Зомби

Это меня воодушевило. Он вовсе не такой лопух, каким кажется. Но достаточно ли он хорош, чтобы провести человека, поднимающего из могилы мертвецов?

На этот вопрос я не знал ответа. Не оставалось ничего, кроме как ждать. Ждать и отдыхать. Отдыхать и спать.

В комнате было темно. Ночь входила ко мне через окна. Я поднялся и задернул занавески. Я не хотел этой ночи. В ней было слишком много всего, способного причинить мне вред. Полиция, сыщики, Варек и ходячие мертвецы. Пусть будет лучше персональная темнота этой комнаты, персональная темнота за закрытыми веками. Темнота для сна.

Темнота для сновидений…

До чего странных людей встречаешь во сне! К примеру, этого негра. Он был обыкновенным гражданином, как сотни тысяч других чикагцев из Саут-сайда. Он ехал в надземке, и я ехал в надземке, держался за поручень рядом с ним.

Я не обратил бы на него внимания, если бы не одна маленькая деталь.

Он был мертв.

Да, он был мертв. Когда вагон дернулся, он завалился на меня, и я увидел закатившиеся белки его пустых глаз, ощутил холод, эбонитовый холод его черной кожи, и понял, что он мертв. Черный труп, держащийся за поручень в надземке.

Я знал, что он мертв, а он знал, что я знаю. Потому что он улыбнулся. И изнутри него зазвучал глубокий бас, из недр его пустой могилы, его фальшивой, опустошенной могилы, и бас произнес:

— Не смотри на меня. Потому что я не один такой. Здесь таких полным-полно. Очень много. Оглянись!

Я оглянулся. Я смотрел в проход дергающегося вагона и видел их, узнавал их. Некоторые из пассажиров, конечно, были живыми, и я мог определить это с одного взгляда. Но были и другие. Очень много других. Покойных. Других, с неподвижным холодным взглядом. Тех, кто не разговаривал. Кто сидел в одиночестве. Кто старательно избегал прикосновения к своему телу. Они были бледными, окоченелыми, мертвыми.

Большинство мужчин были в своих лучших костюмах, потому что именно так их одели в погребальных конторах.

Большинство женщин были покрыты толстым слоем пудры и румян, потому что так их загримировали похоронных дел мастера. О, я узнавал их. А негр дотронулся до меня ледяными пальцами и одарил улыбкой, в которой не было ни веселости, ни злобы, вообще никаких эмоций.

— Зомби, — сказал он. — Вот как мы называемся. Зомби. Ходячие мертвецы. Ходячие, болтающие мертвецы. Мы ходим и разговариваем, потому что так велел Человек. Человек. Большой Человек Буду.

— Варек! — произнес я.

Вагон снова дернулся. Фонари погасли. Что-то случилось с электричеством. Может быть, оттого, что я назвал имя.

Черный мертвец считал, что именно из-за этого. Все, что я видел в темноте, — белки глаз и сверкающую белозубую ухмылку.

— Ты пришел и назвал его имя! — загромыхал он.

И все мертвецы во всех вагонах застонали и забормотали:

— Он назвал его имя!

Внезапно вагон дернулся особенно сильно, и я понял, что поезд сошел с рельсов, полетел над ними. Трупы приливными волнами накатывали на меня, и все мы вертелись, переворачивались, падали, падали…

Я приземлился. Предполагается, что вы должны проснуться, перед тем как приземлитесь, но со мной этого не произошло. Потому что я упал слишком глубоко. Вагон разбился где-то в канализации. Я не пострадал. Меня выбросило из вагона. И я пополз в темноте, где не сверкали белые глаза и белые зубы. На этот раз сверкало что-то красное. Крошечные красные огоньки.

— Крысы, — сказал я себе. — Крысиные глаза.

— Да, мы принимаем вид крыс. И еще летучих мышей. И разных других тварей. Но только мы не животные. И больше уже не люди. — Этот голос у меня в голове звучал мягко, но повелительно. — Нас называют обычно вампирами!

Я не видел ни говорящего, ни остальных, но я слышал, как их щебечущие смешки раздаются вокруг, делаются все громче, превращаются в металлический грохот, который эхом отдается от стен канализации.

— Вампиры. Он поднял нас из мертвых, он сотворил нас. В большой церкви на Дивижн-стрит отец Станиславус заклеймил нас именем Господним. Но только нам все равно. Он жирный и старый, этот священник, и он умрет. А мы никогда не умрем. Мы бродим по ночам, мы пируем, и мы владеем всем подземным миром.

Вмешался еще один голос:

— Ведь так оно под всем городом, разве ты не знал? И под каждым городом. Всегда найдутся места, где можно спрятаться, если ты достаточно умен. Можно перебираться по туннелям с одного места на другое, приходить и уходить когда пожелаешь, и никто не догадается. Никто не увидит. Никто не услышит. Можно поднять крышку канализационного люка, утащить к себе, что пожелаешь, а остатки выбросить наружу. О, все так хитро устроено и действует безотказно, и за все это мы благодарим Хозяина.

Я кивнул:

— Вы имеете в виду Варека?

При этих словах они завыли, и от звука моя голова едва не разлетелась на половинки, когда эхо отдалось от металлических стен. Они выли, а затем принялись подбираться ко мне в темноте, но я побежал. Я бежал и шел вброд, полз и плыл по сточным водам и грязи, выискивая отверстие, выискивая пятно света, выискивая лазейку из нижнего мира смерти и темноты.

Я нашел ее, нашел наконец. Круглую металлическую крышку над головой, ведущую к спасению. Спасению и прохладной тьме погреба. Проблеск света вывел меня на лестницу и к двери наверху. Я вышел в кухню, прошел прямо к спальне и заглянул в замочную скважину.

У постели сидел Эдгар Аллан По и делал странные жесты худыми белыми руками. Ему помогали двое врачей, и все они не сводили глаз с призрака, лежавшего на кровати, изможденного, похожего на скелет существа, которое смотрело с подушки блестящими остекленевшими глазами.

У пациента были светлые бакенбарды и никак не вяжущаяся с ними черная шевелюра; несмотря на вроде бы осмысленный взгляд, он должен был быть мертв, и это было бы даже правильно.

Однако По взмахнул руками, приказывая спящему проснуться, и, пока я смотрел, тот проснулся.

Вопли "Мертв! Мертв!" сорвались с языка, но не с губ страдальца, и все его тело сейчас же, за какую-то жалкую минуту или даже меньше, съежилось, расползлось, разложилось прямо на глазах. На кровати перед всей честной компанией оказалась полужидкая омерзительная гниющая масса.

После чего я, крича на бегу, помчался прочь от дома господина Вальдемара.

Но куда бы я ни бежал, всюду были мертвецы.

Но не смог воскресить Вальдемара. Зато Варек мог. И воскрешал. В своем сне я видел доказательства. Я бродил по улицам Чикаго и узнавал лица. Вот неулыбчивый привратник с жестким ртом, стоящий перед дверью богатого отеля "Золотой берег", он мертв. Черноволосая девушка на коммутаторе в здании "Мерчандайз март", та, которая произнесла: "Пожалуйста, назовите номер", совершенно механическим голосом, она тоже марионетка Варека. Был еще лифтер в Музее имени Филда и три человека, которые работали в ночную смену на большом металлургическом заводе рядом с аэропортом Гэри. Один из пожилых окружных сержантов в Гарфилд-парке был ходячим мертвецом, и даже его жена этого не подозревала. Зато сам сержант не подозревал, что его капитан тоже кадавр, и ни один из них не знал тайны одного из судей округа Кук.

Покойники, их были многие сотни. Может быть, тысячи. Потому что Чикаго не единственный город в мире, а Варек побывал всюду.

Сначала я шел, затем побежал. Потому что не мог больше терпеть, не мог видеть эти лица, эти пустые глаза. Мне было невыносимо сносить толчки от мертвецов на многолюдном Лупе. Я побежал и бежал, пока не оказался в доме Большого Ахмеда, кинулся к двери спальни, распахнул ее, забрался в кровать, снова оказавшись рядом с самим собой и зная, что наконец-то спасен, потому что я здесь, пробудился, возвращаясь в реальный мир, где по-прежнему ходили мертвецы!

"Они обладают и другими возможностями".

Кто это мне сказал? Сам Варек из тела покойного бармена. Другие возможности. Такие как левитация — способность перемещаться по воздуху, влетать в расположенные высоко над землей окна…