Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 83



Во всех преступлениях присутствовала одна общая деталь, являвшаяся тем камнем преткновения, о который он постоянно спотыкался в своих рассуждениях; эту деталь невозможно было истолковать как случайное совпадение, и она не давала ему покоя, словно осколок стекла, засевший в подсознании. Именно она занимала его мысли, когда он садился в поезд, пристраивал сумку с ноутбуком под сиденьем и располагался сам. Ему предстояло ехать меньше двадцати минут.

«В трех случаях на месте преступления были найдены доказательства, что убийцы страдали гипергликемией или диабетом».

Вечер пятницы, субботу и воскресенье Себаштиану провел в городской квартире, подбирая материалы, которые могли пригодиться в Мадриде, размышляя и читая книгу отца о латеральном мышлении на случай, если на ее страницах вдруг покажется конец запутанной ниточки, слабый след или намек.

Ничего подобного он не нашел, но пришел к выводу, что книга замечательная.

Наконец наступил понедельник. Себаштиану вышел на станции «Уоррен-стрит». До университета было минут десять ходьбы. Утро радовало великолепием: сияло солнце, и воздух даже в самом центре Лондона, города смога, был чистым и свежим. Лишь вдали, на востоке, клубились облака. Весна решительно вступила в свои права, принарядив деревья, и город щеголял сочной молодой зеленью. Лондонцы, страстные садоводы, выставили на балконы цветочные горшки. Весна — лучшее время года в Лондоне. Вскоре наступит лето, поднимутся влажные испарения от Темзы, и в городе с тринадцатимиллионным населением воцарится удушающая атмосфера.

Университетский колледж Лондона был основан в 1825 году по настоянию шотландского поэта Томаса Кемпбелла, который обратился с призывом об учреждении университета в столице государства к Генри Брогхему, члену парламента. В ту эпоху в Англии существовало только два университета: Оксфорд и Кембридж, куда допускались исключительно протестанты. Университетский колледж Лондона явился первым учебным центром, принимавшим студентов всех вероисповеданий, что в ту пору стало поводом для яростной критики.

Себаштиану шел от метро по Говер-стрит, встречая по пути студентов разных национальностей: одни задерживались на террасах кафе, чтобы насладиться прекрасной погодой, другие спешили на занятия. Две девушки, индианки, весело смеясь, вышли из здания биологического факультета и, узнав профессора, поздоровались с ним.

Говер-стрит — небольшая улица. Ее ширины едва хватает на две полосы, с двух сторон она зажата трехэтажными домами, в основном принадлежащими университету. С архитектурной точки зрения эти строения не представляют собой ничего выдающегося, но зато весьма функциональны. Тут размещаются различные факультеты, научные библиотеки и студенческие общежития. Университетский комплекс раскинулся на много кварталов и насчитывает десятки зданий и построек, включая Британский музей, Британскую библиотеку и так называемый Лондонский госпиталь, которые находятся в том же районе Блумсбери. Центральный вход поражает воображение: широкая аллея из красной глины, окруженная парком и роскошными соснами, ведет к главному зданию: грандиозное викторианское сооружение увенчано куполом и украшено с фасада десятью колоннами, устремленными в небо. В штате университета работают более четырех тысяч профессоров, обучающих свыше семнадцати тысяч студентов.

Но с Себаштиану случилась метаморфоза: он вдруг понял, что больше не принадлежит этому миру. Жизнь, которую он вел последние годы — устоявшаяся, размеренная (и унылая), рассыпалась, словно карточный домик. После поездки в Мадрид он почувствовал себя здесь чужим.

Себаштиану повернул с Говер на Торрингтон-стрит, и ноги, как будто узнав дорогу, сами понесли его к отделению антропологии, располагавшемуся рядом с библиотекой Ватсона и Музеем египетской археологии. Отделение занимало здание начала века, из красного кирпича с большими окнами, густо увитыми зеленым плющом. В его стенах обосновались кафедры биологической антропологии, материальной культуры и социальной антропологии. Кафедра социальной антропологии и явилась в свое время решающим аргументом для Себаштиану, чтобы поселиться в Лондоне.

Португалец взошел на крыльцо, гадая, что преподнесет ему судьба. Он не спеша проделал путь наверх до своего кабинета, и его шаги гулко отдавались на голом деревянном полу. Итак, еще не пробил полдень, когда он открыл дверь кабинета и увидел Шеррил, секретаршу, сидевшую за его компьютером. Она оторвалась от монитора, занимавшего львиную долю письменного стола, прекратила печатать и воззрилась на профессора с изумлением.

— Тебя круглые сутки разыскивает весь университет, — сообщила Шеррил вместо приветствия. Она была рыжеволосой шотландкой с белой прозрачной кожей и говорила с северо-английским акцентом.

Себаштиану снял пальто и водрузил его на старую вешалку, прятавшуюся за дверью.



— За дело, — сказал он.

Формально Шеррил не была личным секретарем Себаштиану, она работала в канцелярии отделения, но профессор разрешал ей пользоваться своим компьютером в любое время. Сослуживицы Шеррил непрерывно курили, и табачный дым густым туманом стлался по комнате, а она, как это свойственно бывшим заядлым курильщикам, не переносила запаха табака. Кабинет Себаштиану служил ей убежищем.

Кабинетом называлась комнатушка на третьем этаже, ужасно захламленная, увешанная дипломами, забитая книгами и множеством бумаг, беспорядочно громоздившихся по углам на полу. На нескольких деревянных стульях высились стопки журналов, которые Себаштиану однажды надеялся разобрать. Окно выходило на прямоугольный сквер позади здания, где студенты обычно перекусывали в хорошую погоду. Садовник, старик, казавшийся ровесником университета, поддерживал в идеальном состоянии парк и бугенвиллеи, украшавшие фасад.

Шеррил встала, уступая Себаштиану место за компьютером. Затем она сняла горку журналов со стула, положила их на полку и села по другую сторону стола, напротив профессора. Пока Себаштиану вводил пароль в систему компьютера, Шеррил открыла блокнот и стала зачитывать свои записи, вводя его в курс дел.

— Заведующий отделением звонил тебе сотню раз, — сказала она под конец. — Я уже замучилась придумывать отговорки. — Она посмотрела на Португальца поверх очков в роговой оправе. — Ты уезжаешь на похороны и в результате ввязываешься в расследование без ходатайства Интерпола. Как там в Мадриде? Ты не слишком-то загорел.

Себаштиану (равно как и остальных ученых, участников программы Интерпола по оценке патологии поведения) нередко привлекали к расследованию уголовных дел. Но при этом в университет всегда предварительно направлялось официальное ходатайство. Так работала система.

— Дожди лили как из ведра. Я никак не мог уехать. И я поговорю с шефом прямо сейчас. Пожалуй, мне пора взять отпуск.

Шеррил недоверчиво вскинула брови.

— Мистер трудоголик? Отпуск?

Секретарша потратила много усилий, уговаривая его устроить себе заслуженные каникулы. Последние годы он работал как сумасшедший, до полного изнеможения. Он занимался расследованиями, сотрудничал с детективными агентствами, где вечно не хватало кадров, а ему и в голову не приходило ответить отказом на их просьбы о помощи. Также он издал несколько книг, которые писал по ночам, читал лекции, ездил на конференции и успевал расправиться еще с тысячей важных дел. Из-за всего этого у него не оставалось ни минуты свободного времени, чтобы хотя бы минимально упорядочить собственную жизнь. Шеррил, порой проявлявшая материнскую заботу (раз в неделю она подкармливала его мясным пирогом или ростбифом с кровью), запретила ему работать по выходным и часто ругалась, обнаружив на рабочем месте после бессонной ночи — когда он засиживался за каким-нибудь проектом.

— Кроме того, накопилась масса звонков от других преподавателей, — сказала она и перечислила имена. — Питер сходит с ума, разыскивая тебя. Я ему объясняла, что ты в Мадриде, но он не скачет от счастья, что на него одного свалилась вся твоя нагрузка.