Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 38

— Раз убийца заранее знал, что Баня не будет дома, — вступил в разговор Дао Гань, — это должен быть кто-то, кто хорошо с ними знаком. Е Дай мог бы перечислить нам всех друзей своей сестры, ведь они с ней были очень близки.

— Допросить Е Дая необходимо в любом случае, — ответил судья Ди, — ведь то, что тебе сказали в игорном доме, само по себе требует расследования. И я лично расспрошу у Бань Фэна обо всех их друзьях и знакомых. Теперь перейдем к делу Ляо Лень-фан. Дао сообщил его друг-торговец, что Ляо Лень-фан тайно посетила дом свиданий для встречи с неким молодым человеком. Очевидно, что это тот же самый дом свиданий, который назвал сводник. Через несколько дней к Ляо Лень-фан подходит на рынке какая-то женщина, что-то ей сообщает и тут же уводит ее. Что она могла ей сказать? Очевидно, что ее ждет ее любовник. Но мы можем лишь гадать, какую роль в этом играл человек в татарском капюшоне.

— Понятно, что это не к нему девушка шла на свидание, — задумчиво сказал десятник Хун. — Торговец описывал Дао Ганю стройного молодого человеке, а немой мальчик говорил, что этот высокий и полный.

Судья кивнул, соглашаясь. Некоторое время он молчал, задумчиво водя пальцами по бакенбардам, а затем продолжил свою мысль:

— Как только Дао Гань рассказал мне о тайном свидании Ляо Лень-фан, я послал старосту в рисовую лавку нашего друга, чтобы тот пошел с ним на рынок и показал дом. После этого начальник должен был зайти к Чжу Да-юаню и вызвать в суд Ю Гана. Хун, сходи посмотри, не вернулся ли он уже!

Хун вышел и вернулся через минуту.

— Дом, где была Ляо, — отрапортовал он, — это действительно дом свиданий рядом с «Весенним ветерком». Соседи говорят, что хозяйка умерла позавчера, а единственная служанка уехала к себе в деревню. Соседи еще говорят, что в доме творились странные вещи, что по ночам часто оттуда доносился шум, но они почитали за лучшее делать вид, что не замечают. Когда пришел староста, дверь была открыта. Дом был обставлен очень хорошо, лучше, чем можно ожидать. С момента смерти хозяйки туда никто не заходил, и никто пока не заявил на него прав. Староста произвел опись имущества и велел опечатать двери.

— Опись, значит, произвел, — откликнулся судья. — Подозреваю, что часть имущества сейчас перейдет в его собственный дом. Что-то мне не нравятся эти его всплески энтузиазма… Очень жаль, что хозяйка скончалась именно сейчас, теперь нам никто не расскажет, что за любовник был у Ляо Лень-фан. Да, Ю Ган здесь?

— Ждет у охранников, сударь, — ответил десятник Хун. — Я схожу за ним.

Хун привел Ю Гана, и судья отметил, что у обычно цветущего юноши сейчас бледный, нездоровый вид. Губы его подергивались, руки дрожали, и он ничего не мог с собой поделать.

— Садитесь, Ю Ган, — пригласил судья Ди. — Наше расследование продвигается вперед, и сейчас нам нужно побольше узнать о вашей невесте. Скажите, как долго вы знакомы?

— Три года, ваша честь.

Брови судьи в удивлении поползли вверх.

— Древние говорили, что если между юными возникает приязнь, для них лучше всего сочетаться браком, как только они достигнут соответствующего возраста.

Ю Ган густо покраснел и торопливо ответил:

— Господин Ляо очень привязан к дочери, ваша честь, и ему было бы тяжело расстаться с нею. Мои же родители, живущие далеко на Юге, просили господина Чжу распоряжаться моей судьбой от их имени. Я жил у господина Чжу все это время. Он боится, и я могу это понять, что если я обзаведусь собственной семьей, я перестану быть полностью в его распоряжении. Он был для меня вторым отцом, ваша честь, и я просто не мог настаивать, чтобы он позволил мне жениться.

Судья Ди не стал ничего комментировать и просто спросил:

— Как вы полагаете, что могло случиться с Лень-фан?

— Я не знаю! — закричал юноша. — Я думаю об этом все время, мне так страшно…

Судья молча смотрел на Ю Гана. Тот сжал руки так, что они побелели; по щекам его медленно сползали слезы.

— Скажите, — внезапно спросил судья, — а вы не боялись, что она убежала с любовником?





Ю Ган изумленно воззрился на судью и, невольно улыбнувшись сквозь слезы, ответил:

— Нет, ваша честь, нет! Этого просто не могло быть, я вам ручаюсь!

— В таком случае, — печально сказал судья, — у меня для вас плохие новости, Ю Ган. За несколько дней до своего исчезновения Лень-фан посетила дом свиданий на рынке, где встретилась с молодым человеком.

Ю Ган побледнел. Лицо его стало пепельного цвета, он посмотрел на судью расширившимися глазами и внезапно закричал:

— Это конец! Наша тайна раскрыта!

Он разрыдался и забился в конвульсиях. Повинуясь незаметному знаку судьи, десятник Хун поднес ему чашку чаю, и юноша осушил ее одним глотком. Ему стало легче, и он продолжал уже почти нормальным голосом:

— Ваша честь, Лень-фан покончила с собой, и я повинен в ее смерти!

Судья тяжело откинулся на спинку кресла и, медленно поглаживая бакенбарды, сказал:

— Объяснитесь, Ю Ган!

Юноша с трудом овладел собой и начал:

— Примерно шесть дней тому назад Лень-фан пришла со своей воспитательницей в дом Чжу Да-юаня, чтобы передать письмо от матери для его старшей жены. Та принимала ванну, и им пришлось подождать. Лень-фан вышла в сад, и там я ее увидел. Моя комната расположена в той части дома; я уговорил ее подняться ко мне… И после этого мы несколько раз тайно встречались в том доме, на рынке. Ее воспитательница заходила в лавочку, которой владеет какая-то ее подруга, и не возражала, чтобы Лень-фан гуляла по рынку одна, пока они болтали. Последний раз мы с Лень-фан встретились за два дня до ее исчезновения.

— Так это вас видели около того дома! — вырвалось у судьи.

— Да, меня, ваша честь, — пролепетал Ю Ган. — В тот день Лень-фан призналась мне, что беременна. Она была в ужасе, потому что наша связь немедленно стала бы известна. И я тоже был в панике, ведь я знал, что после этого господин Ляо выгнал бы дочь из дому, а меня господин Чжу отправил бы к родителям. Я пообещал Лень-фан, что сделаю все возможное, чтобы вымолить у господина Чжу согласие на брак, и Лень-фан тоже решила поговорить со своим отцом. Я пришел к своему хозяину в тот же вечер, но он и слышать ничего не хотел. Он кричал на меня, называл меня неблагодарной скотиной и плутом. Я тайком отправил Лень-фан записку, в которой рассказал о своей неудаче и просил как можно скорее поговорить с отцом. Бедняжка, очевидно, пришла в полное отчаянье и покончила с собой. Она бросилась в колодец. И я, я один, в ответе за ее смерть! О, горе мне!

Ю Ган снова разрыдался. Через некоторое время прозвучал его прерывающийся голос:

— Эта тайна давила на меня все эти дни; каждую минуту я боялся, что найдут ее тело. И когда пришел этот ужасный человек, Е Дай, и сказал, что видел, как Лень-фан входила ко мне в комнату, я дал ему денег, чтобы он только молчал. Но ему было мало, и он явился снова! Он стал приходить каждый день. Сегодня он снова пришел…

— Как он узнал о вашей тайне? — прервал его вопросом судья.

— Нас выследила Лю, старая служанка Чжу. Когда-то она служила в доме Е и нянчила маленького Е Дая. Видимо, это она рассказала ему о том, что видела нас, когда они разговаривали в коридоре около библиотеки, — Е Дай ждал Чжу, чтобы поговорить о какой-то сделке. Е Дай клялся мне, что больше старуха никому ничего не скажет.

— А сама она не приходила к вам? — спросил судья.

— Нет, ваша честь. Но я хотел сам поговорить с ней, чтобы убедиться, что она будет молчать. Однако найти ее мне до сегодняшнего дня не удалось. — Заметив удивленный взгляд судьи, Ю Ган пояснил: — Мой хозяин разделил дом на восемь частей, не сообщающихся друг с другом. В каждой части своя кухня и своя прислуга. Главную часть занимает сам господин Чжу со своей старшей женой, там же находятся его кабинет и моя комната. Остальные части дома принадлежат его женам. За слугами следят, им строго запрещено ходить в чужие помещения, так что в доме, как видите, ни с кем из них просто так не поговоришь. Но сегодня утром я встретил Лю около кабинета хозяина, когда выходил оттуда после разговора о денежных расчетах с крестьянами. Я быстро спросил Лю, что она сказала Е Даю про меня и Лень-фан. Она притворялась, что вообще не понимает, о чем я говорю. Я понял, что она все еще верна старому хозяину… — Ю Ган остановился. — Но теперь уже не важно, сохранит ли она секрет, — прошептал он.