Смерть на рассвете

«Ты и правда думаешь, Итальяшка, что Рыжий и остальные будут держать язык за зубами?» Меня звали Итальяшка, потому что Верготтини итальянская фамилия. У моего отца была лавка в Бельвиле, где торговали жареной рыбой и картошкой…

Я ответил: нет. А он сказал: если я хочу выбраться из передряги, мне надо вести себя с умом, потому что скоро кое-что произойдет. Потом мы пошли за остальными коробками. Я увидел, как Меченый незаметно для остальных подал Бюси какой-то знак, и, когда мы подошли к «лендроверу», Бюси застрелил одного американца, а когда тот упал, прикончил второго.

— Мистер Верготтини…

— Петер. Или Миллер. Погодите. Можно мне чего-нибудь попить?

— Конечно. Я распоряжусь, чтобы принесли кофе.

— Да, кофе — это было бы неплохо.

— С сахаром? С молоком?

— Да, с молоком. И сахару два кусочка.

— Одну секунду.

— Не хотите встать? Размяться?

— Нет, спасибо, мне и так неплохо.

— Кофе сейчас принесут.

— Спасибо.

— Не хотите сделать перерыв?

— Я хочу закончить.

— Мы вас понимаем.

— Да неужели? Я до самой смерти не забуду, какое тогда сделалось лицо у Бритса. На нем смешались недоверие, страх и удивление. Все вместе. Наверное, американцы были первые люди, которых убили у него на глазах. И его одолела тошнота, как нас тогда, в первый раз. Но самым главным было недоверие. Он посмотрел на Меченого, на американцев, снова на Меченого, рот разинут, глаза чуть не вылезают из орбит, но Меченый уже повернулся к нам.

»Я хочу знать, кто собирается расколоться, — сказал он. — Мы с Бюси точно знаем, что будем стоять до последнего. В Итальяшке и Рюперте я вроде бы тоже уверен».

Тут Бюси повернулся и прицелился в Джерри, Клинтона, Рыжего и Коса.

«Остальные должны хорошенько подумать», — сказал Меченый и пошел к самолету, влез внутрь, и мы услышали еще один выстрел. Он убрал пилота.

Когда-нибудь кто-нибудь должен объяснить мне, как все сработало с психологической точки зрения. Конечно, мы все очень устали. Мы почти не спали четыре дня, мы измучились. По-моему, ни один из нас уже не был в состоянии нормально соображать. Мы все были просто ходячими комками нервов. Убитые десантники не давали нам покоя; мы тряслись не только из-за того, что случилось, но и из-за того, что ждало нас впереди. Для меня будущее было черной ямой; я понимал: то происшествие надо просто стереть из жизни, как резинкой, выкинуть из головы… К Бестеру Бритсу наконец вернулся дар речи.

«Что вы делаете, что вы делаете?» — спрашивал он у Меченого, когда тот вылез из самолета, а Меченый приставил ему пистолет к виску и тоже спросил:

«Где мы?»

Бритс задрожал как осиновый лист и попытался оттолкнуть пистолет, но Меченый ударил его рукояткой. Бритс упал, а Меченый наступил на него ногой и снова спросил, где мы. По-моему, Бестер понял, что ему конец, он увидел свою смерть в глазах Меченого.

«В Ботсване», — ответил он. Меченый убрал ногу, и Бестер попытался встать, поднялся на колени.

«Где именно в Ботсване?» — спросил Меченый.

«На севере, в районе Чобе».

После этого Меченый сунул ствол ему в рот, выстрелил, повернулся ко мне и спросил:

«Ну как, Итальяшка, ты со мной?»

Что я мог сказать, господи, что я мог сказать?

— Спокойно, мистер… Миллер. Сейчас посмотрим, как там кофе.

— Пожалуйста, дайте мне закончить рассказ.

— Это не обязательно.

— Я должен.

— Ну хорошо.

— Что я мог сказать? Есть два пути: умереть быстро или умереть медленно. Умирать быстро я был не готов. Я просыпаюсь в постели, рядом с женой, а потом проваливаюсь в кошмар. И вот я снова там и должен снова выбирать, и всякий раз я выбираю смерть, но в ту ночь, в то утро я сделал другой выбор. Я сказал: «Я с тобой, Меченый». Тогда он задал тот же вопрос Рюперту; Рюперт скривился, посмотрел сначала на Бритса, потом на Меченого и ответил: «Я с тобой, Меченый». Джерри де Бер разревелся, как маленький. Только Рыжий Ферстер повел себя как мужчина, схватил автомат, но Бюси его пристрелил, и Меченый тоже стрелял, он убил Джерри, Рыжего, Клинтона Манли и Коса ван Ренсбурга. Пристрелил их как собак. Потом стало тихо, я увидел, как Рюперт трясется, и Меченый сказал:

— Рюперт, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Но я не намерен перечеркивать всю свою жизнь из-за какого-то несчастного случая, в котором никто не виноват. На войне всякое бывает, особенно когда ниггеры сражаются с другими ниггерами в стране, на которую мне глубоко наплевать. Нет уж, дудки! Если хочешь реветь, реви, но мне важно знать, ты по-прежнему со мной или нет?

Рюперт кивнул:

«Я с тобой, Меченый».

Тогда он велел нам перенести доллары и алмазы обратно в «лендровер», и мы уехали. Бросили убитых и уехали; тогда только начинало светать.

— Как вы вернулись назад, в Южно-Африканскую Республику?

— Мы обменяли «лендровер» и один пакетик с алмазами на грузовик и гражданскую одежду у местного населения, а обратно ехали ночами по проселочным дорогам. Все решения принимал Меченый. У нас была куча денег и алмазов; мы покупали бензин и еду в деревушках, которые даже не нанесены на карту. Границу мы пересекли где-то севернее Эллисраса; просто прорвали колючку и покатили в Йоханнесбург. Меченый сказал, что там мы все поделим.

— И вы поделили?

— Да.

— Сколько же вам досталось?

— Каждому досталось миллионов по двадцать долларов и по нескольку пакетов алмазов.

— Двадцать миллионов…

— Ну да, около того.

— Господи! А потом?

— Мы говорили. Много говорили. О том, как обменяем доллары и алмазы на ранды. Никто не знал, как это сделать. Меченый поехал в Хиллбро и поменял там немного долларов, а потом он сказал, что пора что-то решать. Они с Бюси решили держаться вместе, а как насчет нас? Я сказал, что уеду в Дурбан, мне просто хотелось уехать. Рюперт сказал, что отправится в Кейптаун. Меченый абонировал почтовый ящик в Хиллбро, сказал, что оплатил аренду на год. Велел нам писать ему на тот адрес — мол, мы должны оставаться на связи. Я купил машину, погрузил туда свои доллары и алмазы и уехал в Дурбан. С алмазами оказалось легче всего, хотя вначале я, конечно, сглупил. Но приходилось учиться на ходу. Покрутился в ломбарде, показал один алмаз ростовщику, он сказал, что возьмет все, что у меня есть. Я был осторожен. Я боялся, но после той, первой, сделки ничего не случилось. А с деньгами было здорово. Я снял квартиру, познакомился в ночном клубе с женщиной. Сказал, что я в отпуске…

— Вы потом видели Вентера и остальных?

— Я написал по тому адресу, оставил адрес моего почтового ящика в Дурбане. Через несколько месяцев Меченый мне ответил, сказал, мол, надо встретиться. Я полетел в Йоханнесбург. У них с Бюси у обоих оказались новые удостоверения личности, а у нас с Рюпертом ничего не было. Меченый свел нас с нужными людьми. Сказал, что купит у нас доллары по тридцать центов за доллар. Я обещал привезти свои деньги, Рюперт сказал, что подумает. На том и расстались.

Я привез часть денег, получил ранды, вернулся, а на следующий год мы встретились снова. Меченый хвастал, что они начали новое дело. Они с Бюси терлись среди наемников, но наемники не были организованными, каждый сам по себе, вот Меченый и придумал открыть агентство, чтобы предлагать такого рода услуги. Даже название уже придумал.

— «Орион»?

— «Орион — решение вопросов». Ему казалось, это очень забавно.

— А потом?

— Через три года я перестал ездить на встречи. Купил себе на черном рынке удостоверение личности. Какое-то время я прожигал жизнь. Швырял деньгами. Пил. Играл. Менял машины, женщин. Но все время думал о тех семнадцати трупах. Однажды утром я пошел в туалет, увидел кровь в моче и понял, что не хочу так жить. Я ничего не могу изменить, но и жить по-прежнему тоже не хочу. Я собрал вещички, продал квартиру, уехал в Преторию и стал искать работу. Начал работать в «Искоре», на складе. Стал десятником. А потом познакомился с Элейн.