Серебряная корона

— Есть у него родственники? — спросил Хартман, и Мария очнулась от своих мыслей.

— У него есть жена, я говорил с ней по телефону, — отозвался Арвидсон очень серьезным тоном. — Нам нужно съездить к ней. Она живет в Эксте. Сможешь найти туда дорогу?

Трюгвесон сощурился от солнца, поднял бумажный стаканчик с кофе на уровень глаз и пожалел, что не взял молока к кофе.

— Могу показать на карте. Ничего сложного.

Мария насмешливо переглянулась с Хартманом, когда Трюгвесон пошел и заказал еще один бигмак. Он взял его с собой, чтобы съесть по пути в Управление полиции. Вега бы оценила, подумала Мария.

— Когда здание нашего управления только-только покрасили, оно было ярко-синим, как медный купорос, прямо светилось. Но теперь выцвело. Совсем как я: — Он провел рукой по бритой голове. — Все изменилось. Не стало уважения. Даже сопляки-стажеры позволяют себе повышать голос.

— На них можно смотреть и как на новый ресурс, — заметила Мария и встретила сердитый взгляд Трюгвесона. — Скажем, они лучше нас знают свежие изменения в законодательстве. Можно ведь учиться друг у друга.

— Какая чушь, — сказал Трюгвесон и сплюнул на тротуар.

Глава 11

Медленно змеящуюся автомобильную пробку они увидели издалека. Мигал желто-оранжевый сигнальный маячок. Перед местом, где велись дорожные работы, машины останавливались, чтобы пропустить встречный поток. Двое мужчин в светоотражающих робах раскатывали рулоны минерального полотна.

— Неужели обязательно ремонтировать дорогу в разгар туристского сезона? — проворчал Арвидсон и поднял оконное стекло, чтобы не дышать дизельным выхлопом.

— А не проверить ли, что у них там за дизель в баке, все равно стоим и ждем? — Эк вылез из машины, не ожидая ответа Арвидсона. Тот застонал вслух. Все знали, что Эк не выносит бездействия, иногда это его свойство оказывалось даже полезным. Однако сейчас Арвидсону хотелось бы другого напарника. Было жарко, короткая ночь осталась позади, и хотелось мысленно подготовиться к встрече с Моной Якобсон.

— Я останусь здесь.

Арвидсон видел, как Эк, подойдя к экскаваторщику, принялся жестикулировать и показал служебное удостоверение.

Пробка на встречной полосе редела. Взревели моторы, кто-то нажал на клаксон. Арвидсон тихо выругался и съехал на обочину.

— Там все в порядке!

— В самом деле? — Арвидсон изобразил попытку выйти из машины.

— Все нормально. Дизель «зеленый», документы в порядке.

— Отлично.

— А сам экскаваторщик — из Эксты, он как раз сосед женщины, к которой мы едем.

— И что?

— Он сам это сказал, когда я расспрашивал его, как проехать.

Арвидсон вел машину по прибрежной дороге в сторону Эксты, все больше раздражаясь. Его настроение не улучшало и то, что идущие впереди машины как одна притормаживали около щитов с надписями «Мед» и «Блошиный рынок», а затем резко тормозили и сворачивали налево, в лучшем случае мигнув поворотником.

— Туристы! — ворчал Арвидсон сердито. Эк смеялся.

Мона Якобсон сняла кофейник с плиты и подождала, пока гуща осядет. Благодарная за каждую секунду, когда можно отвернуться, не глядеть полицейским в их серьезные, пристальные глаза. Цифры на стенном календаре плясали у нее перед глазами, как мухи. Сегодняшнюю дату ей никогда не забыть. Листок календаря на этот месяц украшал снимок Улофа на коне, в рыцарских доспехах — «Зеленого Рыцаря Золотого Меча». Он сидел с опущенным копьем и в полном вооружении на кровной английской лошади, летящей по ристалищу. Календарь с фотографиями достался Моне в подарок на Рождество. И это был единственный подарок, который она получила. Большую часть снимков Улоф сделал сам. Сегодня воскресенье. Теперь бы ей самое время заплакать, но она не могла.

— Вильхельм когда-нибудь говорил о самоубийстве? — спросил высокий рыжий полицейский, который представился Арвидсоном.

Мона медленно повернулась к нему, стараясь отвечать не спеша, как будто раздумывая над ответом. Лучше бы заплакать, тогда и отвечать не надо, по крайней мере сегодня.

— Да, — сказала она и вздохнула. Ей показалось, что получилось печально.

— Не могли бы вы рассказать поподробнее?

Моне нравился его голос, спокойный и вежливый. Арвидсон был не опасен. Он — ее партнер в драме о почтенной вдове и ее скорби.

— Все началось исподволь, — ответила она. — Его ничего не радовало. Он не хотел ходить в гости, чувствовал себя усталым и ненужным. Начались проблемы со сном и потенцией. — Мона вычитала признаки депрессии из популярного еженедельного журнала на работе, который в обед брала почитать у уборщицы. Каждую неделю в нем был очередной тест типа «Перегорел ли ты на работе?» Нужно было отвечать на вопросы, ставить крестики, а потом считать очки. На предыдущей неделе тест был: «Ты и твой партнер, подходите ли вы друг другу?» А еще раньше: «Какой способ уборки дома подходит тебе больше всего?»

Мона лихорадочно соображала: ответила ли она полицейским как нужно? Довольны ли они? Ей казалось, что тот, поменьше ростом, стриженный ежиком, смотрел на нее подозрительно, и на всякий случай добавила, что у мужа был плохой аппетит и порой приступы необъяснимого чувства вины.

— Когда муж ушел из дома, вы не спали? — Тип с ежиком на голове смотрел ей прямо в глаза. Его звали Еспер Эк.

— Нет. Мне надо было сделать ему завтрак.

В этом с ежиком было что-то неприятное. Ей не нравилось, что он все время ерзает на кухонном диване и крутит шариковую ручку между пальцами. Тот, другой, сидел неподвижно, несколько ссутулившись. У нее руки так и чесались дать этому Эку подзатыльник. Пусть тихо сидит! Отец в детстве обычно говорил ей: «У тебя что, шило в заднице?» — прежде чем стукнуть и прикрикнуть: «Сиди тихо, засранка!»

— Вы помните, что на нем было, когда он ушел из дома?

Мона налила кофе Арвидсону, соображая, что же сказать. По правде говоря, на Вильхельме были синие джинсы и голубая в клеточку рубашка с короткими рукавами, но в дорогу он бы так не оделся. Это подтвердит любой, кто его знал. Если она скажет: «Белая рубашка, коричневые брюки», то, если тело найдут, будут неприятности. Ну зачем ей это все! Она ничего не сделала! Вот если бы можно было взять пульт дистанционного управления и отключить этих полицейских! Рука дрогнула, и Мона пролила кофе мимо чашки. Сейчас Эк рассердится. Да это и понятно. Может, он сразу не покажет виду, но потом она от него получит! Кофе из блюдечка пролился на клеенку. Эк тут же отпрянул в сторону. Моне подумалось, что он внутренне был готов к этому маневру, с самого начала, как только пришел. Как будто знал, что она не сможет налить кофе точно в чашку. Не пройдет теста.

Эк повторил:

— Вы помните, что было на нем? Посмотрите в шкаф — сразу вспомните!

Вот, началось. Сейчас он ее прямо-таки обвиняет. Мона собралась с духом и ответила тихим голосом:

— Я не знаю. Когда люди долго живут вместе, то не замечают, как другой одет. Не думаю, что он бы смог сказать, что надето на мне. — Он и правда этого никогда не замечал, подумала она, ставя на стол поднос с выпечкой. Грех жаловаться — тут тебе и кекс, и корзиночки с миндалем, и миндальное печенье, и булочки с шафраном, разумеется.

— Он обращался к врачу с этими симптомами? — спросил Арвидсон.

— Он бы никогда не пошел к врачу! — Это она могла сказать точно. Говорить правду было приятно, пусть даже такую маленькую.

— У него есть проблемы с алкоголем? — продолжал рыжий.

Мона задумалась.

— Да, он любил приложиться к бутылке.

— Мона! Мона! Где кофе? Почему не несешь?

— Прошу прощения. Это отец. Он на верхнем этаже, — сказала Мона.

Эк передвинул свою чашку на середину стола.

— Можно с ним поговорить?

Этого только не хватало! И почему Ансельм, как обычно, не уснул после обеда? Еще бы часик, и они бы ушли. Что он может рассказать? Мона понимала, что ее загнали в угол. Усталость сжимала лоб как железный обруч. Она попыталась все-таки сосредоточиться, важно, чтобы голос ее не выдал. Но все равно она говорила слишком быстро и пискляво и, почувствовав, как это фальшиво звучит, покраснела.