Страница 21 из 64
Какое-то время сегун с удивлением разглядывал свою впалую желтоватую грудь с по-идиотски торчащими сосками, потом потребовал принести зеркало.
— Что с тобой? На солнышке перегрелся? Или съел что-то не то?
— Я, Арекусу-сан, я… — Было заметно, что Хидэтада никак не может прийти в себя.
— Ну да. Я это. А с тобой-то что? — Ал говорил по-русски, но Ким явно не понимал ни слова. — Ким? С тобой все в порядке?
— Арекусу-сан… — Сегун внезапно отвернулся, очумело разглядывая комнату. — Оставьте нас одних. — Повелительный, не терпящий возражений жест рукой. — Арекусу-сан… я не Хидэтада-сан. Я не сегун.
Не понимая, что происходит, Ал уставился в безумные глаза сына Иэясу. Это хоречье лицо, желтая кожа, глаза навыкате, эти паучьи руки с длинными, похожими на сучья пальцами — все это он знал уже несколько лет. Все то время, как Ким занял приглянувшуюся ему оболочку, и вдруг…
— Ты? — Алекс чувствовал, как реальность ускользает от него, обесцениваясь, точно протухший товар в лавке.
— Я Юкки, ваша невестка Юкки.
— Юкки? — Да, он и раньше знал, что дочка Осибы может перемещаться из тела в тело, а что тогда делает душа, которую она выбивает из приглянувшегося ей носителя? Она гибнет… Острая жалость к Киму сменялась болью и пониманием личной трагедии Юкки, ведь не пошутить же она явилась в сегунский замок. Не из пустого ребячества воспользовалась телом правителя страны, или все же Ким был прав, и Юкки — засыл Осибы? Нет…
— Меня только что зарубили в подвале этого замка по приказу сегуна. — Хидэтада-Юкки вздохнул. — Мне больше не вернуться в мое тело. Я… я не хотела убивать сегуна, мне просто нужно было теплое тело, чтобы пожить еще какое-то время… первое попавшееся тело. Я не думала о власти. Клянусь вам. Я только хотела побыть еще какое-то время в одном городе с Минору и Ичиро.
Выходя из тюрьмы, где он казнил Юкки и присутствовал во время умерщвления двоих осужденных на смерть мужчин, начальник стражи сегуна вдруг подумал о том, что неплохо было бы принять задним числом покойников на службу. Эта идея показалась ему весьма своевременной. Кто знает, быть может, имеющий особенное влияние на сегуна Грюку-сан пожелает проверить, а числятся ли вообще убиенные тюремщики работающими при тюрьме. Их ли это была смена. Все говорили, что Арекусу невероятно докучен и въедлив. А значит, следовало позаботиться о том, чтобы все выглядело похожим на правду. Смерть для них он выбрал от яда, чтобы следов не оставалось. С Грюку Арекусу приходилось держать ухо востро.
Понимая, что Ким перед выходом из тела должен был бы испить эликсир или хотя бы сосредоточиться на переходе, чего явно не было, Ал должен был принять как данность, что друг ушел от него теперь уже навсегда.
И вот тут начались сложности, с одной стороны, можно было понять Юкки, которая хотела только одного — как можно скорее выбрать себе самое красивое женское тело для того, чтобы снова быть с Минору и сыном, но с другой… Что бы, интересно, стала делать стража, если бы сегун вдруг ни с того, ни с сего дал дуба сразу же после аудиенции со своим приближенным? К гадалке не ходи — заарестовали бы за милую душу, потом вытащили бы эту самую душу у него из груди, снимая показания.
Так что Юкки хочешь не хочешь пришлось оставаться еще какое-то время в теле сегуна, что имело свои сложности уже потому, что не имеющая понятия о придворной жизни и ежедневных скучнейших делах и церемониях, не зная самого расположения замка и имен своих слуг, она сильно рисковала.
Тем не менее Юкки нашла в себе силы выслушать доводы бывшего свекра и понять, что еще какое-то время ей придется побыть сегуном.
Для облегчения задачи Ал попросил Юкки сослаться на нездоровье и отменить хотя бы важные государственные встречи. Орден «Змеи» обладал сведениями, согласно которым, второй сегун Эда Бокуфу Хидэтада должен был в этом году умереть, так что никто не стал бы чинить дополнительного дознания, отчего преставился местный правитель.
Горюя о своей нелегкой доле и сожалея, что, сказавшись нездоровым, она не может теперь поглядеть воочию на жизнь придворных дам, рассмотреть их наряды и прически, Юкки дала наконец Алексу слово, что будет с неделю чинно сидеть в сегунских покоях, ссылаясь на мнимые болячки и избегая лишний раз смотреть в зеркало.
Глава 14
Потери, снова потери
На боевом коне с мечом в руках можно завоевать город, но чтобы править в нем, придется слезть с коня и спрятать в ножны меч.
В результате Юкки была вынуждена просидеть в замке Эдо сегуном не неделю, как планировалось осторожным Алом, а целый месяц. За это время она несколько раз виделась с Минору и сыном, а потом, не выдержав напряжения, мирно покинула опостылевшее ей тело.
Ал не винил бывшую невестку, тем более что та старалась изо всех сил, но зато он и сам теперь был под следствием как один из подозреваемых в причастности к смерти Хидэтада-сама. Впрочем, настоящего обвинения так никто и не выдвинул, и Алекса принуждали сознаться то в отравлении, то в черном колдовстве. Он целый месяц просидел в тюрьме замка и был выпущен по приказу нового сегуна, уже не веря в свое счастье.
Больному и обессиленному Арекусу Грюку было предписано отправляться в его замок, где и пребывать вплоть до дальнейших распоряжений. Столица, а также целый ряд крупных городов были теперь закрыты для бывшего любимчика двух сегунов. Но ему было не до придворных интриг. Худой и постоянно кашлявший Ал позволил расторопным слугам помыть себя, переодеть в чистое, после чего сын уложил его в удобный паланкин и уже без приключений отвез домой, где он отъедался, наслаждаясь нехитрыми радостями жизни, беседовал с Фудзико и недавно овдовевшим Минору, строил планы розыска Юкки, чей дух, без сомнения, нашел себе достойное пристанище и, возможно, теперь ищет шанс встретиться со своей прежней семьей, играл в сёги [21], пытался даже что-то писать, но это занятие неизменно наводило на воспоминания о Киме, и тогда на душе делалось особенно погано.
Желая утешить и как-то подбодрить сына, Ал даже вступил в переписку со злейшим своим врагом, матерью Юкки Осибой, надеясь, что вернувшаяся невестка проживает теперь там, но змея крутила хвостом, не говоря ни «да», ни «нет». Возможно, за информацию о нахождении своей дочери она хотела получить от Ала другие интересующие сведения, но, скорее всего, так же, как и он, не знала ничего, теряясь в догадках.
Поиски Амакуса Сиро тоже не продвигались ни на шаг, так что временами начинало казаться, что почерпнутые из будущего сведения насчет лидера христианского восстания в 1637-м были не более чем легендой. Одной из тех, которые доверчивые историки ошибочно принимают за реальность, добавляя несуществующие факты и подробности, так что изначально бледная тень постепенно обретает видимые очертания, становясь похожей на правду.
Понимая, что нынешний сегун только и ждет, чтобы он, Ал, нарушил данное ему предписание оставаться в своем замке, Алекс был вынужден вновь просить сына отправиться на границу с Симабара, где арендовал небольшую крепость, еще недавно служившую охотничьим домом для клана Катои. Туда должен был отправиться Минору в сопровождении верных ему самураев, слуг и наложниц.
После смерти Юкки Минору очень осунулся и ходил мрачнее тучи. Правда, как истинный самурай, он всегда был вежлив и любезен, много тренировался и выполнял все то, о чем просил его Ал, но… а это было заметно за многие ри, сын страдал без Юкки, впадая в уныние всякий раз, когда взор его наталкивался на садик жены, когда в горах вдруг распускались ее любимые цветы или служанка закалывала волосы подаренным Юкки гребнем. Все в замке Ала и в доме Минору напоминало ему о былом счастье, так что он должен был уехать хотя бы для того, чтобы немного развеяться.