Евангелие от змеи

Конрад -—смуглый загадочный красавец (мерзавец ухитрился сохранить все волосы на голове!) —сообщил Марку, как сильно он восхищается работой журналистов "EDV":

—Вам единственным в мире печатных СМИ удалось сберечь душу —и это несмотря на жуткое давление рекламщиков!

Шарлотта, не боясь греха, шумно поддержала его.

Архитектор, конечно, читает и другие газеты, но полностью он доверял только журналистам "EDV",ибо они, и только они, воистину независимые "последние рыцари свободомыслия" (судя по всему, Конрад очень гордился этой формулировкой!).

—Впрочем, в архитектуре дела обстоят точно так же, —продолжал он. —Мало кто из нас не испытывает на себе давления крупных консорциумов, даже самые мощные и уважаемые фирмы. Творческую мысль очень легко держать в узде —достаточно урезать инвестиции и ассигнования. Теперь, затевая какой-то проект, приходится мыслить в международном масштабе: Япония, Корея, Тайвань, Китай, Штаты, Австралия... Все приводится к общему знаменателю, из-за —уж простите за резкость! —этого сраного унифицирования невольно скатываешься на банальности, вкус становится вульгарным, почти плебейским! Добавляешь чуточку местного колорита для поддержания иллюзии, но повсюду в мире торжествует эстетика нео... а вернее —ретросталинизма. А в кино разве не то же самое? Можно, по-вашему, сохранить свободу творчества в условиях почти тотальной копродукции?

Последний вопрос адресован толстяку-продюсеру, он взглядом умоляет о помощи свою тощую жену, но в конце концов решается и вступает в разговор:

—Ну, приходится признать, что, когда сценарий попадает в руки этим гре... я имею в виду заокеанских производителей, его уж так "подтягивают" и "утягивают"... куда там Кэт...

Убийственным взглядом писательница приказывает ему остановится.

—Я могу утверждать, что в литературе идут те же процессы, —мгновенно подхватывает она, желая сгладить жалкое впечатление от выступления тупого ничтожества, которое она только что имела несчастье представить как собственного мужа. —Издатели жаждут успеха любой ценой, вот и стригут всех под одну гребенку, для нового, оригинального практически не остается места.

Марк вспоминает название и сюжет романа ораторствующей дамочки — "Жанна, или Тайные пороки добродетели"— и спрашивает себя, в каком именно месте она закопала пресловутую оригинальность своей нетленки. Жанна д'Арк в ее книге —литературный клон Жюстины де Сад: девственница вербует офицеров в освободительную армию, используя в качестве "аргументов" собственную задницу, рот и руки. Этоона считает творческой новизной? А может, провокацией? Если не принимать во внимание оскорбленные вопли нескольких крайне правых критиков —эти жадные стервятники давно узурпировали "светлый образ" Орлеанской девственницы, —книжонку вяло похвалили только "рабы" крупных издательств.

Провякал что-то и обозреватель "EDV", пресмыкающийся перед издателями в надежде всучить им свое великое незаконченное (а скорее всего —и неначатое!) произведение.

—Везде одно и то же, —вступила в разговор Шарлотта.

От хорошего вина —боже, с какой серьезностью она его пробовала! —у нее горят глаза и щеки. Она просто мурлычет от удовольствия, бедняжка Шарлотта, она на верху блаженства. Ну еще бы —на ее ужине ведутся высокоинтеллектуальные беседы, а общество какое блестящее —сверкает почище елки, которую она поставила у себя в квартире ("Для тебя, мой зайчик, —сюсюкает она, —я-то ведь не праздную Рождество!"). Она не спускает глаз с лиц своих гостей —довольны или нет? Она надела короткое платье с глубоким вырезом —сиськи у нее небольшие, но крепкие, а главное —натуральные, не то что у Мод. У той силиконовое "богатство" просто вываливается из блузки —что поделаешь, пластическая хирургия у нас тоже калиброванная, "сталинистская", по меткому выражению архитектора.

Время от времени Шарлотта намеревается углубить дыру в бюджете, пополнив кассу клиники пластической хирургии. Во-первых, переделать нос —у нее это просто мания, потом —почему бы нет? —отсосать жир и убрать целлюлит, сделать подтяжки, ликвидировать противные складки... Особой нужды, конечно, нет, но каждая уважающая себя женщина просто обязана следить за собой и исправлять промахи матери-природы — такова позиция ее собственного журнала. Шарлотта проконсультировалась у одного из крупнейших хирургов-пластиков (его имя — уже гарантия успеха!), и он за десять тысяч евро разместил фотографию, адрес и телефон своей клиники на страничке ее журнала.

—Было бы хорошо, если бы "EDV" посвятила подборку материалов проблеме эстетической глобализации, —подает голос Конрад. —В конечном итоге это затрагивает все области нашей жизни.

"Интересно, —думает Марк, — эти его седые кудри —натуральные или нет?" Один облысевший коллега по "EDV"недавно клялся и божился в разговоре, что многие актеры и звезды шоу-бизнеса делали пересадку волос, "о некоторых ты бы и не подумал никогда, это точно...". Каждый утешается как может.

—Подборку такую же полную, как ваш материал о феномене Ваи-Каи, —не унимается архитектор. —Нужно время от времени открывать людям глаза на правду.

Внимание сотрапезников целиком переключается на Марка, словно будущее архитектуры, кино и литературы в целом зависит теперь от него одного. Услышав имя Ваи-Каи, он немедленно переносится мыслями на ферму в Лозере. Вспоминает горящий камин, в котором потрескивают дрова, и застывший, светлый, словно ледяной, силуэтженщины с черными глазами, в которых плещется мировая скорбь. По проходу между столиками движется бледной тенью официант, в спину ему внимательно смотрит метрдотель.

Марк закуривает, не обращая внимания на явное неодобрение на лицах силиконовой супруги архитектора и анорексичной писательницы. Шарлотта не следует его примеру, хотя от желания затянуться у нее даже ладони чешутся. Марк так и слышит, как она распинается на старой лестнице, ведущей к его квартире (сегодня вечером она будет ночевать здесь, на Иль-Сен-Луи, это намного ближе от Бастилии, чем ее дом в XV округе, она все предусмотрела, поручила заботу о Лабрадоре Гюгюссе подруге —"ее дочка обожает собак!"). "Только невежи в двухзвездном ресторане курят за едой! Тебе разве никто не говорил, что табак портит вкус вина и еды?" Конечно портит — особенно за завтраком на собственной кухне, что Шарлотта и исполняет — со вкусом и редким постоянством.

—Наша подборка о Ваи-Каи —продажное дерьмовое вранье.

Спокойствие, с которым Марк произнес эти слова, повергло компанию в прострацию. Над столом мгновенно повис арктический холод, заморозив лица, сковав движения его соседей. Лицо Конрада-кудрявого вытянулось, челюсть клацнула и отвалилась, едва не задев скатерть. Мод перестала наконец качать головой в знак согласия, от чего ее массивные серьги все время позвякивали.

("До чего же она похожа на Будду с этими оттянутыми мочками!" —подумал Марк.) Писательница откинулась на спинку стула, словно пытаясь закопаться поглубже в нору. А Шарлотта —простая душа! —явно мечтала, чтобы землетрясение или еще какое-нибудь стихийное бедствие спасло ее от надвигающегося кораблекрушения.

И только продюсер, казалось, неожиданно проявил интерес к ужину, который до этого мысленно сравнивал с провальным кастингом.

— В этих материалах не больше правды, чем в ваших бреднях о Жанне д'Арк, —продолжил Марк, глядя в упор на писательницу.

Она сидит неподвижно, только моргает презрительно накладными ресницами, как будто хочет отогнать назойливое насекомое. Глаза ее мужа, прикрывшего лицо ладонями, искрятся от удовольствия.

— И то и другое — не более чем миф: девственница, превращающаяся в шлюху, козел отпущения —человек, которого приносят в жертву во имя коллективных интересов. А я —"последний рыцарь свободомыслия", как вы меня назвали, — участвовал в охоте, чтобы не потерять работу. Чтобы сохранить тридцать тысяч месячной зарплаты и социальные блага. Чтобы сохранить ее (он кивнул на смертельно побледневшую Шарлотту) и по-прежнему иметь возможность забывать о двадцати пяти годах разницы в возрасте. Наконец, чтобы удержать при себе другую химеру —уверенность в собственном могуществе и вечной молодости.