Не могу забыть

— За Кларис, благодаря которой это стало возможным. — Видя, что Мона поджала губы и поставила бокал на стол, он тихо сказал: — Не сердись на нее. Кларис сделала это ради твоей пользы. Она считает, что так нужно.

— Она ошиблась! Ей следует думать о Рике.

— Скоро ты убедишься, что так оно и есть. Представь себе, что твой любимый, но упрямый ребенок носит в кармане вещь, способную причинить ему вред…

— Я могу причинить Рику вред только одним: уехав с другим мужчиной и бросив его в нужде.

— Похоже, она думает по-другому. Он уже имеет опыт неудачного брака. Что будет, если он снова женится на женщине, которую на самом деле вовсе не любит и которая не любит его?

— Но он любит меня.

— Это страсть, мания, что угодно, но только не любовь. Если бы это была любовь, привязанность или хотя бы просто взаимная приязнь, у такого брака были бы хоть какие-то шансы на успех. Мания рано или поздно пройдет, а что останется? Ничего, кроме пустоты…

Он говорил с жаром и убеждением, и Мона была вынуждена согласиться с ним.

И все же это ничего не меняет. Какое бы чувство к ней ни испытывал Рик, пока оно не умрет, она не сможет уйти от него. Пока он будет желать этого, она останется с ним.

Наступила долгая пауза. Мона сидела неподвижно как мраморная статуя.

Не сводя с нее глаз, Брет негромко сказал:

— Готов поклясться, что ты согласна со мной.

— Согласна.

Когда Брет продолжил, в его голосе прозвучала странная нотка:

— Но это ничего не меняет?

— Не меняет.

Не в силах усидеть на месте, он поднялся и начал расхаживать взад и вперед.

— У тебя еще есть время отвезти меня обратно, — негромко предложила она.

— Я так легко не сдаюсь… Что ж, если ты наелась, я сварю кофе, — блеснул зубами Брет в волчьей улыбке.

Он поставил посуду на поднос и отнес в дом. Тем временем Мона молча рассматривала сад.

Лунный свет обесцветил кусты и цветы. Все вокруг стало серебристым и нереальным.

Вернувшись с кофе, Брет спросил:

— Ты не хочешь вернуться в качалку? Там намного удобнее.

Мона предпочла послушаться. Учтивая форма дела не меняла: приказ оставался приказом.

Саркастическая улыбка Брета подтвердила ее правоту.

— Я вижу, ты научилась слушаться.

Кроткая Мона ощутила нестерпимое желание залепить ему пощечину, но удержалась.

Брет наполнил две чашки и одну из них протянул ей.

Молчание продолжалось до тех пор, пока чашки не опустели. Затем он поставил их на поднос, сел рядом и тихо, но решительно сказал:

— А теперь пришло время поговорить.

— Я повторяю еще раз: говорить нам не о чем.

— А я повторяю, что не согласен. Есть вещи, которые мне нужно знать. Вопросы, на которые я должен получить ответы.

— А если я не захочу отвечать? — заупрямилась Мона.

— У меня уйма времени. Могу подождать неделю-другую.

Понимая, что сила не на ее стороне, Мона сдалась.

— Что ты хочешь знать?

— Хочу понять, что тебя связывает с Хаббардом. Почему ты хочешь остаться с человеком, которого не любишь, с человеком, который может быть таким жестоким?

— Рик не жестокий… Это слово к нему не подходит.

Брет поднял руку Моны и начал рассматривать синяки на ее хрупком запястье.

— А как назвать человека, который оставляет такие следы?

— Рик не сделал бы этого, если бы ты не разозлил его.

— Он не должен был это делать в любом случае. Как он смеет вымещать свой гнев на тебе?

— Он не всегда был таким, — попыталась защитить его Мона. — Рик сильно изменился после аварии. Он очень страдал от боли, тревоги и отчаяния…

— Это мне понятно. Я не такое уж чудовище. Но ты тоже пострадала. Так почему он сделал тебя мальчиком для битья?

— Неправда! — возразила она.

— Не лги, — бросил Брет. — Я прекрасно знаю, как он с тобой обращается. Кларис многое рассказала мне. Еще до того как узнала, что мы с тобой знакомы.

— Ты нарочно познакомился с ней?

— Да, — легко признался он. — До меня дошли слухи, что с «ЛФГ» творится что-то странное. Начали поговаривать, что Хаббард стал затворником, а это на него не похоже. Потом я узнал, что он попал в какую-то аварию, и это дало мне пищу для размышлений…

Некоторое время я наблюдал за «Редстоуном» и к моменту переезда уже неплохо знал ситуацию. Но мне нужно было подобраться поближе.

Наиболее удобным объектом была его сиделка, поэтому я постарался познакомиться с ней. Я выяснил, что ее прежний пациент жил в Нью-Йорке, что здесь у нее друзей нет, и, когда у Кларис выдавался свободный час, неизменно приглашал ее выпить кофе и съесть булочку.

Это было нетрудно. Кларис милая и умная. Удивительно хороший человек… И очень предана Хаббарду, — добавил он. — У нас было несколько интересных бесед. Не хочу сказать, что она нескромная, но я задал несколько небрежных вопросов и получил на них красноречивые ответы. Читая между строк и восстанавливая то, о чем она умолчала, я составил четкую картину происходящего. И теперь не знаю только одного: почему ты миришься с этим?

— Если бы все было так, как ты говоришь, я действительно ушла бы.

— Так почему же ты этого не сделала?

— Потому что все не так. Рик временами бывает раздражительным и требовательным, но он не жестокий.

— Это дело вкуса. Я думаю, он лишил тебя свободы.

— По-твоему, он держит меня в цепях?

— Не потому ли ты выбираешься из квартиры только украдкой, без его ведома?

— Он очень болен и поэтому хочет, чтобы я все время была рядом. — Мона облизнула пересохшие губы.

— Чтобы ухаживать за ним?

— Не совсем… Ухаживает за ним Кларис. Просто ему нужно все время видеть меня.

— Чтобы ты не убежала? Похоже, он не слишком уверен в тебе. — Когда Мона не ответила, Брет сменил тактику. — Ты говорила, что работаешь дома, выполняя обязанности его личного помощника?

— Да.

— А жалованье он тебе платит?

— Нет, — призналась Мона и покраснела, вспомнив случай, когда ей пришлось занять несколько долларов у Кларис, чтобы купить одну интимную вещь.

— Но он кормит меня, обеспечивает жильем, причем роскошным, уговаривает покупать все, что мне хочется, и записывать это на его счет.

— А ты?

Секунду она молчала, а потом просто покачала головой.

— Почему?

— Это было бы несправедливо. Я ничего не даю ему взамен.

— Иными словами, ты не спишь с ним, а потому не хочешь тратить его деньги… Но ведь ты тратила бы их, если бы была его женой?

— Жена не невеста… Впрочем, я была бы счастлива, если бы такое положение продолжалось как можно дольше.

— Ты говоришь о независимости? Сомневаюсь, что он на это согласится. Вся его стратегия построена на том, чтобы сделать тебя зависимой…

Брет прав. Крыть нечем.

— И еще одна догадка. Похоже, тебе это не нравится.

— Не нравится, — лаконично призналась она.

— Не потому ли ты носишь то же платье, в котором была на памятном нам приеме в «ЛФГ»?

— В тот вечер ты почти не видел меня. Странно, что ты запомнил, в чем я была… — Мона тут же опомнилась и пробормотала: — Извини, я не хотела. Я знаю, что это от тебя не зависело.

— Черт бы все побрал! — внезапно взорвался он. — Если бы тогда я остался с тобой, все сложилось бы по-другому! И сейчас ты носила бы на пальце мое кольцо, а не его!

— Теперь ты веришь, что его деньги здесь ни при чем?

— Начинаю верить.

Затем настала долгая, тягостная пауза. В окно кухни билась огромная жирная бабочка, привлеченная светом. Глухие удары заставили Мону поморщиться.

Брет молча встал, приоткрыл дверь и выключил свет. Теперь веранду освещала только луна. Избавившись от роковой тяги, бабочка упорхнула.

— Спасибо, — пробормотала Мона. — Ты очень добр.

Брет снова сел и бесстрастно сказал:

— Не могу вынести, когда живое существо занимается самоуничтожением. Жизнь слишком драгоценная вещь, чтобы тратить ее понапрасну.

Конечно, он прав. И она тоже потратит свою жизнь понапрасну, если выйдет за человека, которого не любит. За человека, который не хочет детей. Но есть ли у нее выбор?..