Знак Наполеона

— Пошел ты! — Дженнифер резко толкнула Льюиса в грудь. Он отшатнулся, налетел на своего фотографа и сбил с ног.

Она успела заметить торжествующее выражение лица Льюиса, проходя мимо; фотограф продолжал щелкать камерой. Дженнифер предъявила удостоверение удивленному офицеру, контролирующему доступ в здание, и вошла внутрь. В глазах стояли слезы бессильной ярости. Сзади доносился голос Льюиса, выкрикивающий одну фразу:

— Я могу это цитировать?

Глава четырнадцатая

Том дождался наступления ночи, прежде чем направиться в эту часть города. Несмотря на то что Гильес с коллегами были восхитительно некомпетентны, не стоило испытывать судьбу, разгуливая при свете дня. След убийц Рафаэля уже успел остыть и без ареста Тома и долгих бессмысленных допросов.

Он провел несколько часов, скрываясь в темном полуподвальном баре, пытаясь забыть о том, что почувствовал, оказавшись на месте смерти Рафаэля, и сконцентрироваться на том, что узнал.

Если подумать, из всего, что сказал Тому Гильес, были важны две вещи. Во-первых, что Рафаэля видели идущим на исповедь. Учитывая отношение Рафаэля к религии вообще и католицизму в частности, эта новость была равносильна сообщению о том, что папу римского заметили в стриптиз-баре.

Во-вторых, важно было то, что Гильес упомянул об обыске квартиры Рафаэля, но ничего не сказал о его студии. Вероятно, полиция не знала о ее существовании. Неудивительно — насколько помнил Том, студия была зарегистрирована на имя Игнасио Санчеса Мехиаса, когда-то известного севильского тореадора, ныне покоящегося на кладбище Сан-Фернандо.

Старая улица, с ее полуразрушенными складами и мастерскими, была безлюдна, однако Том на всякий случай старался держаться в тени. Удостоверившись, что никто не следит, он пересек улицу, укрываясь за разбитой машиной, стоявшей на кирпичах вместо колес. Эта развалина успела перенести пожар, сиденья пригорели к своим остовам, остатки ткани и высохшей пены, словно кожа на скелете, висели на почерневшей раме.

В двухэтажном доме Рафаэля не горело ни одного окна; приблизившись, Том заметил, что навесной замок на расписанном граффити подъемном ставне цел. Над ним, в липком от жары воздухе, покачивался маленький папоротник, чьи листья непонятно как пробились сквозь осыпающуюся штукатурку.

Еще раз оглядевшись, Том вскрыл замок, поднял ставень так, чтобы суметь проскользнуть, и вновь опустил за своей спиной. Звук эхом разносился по длинной комнате без окон, вытянувшейся перед Томом словно глубокий гроб. Взяв стул, он прислонил его под углом к ставню и аккуратно положил на край замок, так чтобы тот балансировал, но не падал. Старый, но эффективный трюк.

Найдя фонарь на обычном месте. Том принялся пробираться по узкому коридору среди рухляди — ненужной мебели, старых покрышек и детских игрушек, сваленных по обеим сторонам комнаты. Глаза кукол поблескивали в темноте, отражая свет фонаря. Некоторые ценные экспонаты были упакованы в пакеты. Тому казалось, что, когда он проходил мимо, вещи тянулись к нему, чтобы дотронуться, и возвращались на свое место с неслышным вздохом.

По сравнению с первым этажом комната наверху была светлой и чистой. Большие окна с двух сторон и высокая застекленная крыша. Слабый свет полной луны каждые несколько секунд вытеснялся красными пульсирующими отсветами огромного неонового рекламного щита на соседнем здании.

Несмотря на недостаток освещения. Том видел, что в комнате царил такой же беспорядок, как и обычно. Пола было не видно под слоем засохшей краски; тонкие разноцветные ручейки хрустели под ногами словно ветки в лесу. Ненужные наброски и полузаконченные полотна были свалены в углах словно согнанные ветром; пустые тюбики из-под красок и старые кисти торчали между ними, как мачты корабля, наполовину погребенного под слоем песка.

И все же кое-что изменилось. Стул был опрокинут, его ножки жалобно торчали вверх, в сиденье была прорезана дыра, через которую вываливалась набивка. Два мольберта валялись на полу. Все ящики были выдвинуты, их содержимое вытряхнуто. Том нахмурился. Кто бы ни перевернул квартиру Рафаэля, он совершенно точно побывал и здесь.

Опустившись на колени, он вытащил из-под смятой газеты маленькую фоторамку. Несмотря на то что разбитое стекло было покрыто паутиной маленьких блестящих трещинок. Том узнал ухмылку Рафаэля. Одной рукой тот обнимал Тома, другой — Еву; все трое сидели на бортике фонтана. Волна гнева и ощущения нереальности происходящего, которую он почувствовал в том внутреннем дворике, снова захлестнула Тома. Почему?

Снизу донесся звук удара: стук стали по бетону, — замок упал со стула, прислоненного к ставню. Кто-то вошел.

Том положил фотографию обратно и подкрался к лестнице, спрятавшись слева от входа. Он слышал звук осторожных шагов внизу, а за тем — громкий скрип, уже на лестнице. Третья ступенька, вспомнил Том, тоже наступивший на нее по пути сюда.

Он сжался, готовый швырнуть любого, кто войдет сюда, через комнату, но внезапно почувствовал легкий запах духов. Запах, который он узнал.

— Том? — донесся из-за двери неуверенный голос.

— Ева? — Том шагнул вперед, загородив собою и без того темный лестничный пролет. Перед ним появился силуэт девушки.

— Все тот же старый прием со стулом? — сверкнула белозубая улыбка.

— Все та же «Шанель»? — Том отступил, впуская Еву в комнату.

— Если ты хотел меня подколоть, не удалось, — фыркнула она, сделав шаг и развернувшись к Тому лицом. В мигающем неоновом свете женщина выглядела еще прекраснее: блестящие темные миндалевидные глаза, соблазнительные губы, черные волосы, схваченные светлой резинкой, оливковая кожа на совершенных плечах, словно вышедших из-под резца Кановы.

— Я слышала, ты исправился. — В ее тоне звучал скепсис.

— Я слышал о тебе то же самое, — мягко ответил Том, стараясь смотреть в лицо Еве, а не на ее стройные лодыжки, расшитый край юбки и соблазнительный изгиб бедер. Женщина, как и в первую их встречу, излучала сексуальность; не намеренно, просто это было в ее природе. Маленький розовый язычок, мелькающий между губами, тяжелая, полная грудь под черным шелком блузки с торчащими сосками, широкие бедра. Секс, приправленный каплей непредсказуемости и крутым нравом.

Пауза.

— Рад видеть тебя снова, Ева.

Том говорил искренне.

— Что ты здесь делаешь? — требовательно спросила она.

В ее тоне не было ничего удивительного. Расстались они достаточно сумбурно. Еве было больно. У нее не было причин для теплого отношения к Тому. Так было даже проще.

— То же, что и ты: ищу ответы.

— Он мертв, — глухо сказала Ева. — Какой еще ответ тебе нужен? — Помолчала, глядя ему в глаза. — Иди домой, Том. Ты здесь не нужен. Тебе здесь не рады.

— Перед смертью Рафаэль оставил сообщение.

— Я знаю, — кивнула Ева. — Они показывали мне фотографии.

— Значит, ты видела, кому оно было адресовано?

— Вы двое, со своими маленькими тайными знаками и секретами… — Ее нижняя губа, розовая, полная, выдавалась вперед, ноздри раздувались.

— Ничего подобного, — возразил он.

— Так и было. Рафаэль звал меня редко — только тогда, когда ему было удобно. И даже после его смерти ничего не изменилось.

Том вспомнил, что она всегда звала отчима по имени.

— В чем он был замешан? — настойчиво спросил Том.

— Не знаю. Между нами все было непросто. — Ева обвиняюще уставилась на Тома. — Твое отношение ко мне не помогло. Ему пришлось выбирать, на чьей он стороне.

— Ты сейчас говоришь о Рафаэле или о нас?

Девушка подскочила к Тому и отвесила ему пощечину, звук удара эхом отразился от стен комнаты.

Пауза.

— Тебе стало легче? — спросил мужчина, потирая щеку.

— Иди домой, Том, — устало произнесла Ева.

— Он приходил ко мне в Лондоне.

— Что?

Наконец-то на нее хоть что-то подействовало.