Смерть на рассвете

Пауза.

— Мистер Верготтини!

— Я в порядке.

— Не торопитесь, мистер Верготтини.

— Лучше называйте меня Петером. Я уже привык к этому имени.

— Не торопитесь.

— Я в порядке. Мы похоронили убитых. Земля была твердая, но мы не хотели закапывать их на дне реки, потому что скоро начинался сезон дождей. Трудились почти весь следующий день. Первым делом мы закрыли им лица. Вряд ли мы бы справились, если бы видели их глаза. Наши ребята, свои парни, такие же, как мы. Наши. Мы подобрали все патроны до единого, забросали землей каждое пятно крови, всех зарыли. А потом двинулись дальше. Молча. Меченый шел впереди. Я никогда этого не забуду: внезапно Меченый стал лидером, а за ним плелся Бюси. Меченый не произнес ни единого слова, но сделался новым лидером. Шли мы два дня, днем и ночью, и молчали. Всех нас мучило, грызло одно и то же. Когда мы добрались до лагеря, нас там поджидал лейтенант Бритс. Он хотел нас видеть…

— Бестер Бритс?

— Да.

— Продолжайте.

— Он нас вызвал, и мы решили, что кто-то что-то узнал, потому что мы знали, что он из разведки. Мы испугались, и Меченый сказал, что говорить будет он, а нам он велел держать язык за зубами, но оказалось, что дело совсем в другом, совершенно другая история.

Прошло двадцать три года, но не было дня, чтобы я об этом не вспоминал. Совпадение! Если бы только Бритс попросил другой взвод. Если бы те десантники пошли другой дорогой. Если бы мы в темноте сумели отличить наш R-1 от автомата Калашникова… Совпадение. Те десантники. А потом «Орион».

— «Орион»?

— Операция «Орион», которой занимался Бритс. Он сказал: он знает, что мы устали, но работы всего на одну ночь, а потом нам сразу же дадут двухнедельный отпуск, мы сядем в самолет и полетим домой. Просто мы — единственный опытный взвод, а операция назначена на следующий день. Нам всего-то и надо сопровождать кое-какой груз в «Даке»… «Дак» — это «Дакота», DC-10, транспортный самолет… В общем, нам только надо проследить, чтобы один груз благополучно обменяли на другой. Он тоже полетит с нами, мы нужны ему для душевного спокойствия. Так и сказал — «для душевного спокойствия». А потом он устроил нам настоящий пир, нас накормили в офицерской столовой. Бритс обещал, что спать мы будем не в палатках; он добился для нас особого распорядка, мы можем спать сколько захотим, он позаботится, чтобы нас никто не потревожил. Назавтра вечером нам нужно быть бодрыми, выспавшимися, работы на одну ночь, а потом мы сразу полетим домой.

Мы поели, приняли душ и пошли в бунгало, но никому не спалось. Рыжий Ферстер сказал, что надо доложить о случившемся. Молчал-молчал, а потом как выпалит. Но Меченый возразил: нет. Клинтон сказал, что нам надо с кем-то посоветоваться. Рюперт де Ягер сказал: ничего хорошего из этого не выйдет. Те десантники уже мертвы, их не воскресишь. А Кос ван Ренсбург сказал: нет, мы не сможем с этим жить. Все орали друг на друга: мы с Рюпертом на Клинтона, Джерри, Рыжего и Коса. Наконец Меченый ударил по жестяному сундуку, и все посмотрели на него. Он сказал: мы все устали и потрясены, и, если мы будем из-за случившегося ссориться сейчас, ничего хорошего не выйдет. Надо подождать. Вот вернемся с операции «Орион» и проголосуем. Как решит большинство, так и поступим.

Бюси Схлебюс валялся на койке и глазел в потолок. Меченый Вентер один знал, что делать. Потом мы немного успокоились и даже поспали. В одиннадцать нас разбудил Бестер и сказал, что нам подали завтракать. Он спросил, как мы себя чувствуем, кудахтал над нами, как наседка над цыплятами, старался казаться своим парнем, только никто на него внимания не обращал из-за тех десантников. И потом, мы знали, что все разведчики такие же, как он: торчат в тылу, на базе, а изображают из себя крутых парней, которые понюхали пороху. К тому же Бритс нам просто надоел, все твердил: «Ребята, „Орион“ — это круто, по-настоящему круто, глядите в оба, когда-нибудь будете рассказывать детям, что совершили подвиг».

Вечером он роздал нам боевые патроны и ручные гранаты, и мы поехали на аэродром в Бедфорд. Там мы погрузились в «Дак». Перед взлетом Бритс заявил, что хочет нас проинструктировать. Мол, операция «Орион» — государственная тайна, но мы в любом случае поймем, что происходит, мы же не идиоты, а он знает, что нам можно доверять. Мы летим на одну шахту в Кванго за драгоценными камнями — за алмазами. Потом мы нелегально пересечем границу — возможно, и не один раз, и обменяем камешки кое на что, очень нужное УНИТА, потому что они сражаются против всей Анголы, которой помогают кубинцы. А если потом нас кто спросит, мы ничего не видели. А потом мы сразу отбудем в двухнедельный отпуск, и деньжат нам тоже подбросят, добавка к денежному довольствию, чтобы мы провели отпуск хорошо и ни в чем не нуждались. Бритс все шутил, как придурок из рекламы искусственных сливок для кофе. Настоящий клоун! Хотел казаться своим парнем.

Обычно мы сразу засыпали, спали в любом летательном аппарате. Но в ту ночь нам не спалось. Мы сидели, обхватив ружья, и поглядывали друг на друга. По-моему, мы все гадали, кто первый сломается, кто первый расколется. Рюперт де Ягер, Меченый Вентер и я считали, что мы должны молчать о десантниках, Рыжий, Клинтон, Джерри и Кос хотели, чтобы мы во всем признались, а у Бюси Схлебюса глаза были совсем пустые. Не знаю, о чем он думал. В общем, мы все были как натянутые пружины, и атмосфера так сгустилась, что хоть ножом режь. Только Бритс ни о чем не догадывался, все возился с какими-то картами, бумагами, подсвечивал себе фонариком и каждые пять минут оглядывался и проверял, не следим ли мы за ним.

Мы приземлились на каком-то богом забытом клочке земли на севере Анголы; чтобы пилот видел, куда садиться, встречающие разложили костры. Мы вылезли и, рассыпавшись цепью, встали на одно колено, взяли ружья на изготовку, как велел нам Бритс. А он пока разговаривал с какими-то двумя типами. Сначала они подвезли керосин для «Дака» в пикапе, а потом подъехал целый грузовик бойцов УНИТА, и Бестер скомандовал нам: «Вольно!» Мол, все идет по плану. Как будто он наш командир. Бойцы УНИТА привезли деревянный ящик, который тащили четверо, погрузили его в самолет. Бестер велел нам садиться. Мы взлетели, и я пытался сориентироваться, но ночью в воздухе это невозможно. Вроде бы сначала мы летели на юг, потом на восток. Мы сидели в самолете сонные, злые, нас мучили воспоминания о десантниках. Меченый подсел к Бюси и долго о чем-то с ним говорил, шептал ему на ухо. Потом вернулся на место.

Через два часа мы снова стали снижаться, и Бестер предупредил: начинается самая важная часть операции «Орион». Мы сели в чистом поле; вокруг простирался бесконечный вельд, трава и камни. На этот раз посадочную полосу отметили факелами. Бритс выпрыгнул первым, а мы снова рассыпались цепью в форме буквы «V». Тут к нам подъехали два типа в «лендровере». Они вылезли, Бритс подошел к ним, и они начали болтать, как старые друзья. Потом Бритс заглянул в багажник «лендровера», вернулся и сказал Бюси, чтобы мы вытащили тот деревянный ящик и принесли его. Бюси подал знак Меченому и мне, мы влезли в самолет и подошли к ящику. Он был тяжелый. Мы выгрузили его на землю. Подошли те двое; Бритс вскрыл ящик, а там полно необработанных алмазов в целлофановых пакетах. Один тип присвистнул и сказал с американским выговором:

«Надо же, ты смотри!»

»Ну как, произведем обмен?» — спросил Бритс, и другой янки ответил: «А то!» Бритс закрыл ящик и велел нам грузить его в багажник «лендровера», а то, что находится в «лендровере», нести в самолет. Мы с Меченым взяли ящик и потащили к машине; американцы и Бритс шли следом. В багажнике «лендровера» были какие-то коробки, целая куча коробок с надписью: «Консервы». Коробки были заклеены клейкой лентой, и я еще подумал: странно, меняют алмазы на консервы. Но потом я поднял одну коробку и понял, что никакие там не консервы. Я не знал, что внутри, каждый из нас взял по коробке, и мы потащили их в самолет, а когда мы все влезли в салон, Меченый вскрыл одну коробку штыком и присвистнул. Коробка была набита долларами, долларами и долларами. Тут-то он мне и сказал: