Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 56



— Ван Дэйлер, — сказал Сэмми. — Это голландская фамилия.

— В самом деле? Ван Дэйлер… — Хьюго украдкой посмотрел на меня. Невероятно, Элис рассказала. Вот добрая душа, ты не рассказывала сыну байки о погибшем герое-отце. — Ван Дэйлер, — задумчиво повторил Хьюго. — Нет. Нет, вряд ли мы встречались.

— A-а.

— Что о нем говорила мама?

— Ничего.

— У меня есть револьвер, — выдавил я.

— Правда?! — восторженно вскрикнул мой сын.

— Ага.

— Покажешь?

Тут в разговор вступил еще один человек. Тот, кто вошел в соседнюю комнату через парадную дверь и позвал тебя. Мы дружно обернулись на голос, но увидели только пустой коридор. Низкий смех, чудо, бледная копия старого воспоминания, в третий раз я впервые услышал ее голос: «Эй, Сэмми, я дома, ты не поверишь, что я видела…»

Она вошла в комнату. Перед моими глазами замелькало столько звезд. Столько лет, столько миль. Дыхание сбилось. Я видел только карие прожилки в радужке ее покрасневших глаз. Неужели это и правда была ты? Моя бумажная девочка, отложенная в карман на полвека и теперь развернутая передо мной. Твои глаза, распахнувшиеся от удивления и надежды, смотрели не на меня.

— Привет, Элис, — сказал Хьюго, и его простое старое лицо озарила улыбка.

Ее рука потянулась к сердцу. Каждый из нас — чья-то любовь всей жизни.

Мы остались на обед и в процессе неспешной беседы, свойственной старикам, было решено, что мы переночуем у Элис.

— Отель? Решительно нет, — заявила Элис, помотав головой и нахмурившись.

— Но это нелепо, Элис. Мы не можем остаться.

— Вы — давние друзья.

— Соседи…

— Мне плевать, что подумают соседи! — расхохоталась Элис, а затем чудеса продолжились: она повернулась ко мне. — Не слушай папу. Мой дом — твой дом, малыш Хьюго.

Она погладила меня по голове, нежно заглянула в глаза и ничего не вспомнила.

Меня отправили в комнату Сэмми листать комиксы, пока взрослые любовались закатом. Разумеется, мы даже не притронулись к комиксам, а принялись изучать скудную коллекцию фривольных картинок. Сын так ею гордился, а я так натурально восхищался. Затем он выложил передо мной нежнейший натюрморт, какой только можно представить, показал все свои сокровища: две дюжины самых обыкновенных марок, абсолютно круглый камешек, оловянный саркофаг царя Тута Резорта, механическая копилка, в которой клоун бросал монетку в пасть льва (что было продемонстрировано на моем пенни), три розовые ракушки, бейсболка, перчатка и вырезанная из журнала фотография Клары Боу. Мы сидели и перебирали сокровища минут десять. Потом мой сын спросил, не хочу ли я поиграть в его конструктор. И стоило разложить на кровати металлические детальки, как диковинки тут же оказались забытыми.

Я сказал, что никогда раньше не видел конструктора, на лице Сэмми появилась гримаса восторженного удивления. Я узнал это лицо и поразился: ну вылитая Элис в девичестве! Какое странное маленькое наваждение в этой странной маленькой комнате. Интересно, подожди я еще немного, заметил бы в Сэмми свои привычные жесты? И тут из открытого окна донеслись тихие голоса. Я выглянул и прислушался, скрытый завесой плюща. Два голоса, довольно тихих, выплывали из сада.

— Коляска с четверкой лошадей, — говорил мужчина.

— Точно, — вторила женщина.

— Газовые лампы.

— Само собой, — рассмеялась она. — И турнюры.

— Вудворде-гарден.

Мой старый друг и моя старая любовница беседовали в полумраке. Они развлекались печальной игрой: называли то, что безвозвратно исчезло. Я был счастлив, что сумел проникнуть в жизнь моего сына, увидеть его сокровища и родное лицо, желавшее завоевать мое уважение; счастлив оттого, что стал ему ровесником! Однако в то же время я страдал, поскольку не мог сидеть в саду и вместе со взрослыми перебирать события на пыльном чердаке прошлого. Хьюго в бархатном костюме, Элис в оригинальной шляпке, старый Макс в зеркале. И все остальные, такие, какими мы были прежде.

— Ты скучаешь по тем временам, Элис?

Я не расслышал ответа и высунулся в окно.

Сэмми дергал меня за рукав:

— Давай так: я смастерю лодку, понимаешь, ты тоже сделаешь лодку, и будем пускать их наперегонки по кровати, она будет рекой, понимаешь.

Я понимал. Там под окном, скрытые желтыми цветами и одуревшие от жары, двое стариков сидели на железной скамейке. И я выглядел бы таким же, как они, подчиняйся мое тело законам времени.

Я поджидал Хьюго в его комнате.

— Как она?

Ты заснул, Сэмми, а я, слишком старый для раннего сна, выжидал, пока твое дыхание успокоится и я смогу выскользнуть. Сначала я прислушивался к бормотанию взрослых, однако, ничего не разобрав, я пришел сюда — в швейную комнату, подготовленную для Хьюго. На столе виднелась ткань для новых занавесок и готовый фартук.





Мой друг с улыбкой снял пальто. Мы не включали свет — за окном сияла яркая луна.

— Привет, Макс. Я думал, ты спишь подле Сэмми.

— Он уже давно заснул.

— Каково это, встретиться с ним? — шепотом спросил Хьюго.

Я теребил полы пижамы, а Хьюго начал раздеваться.

— Странно. Поразительно. Даже не знаю. Мне придется привыкать. Он уверен, будто станет кем-то великим. Еще не решил кем, но точно знает, что великим. Не такими я представлял себе маленьких мальчиков. Да и сам таким не был.

— Ты вообще не был маленьким мальчиком, Макс.

— Я пытался. Расскажи про Элис. Она очень изменилась?

— Сложно сказать. В последний раз мы общались, когда ей исполнилось… шестнадцать, да?

— Четырнадцать.

— Боже, как давно.

— Она очень изменилась?

— Сложно сказать, я помню ее как человека, который вечно рассказывает о своих мыслях, задает вопросы и, по-моему, совсем не ждет ответа. Элис просто меняет тему разговора. Эти черты она сохранила. К тому же она немного мечтательна, постоянно смотрит в небо, а ее мысли витают где-то далеко-далеко.

— Да. Она не изменилась — значит, я все-таки не сломил ее дух.

— Вы говорили обо мне?

— Я не рассказывал ей…

— Я имею в виду себя как ее мужа. Или домовладельца. Она что-нибудь сказала?

— Я говорил о тебе как о своем сыне. Сказал, что ты — негодник. Эгоистичный и хитрый, мол, намного умнее остальных детей. Сказал, что ты плохо вписываешься в компании и любишь проводить время со мной. На кухне мы сражаемся в дурацкие словесные игры и пьем жидкий кофе. Сказал о нашем путешествии и о том, как ты каждый раз занимал кровать поближе к ванне, чтобы сбежать, если нападут грабители. И что ты ненавидишь вяленое мясо. Сказал, что пытался научить тебя водить машину, а ты разбил боковое зеркало.

— Это я и Сэмми рассказывал. Славно ты меня приложил.

— Так надо было. Я сказал, что девчонки в школе бегают за тобой табунами. Что ты любишь книги. Я сказал, что ты ей понравишься.

— Спасибо, Хьюго.

— H-да уж, — хмыкнул он.

Хьюго отвернулся и снял кальсоны. Морщинистая старческая кожа. Когда в последний раз он пылал от страсти? Хьюго, оступаясь, натянул пижаму. В доме стояла тишина, абсолютная тишина, за окном по ровному беззвездному небу плыла луна. Пора.

Я сказал ему то, что Хьюго и сам прекрасно понимал. Ему придется как можно скорее уйти.

— Я сказал ей, что ты не любишь свеклу, а Элис сообщила, что Сэмми тоже ее ненавидит, — не оборачиваясь пробормотал мой друг.

— Хьюго.

— Я не хочу сейчас это обсуждать.

Я сказал, что все обдумал и Хьюго следует уйти на рассвете.

— Давай подождем.

— Уходи, пока они не проснулись. Я положил тебе в сумку немного денег. Они завернуты в носок, не потеряй.

— Хотя бы не завтра, Макс. Я не могу.

— Мы ведь уже все обсуждали.

— Я не могу.

— Ты обещал.

Тогда Хьюго поделился своим планом. Мы должны уехать вместе. Прямо сейчас, просто взять вещи и сесть в «крайслер», дремавший на другой стороне улицы, и тихонько укатить из этого жуткого места.