Страница 46 из 70
Вскоре Джеймс извинился и отправился в туалет. По сравнению с душной гостиной здесь было свежо и прохладно. Он только успел расположиться на сиденье, как в дверь позвонили. Ряженые, решил было Джеймс, но вместо вежливого отцовского «Спасибо, не нужно» услышал громкие голоса и топот ног. И тут фаянсовую емкость под ним заполнил оглушительный звук. За дверью рассмеялись. Джеймса бросило в пот.
В дверь снова позвонили. Джеймс застонал. Смех, цокот каблуков по плиткам. Кто эти люди? Что они здесь забыли? Отцовский голос, неожиданно звонкий и самоуверенный, перекрывал голоса остальных. Джеймс не слышал слов, но, судя по взрывам смеха, отец пытался шутить. Около минуты в коридоре стоял гогот, потом наступило торжественное молчание — отец явно сменил тему. Джеймс навострил уши. О чем они там говорят?… Наш сын Джеймс, который, как вы знаете…
Джеймс так растерялся, услышав собственное имя, что не сдержался и снова выдал оглушительную пулеметную трель. Короткое молчание — Джеймс затаил дыхание, — и внезапно кто-то замолотил в дверь туалета, раздались незнакомый насмешливый голос и взрывы смеха. Дверная ручка задергалась. Джеймс отчаянно вцепился в нее, молясь, чтобы замок выдержал. Пот заливал лицо. Пахло невыносимо. Наконец, к его несказанному облегчению, голоса стихли, сменившись далеким бормотанием, и дверь оставили в покое.
Джеймс вымыл руки и лицо и осторожно приоткрыл дверь. В коридоре было пусто. Он уже хотел подняться к себе, но любопытство пересилило. Джеймс и не предполагал, что у отца с матерью есть друзья. Выходит, его родители были душой местного общества, а отец, такой застенчивый и не слишком приветливый, оказывается, редкий балагур. Верилось с трудом, поэтому Джеймса потянуло хоть одним глазком заглянуть в гостиную.
Стараясь не шуметь, Джеймс надавил на ручку, дверь гостиной отошла на несколько дюймов. Послышались гул голосов, музыка, запахло сигаретным дымом, но лиц Джеймс по-прежнему не видел. Он приоткрыл дверь шире. Неожиданно она скрипнула, и в гостиной стало тихо. На Джеймса смотрели сотни глаз. Он пробормотал извинения и только собрался улизнуть, как над ухом раздался громкий голос:
— Джеймс! Входи, приятель, тебя-то нам и надо!
Потрясенный Джеймс перевел взгляд на говорившего: румяного и лысого гостя в клетчатом пиджаке и галстуке-бабочке, на вид изрядно навеселе. Несмотря на фамильярный тон клетчатого, Джеймс мог поклясться, что видит его первый раз в жизни.
— Простите? — холодно обронил Джеймс.
— Простите? — передразнил Джеймса краснолицый. — Вы только посмотрите, что за птица!
Гости ответили взрывами визгливого хохота.
Не сознавая, что делает, Джеймс двинулся к обидчику.
— Кто вы такой?
— Кто я такой? Ну ты даешь, парень! Разве дворецкий меня не представил? Срочно откажи ему от места! Нет, ну надо же, какая вопиющая халатность!
Комната снова наполнилась отвратительным гоготом, и краснолицый, явно красуясь перед публикой, решил закрепить победу.
— Ах да, должно быть, ты ничего не слышал! Еще бы, так пернуть!
Ответом ему были гиканье, гогот, истерические взвизги и имитация громкого выпускания газов. Взбешенный Джеймс разыскал глазами родителей и бабушку. Он был уверен, что они тоже возмущены словами наглеца. Вот сейчас отец на правах хозяина дома схватит краснолицего за грудки и выставит вон, но до этого мать залепит нахалу пощечину, а бабушка коленкой заедет ему по яйцам! Но, к удивлению Джеймса, все трое весело смеялись вместе с остальными гостями.
Краснолицый нагло уставился на Джеймса и, когда последние смешки утихли, продолжил:
— Родители только что рассказывали нам о твоем детстве, Джеймс. Да уж, ты был со странностями! Пописывал стишки, стеснялся девочек. Всегда хныкал и изображал больного, а еще придумал себе приятелей и не хотел играть ни с кем, кроме них… Какой впечатлительный мальчик, как сказал доктор-португалец, лечивший твою астму.
Джеймс задохнулся от гнева. Как могли родители разболтать его детские секреты какому-то незнакомцу?
— Помнишь, как ты описался в доме у друзей, когда играл в «Монополию» и не хотел прерывать игру, боясь, что твои партнеры словчат, если ты выйдешь из комнаты?
— А тот случай, когда старшеклассники обозвали тебя слабаком, а затем украли твои брюки и повесили их на дереве в школьном дворе и тебе пришлось, хныча, добираться до дома в трусах? Вот была потеха!
Теперь гости чуть не плакали от смеха. Джеймс хотел заехать лысому нахалу в физиономию, но не знал, куда деваться от стыда, словно превратился в слабого и беззащитного перед жестоким миром взрослых ребенка.
— Признайся, Джеймс, — продолжал краснолицый, когда его приятели отсмеялись, — малолеткой ты откалывал такие штуки, что со смеху можно помереть! А когда подрос, стало не лучше. В какого заносчивого умника ты превратился, в какого зануду! И натерпелись же вы с ним, верно, Мэгги?
— Это был чистый ад, — ядовито прошипела бабушка.
На миг Джеймс утратил дар речи.
— А ты, Брайан, что скажешь?
— Просто оживший кошмар, — отвечал отец без тени иронии.
— Пенни, чего молчишь?
Джеймс умоляюще смотрел на мать. Она кусала губы и старательно отводила глаза.
— Я не хочу об этом говорить, — наконец выдавила она.
— Простите меня, — сказал Джеймс.
— Простить? — рассмеялся краснолицый. — Мы еще только начали перечислять твои художества. Вот закончим, тогда и будешь извиняться, засранец!
Джеймс не запомнил всех отвратительных обвинений, которые ему пришлось выслушать в тот вечер от краснолицего, всех подлых и унизительных проступков, над которыми гоготали пьяные гости. Некоторые обвинения показались ему чрезмерными, и он начал подозревать, что краснолицый выдумал половину, однако вскоре Джеймс утратил способность отличать правду от вымысла. Пусть это ложь, рассуждал он, но я заслужил наказание, и вовсе не за те малые проступки, в которых меня обвиняют, а за ужасное преступление, о котором они даже не догадываются. Только мне известен этот темный и страшный секрет, но я предпочитаю не вспоминать о нем.
Затем Джеймс сделал или сказал что-то, после чего в комнате внезапно стало тихо, а смеющиеся лица вытянулись. Гости качали головами и отворачивались. Совсем скоро один за другим они попрощались и покинули комнату, бросая на Джеймса прощальные презрительные взгляды. Мать плакала, а отец и бабушка ее успокаивали.
— Я не… — начал Джеймс, но на него не обращали внимания.
Он вышел из комнаты и поднялся к себе.
~~~
На следующее утро, когда память вернулась к нему, события вчерашнего дня показались Джеймсу бессмыслицей. Бабушка никогда не помянула бы ад с такой интонацией, а родители ни за что не позволили бы каким-то пьяным наглецам так унижать его. Однако за ночь воспоминания успели смешаться со снами, и теперь он не мог сказать, где кончается реальность и начинается фантазия.
Джеймса грызло беспокойство — а вдруг маленькая ложь скрывает под собой страшную правду? Он снова подумал о трех пропавших годах. Что с ним случилось тогда? В чем он виноват? А что мешает расспросить родителей? Пусть тогда их не было в Г., но не могли же они не знать совсем ничего! Ему хватит и слабого намека.
В дверь постучали.
— Войдите. — Джеймс приготовился извиниться перед матерью, сказать, как он любит ее, а затем попросить исполнить одну маленькую просьбу. Однако в дверях появилась бабушка, нагруженная тяжелым подносом.
— Доброе утро, — поздоровалась она энергично, но голос слегка дрожал от напряжения.
— Бабушка, ну зачем ты…
— Лежи-лежи! — воскликнула бабушка и неожиданно покачнулась. Несколько капель чая расплескалось на пол. Лицо бабушки исказилось.
Джеймс вскочил с постели и подхватил поднос, успев заметить, как часто и прерывисто она дышит. На подносе был сервирован сытный английский завтрак.
— Зачем ты тащила наверх такую тяжесть?
— А почему бы мне не подать любимому внуку завтрак в постель? — Бабушку слегка шатало, кровь бросилась ей в лицо.