ступенек. Остальные тоже постоянно спотыкались о какие-то железки, пока не догадались посветить на пол, и обнаружили рельсы, убегавшие в душную темноту.

В нескольких метрах от входа рельсы перегораживала перевернутая кверху колесами платформа. Мы оказались на небольшой, плотно утоптанной площадке, беспорядочно заваленной всяким мусором. Слабое пятно света скользнуло по старомодному механизму с цепями и стальными канатами, уцелевшему у стены. От площадки рельсы шли под уклоном вниз. Они терялись в узком коридоре, вырубленном прямо в мерзлой земле. Стены коридора подпирали деревянные балки.

Отличное место для привала, дружно решили мы, просто потому, что сил двигаться дальше у нас не было. Сгребли валявшиеся кругом древние бумажные газеты, разломали пару ящиков, зажгли все это, наконец-то расшнуровали ботинки, попадали на спальники и с наслаждением протянули ноги к огню.

– Мы не задохнемся? – осторожно спросил Никита.

– С чего вдруг? – хихикнул Лешка. – Здесь есть вентиляция, мы по вентиляционной трубе сюда и пролезли. Видишь, как горит?

Он поднес ладонь к пламени.

– Ник, можно подумать, вы никогда костры по подвалам не жгете…

– Жжете.

– Что?

– Правильно говорить «жжете», – поправил меня Никита. Тоже мне учитель словесности. Думает, его за отличные оценки на тестах переведут в столичный колледж, а потом назначат каким-нибудь представителем ВЭС в дрянном сегменте вроде нашей «десятки». Только на моей памяти ничего подобного никогда не было. Бывшие отличники точно так же болтаются в очередях за бесплатными обедами и льготными жетонами в социальном центре, потому что в Столице и без таких умников достаточно народу, чтобы занимать должности чиновников.

Пожимаю плечами:

– Допустим, я скажу «жжете», что изменится? Мне есть перехочется? Или плечо перестанет болеть? Можно подумать, если ты отсюда выберешься, то бегом в школу прибежишь, а тебе там сильно обрадуются?

– После этоговряд ли обрадуются…

– То-то. Толку от хорошего образования ровно никакого.

Я пересела ближе к Дану с Иришкой.

Она горячая, как печка, хоть мы и выгребли пилюли и шприцы, прочитали инструкцию, имевшуюся в аптечке, и запихнули лекарства в Иришку, не заметно, чтобы ей стало лучше. Что с нею делать, если совсем разболеется? Я вздохнула и подсунула ей под голову еще один рюкзак.

Холод вымораживает все, до чего добирается, даже боль. Стоит хоть немного отогреться, как все болячки и травмы начинают ныть, саднить и кровить. Сворачиваюсь на спальнике и зеваю.

– Кому-то надо сторожить огонь, пока остальные отдыхают…

– Лучше его вообще загасить. Вдруг подземный газ взорвется, мы же не знаем, что здесь было раньше?

– Действительно, что здесь хотели построить?

– Здесь рыли тоннель, по рельсам вывозили землю из тоннеля наверх. Столько выгребли, что получился целый холм, мы его видели. Значит, прокопали глубоко.

– Это понятно. До чего они хотели докопаться?

– Почему они все бросили и уехали?

– Может, они не уехали, а все погибли.

– Чтобы настроить столько всего – здесь тоннель, там постройку на берегу, может, и еще что-то, нужно много народу. Куда они все, по-твоему, делись, если не уехали?

– Их съели медведи.

– Да ладно, Лешка, тут был всего один медведь, и он никого не съел!