Пресыщение

– Понимаю, – сказала Фон, по-прежнему нацеливаясь на Бертранда, – почему Кельвин Кляйн выбрал вас для рекламы новой линии мужского нижнего белья.

– Я не могу комментировать это, – ответил Берт, только вчера подписавший очень выгодный контракт. Теперь ему предстояло появиться на рекламных щитах и журнальных страницах в белых трусах в форме буквы Y под слоганом «Вот в чем истина».

– Нас смотрит молодежь, – продолжала Фон. – Что бы вы им сказали в напутствие?

– Не принимать все на веру, – сказал Бертранд. – Доверять своей интуиции и обзавестись верными друзьями.

– Спасибо вам огромное, – Фон жеманно улыбнулась. – А теперь мы увидим женщину, которая родила близнецов, даже не подозревая, что беременна!

Команда задорных парней в наушниках увлекла Мин и Бертранда с мягкого дивана.

– Ну как я? – спросил Бертранд на ходу.

– Ты был хорош, – сказала Мин.

– Правда?

– Правда.

– А как тебе мои ответы?

– Похоже на тебя, откровенно говоря.

– Хорошо ли я выглядел? – продолжал он, глядя на свое отражение в оконном стекле. – Мне идет эта прическа?

– Берт, ты – звезда! Хватит суетиться, – сказала Мин. На бесчисленных допросах властей и интервью для средств массовой информации она провела столько времени с Бертрандом, что уже привязалась к нему. За его безупречной оболочкой – упругими мышцами, тренированным телом, внешним лоском – она обнаружила тревогу и страх, и от этого он становился ей ближе и в то же время переставал быть желанным. Иногда Берт ее раздражал, например, когда требовал молока в кофе или добивался от официанта информации о содержании жира в каком-нибудь блюде. Это просто коробило Мин: она оставалась настоящей француженкой во всем, что касалось еды и напитков. Он просил ее не курить и советовал заняться катанием на роликах, чтобы укрепить тонус сосудов сердца. Их дружба все крепла, а влечение ослабевало, во всяком случае, со стороны Мин.

– Амброзия, – сказал Бертранд в машине по дороге из телестудии в центр Лондона.

– Не называй меня так, – запротестовала она.

– Но это звучит куда благороднее, чем Мин.

– Берт, я не из тех, кто дорожит своим благородством. И я терпеть не могу имя Амброзия, оно просто ужасно. Как бы ты посмотрел, если бы тебя назвали в честь заварного крема?

– А что это – заварной крем?

– Это очень жирный продукт, – вздохнула Мин. – Не думаю, что тебе понравится.

Берт решил сменить тему.

– Как бы то ни было, мне придется вернуться в Штаты.

– О нет! – воскликнула Мин. – Не уезжай. Мы только что поняли, что ты не воплощенный дьявол.

– Ага, спасибо, леди, вам всегда удается польстить мне.

– Ты же понимаешь, о чем я.

– Да. Я знаю, что ты имеешь в виду. Но с тех пор мои приоритеты изменились. – Он опять многозначительно посмотрел на нее. Когда-то этот взгляд был способен вызвать в Мин вожделение, а теперь – скорее тошноту.

– Чем ты собираешься заняться в Штатах? – спросила она, стараясь не смотреть ему в глаза.

– В NBC мне хотят предложить вести какое-то шоу.

– Ух ты! – воскликнула Мин. – Это же здорово!

– Я знаю, что ни один банк на свете больше», не примет меня на работу.

– Ты думаешь, в мире хватает и других «Теллкатов»?

– Это, возможно, только начало, Мин. Меня хотят выслушать в Конгрессе.

– Бертранд Стрейдер, да весь мир у твоих ног!

– Поедем со мной, – вдруг страстно сказал он. – Я вовсе не такой хлипкий, как ты думаешь. Ладно, красотки вешаются на меня, что тут возразить. Но мне уже не нужна такая жизнь, она разъедает мне душу. Я хочу любить и быть любимым, хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.

Мин совсем не нравилось, что этот разговор Берт затеял на заднем сиденье автомобиля: шофер явно прислушивался, к тому же деваться было некуда.

– Мин, мы с тобой – отличная команда, – продолжал Бертранд. – Ты и я – ты только посмотри, чего мы достигли. Вместе мы горы можем свернуть. Нас ждет еще многое, и я не хочу, чтобы мы расставались.

– Chérie, – тихо ответила она, – ты же не можешь использовать меня в качестве аксессуара к новому образу жизни.

– Но я вовсе не об этом, – возразил задетый Бертранд.

– Ты мне нравишься, правда, но я вряд ли гожусь для серьезных отношений.

Берт был обезоружен, впервые услышав слова, которые он сам столько раз повторял.

– Но ведь ты была привязана к Гаджету, – упрекнул он.

– Я его знаю всю жизнь.

– Ты сможешь лучше узнать меня, Мин, – сказал Бертранд. – Мы можем достичь многого.

– Я не хочу многого.

– А чего ты хочешь?

Мин не знала, что сказать в ответ.

– Это он, Господи, это же он, верно? – воскликнул Бертранд, ударив себя по лбу. – Конечно. Как я мог быть так глуп? Как я этого не видел? Мин, посмотри мне в глаза и ответь прямо. Ты любишь Уильяма Гаджета?

– Думаю, – сказала Шаран, взглянув на Альберта своими бархатными глазами, – что лимонная кислота лучше удаляет пятна.

– Хотя я предпочитаю «Сиф», но, пожалуй, вы правы, – согласился он. Они были заняты оценкой чистоты двойной мойки из нержавеющей стали в кухне Уильяма Гаджета.

– Ох уж эта молодежь, – вздохнула Шаран.

– Им все невдомек, – кивнул Альберт.

– Вот именно, – сказала Шаран. – Они воспринимают наши замечания в штыки, хотя мыто хотим им только добра.

– Да. Они предпочитают делать все по-своему и набивают шишки, – вторил Альберт.

Умудренные жизненным опытом, они обменялись понимающими улыбками.

Бертранд пил крепкое мартини в соседней комнате. Прежде он никогда не сдавал своих позиций, и любой провал служил ему лишь толчком для новых, еще более настойчивых попыток. Но отказ Мин он стойко принял как должное. Он был рад впервые в жизни обрести друзей, с которыми не было необходимости конкурировать. Они не проявляли интереса к его банковскому счету и не лезли к нему в штаны, и вдруг привычное стремление добиться своего любой ценой отошло на второй план. Столько лет Бертранд старался преуспеть и расчистить себе дорогу. И вот он приостановился, и новое состояние неожиданно понравилось ему.

– Эй, Берт, – сказал Даллас, появившийся в сопровождении неунывающей Люэллы, заслужившей прозвище Бомба за вечно приподнятое настроение и способность переворачивать вверх дном любой дом, где она появлялась.

– Привет, Бертранд! – крикнула она, проходя в гостиную Джема и опрокидывая попавшиеся на ее пути предметы.

– А, Люэлла, – сказал Бертранд, освобождаясь от ее душных объятий. – Отлично выглядишь.

– Я поеду с Далласом в Лос-Анджелес, – заявила она с великим воодушевлением. – Это так здорово, скорей бы уже!

Данни Кравиц несколько дней назад увидел репортаж CNN и с трудом поверил своим глазам. Та видеозапись нежданно-негаданно превратилась в одно из самых ценных его приобретений. И он решил незамедлительно запустить съемку полнометражного фильма. Даллас, чьим представителем теперь стал Данни, должен был лететь в Лос-Анджелес, чтобы консультировать срочно нанятую команду сценаристов.

– Тебе понравилась съемка? – спросила неугомонная Люэлла.

Она была стилистом Бертранда на фотосессии для глянцевого журнала. Редакция решила, что из Бертранда, при его хладнокровии в сочетании с умением одеваться, можно сделать достойный пример для подражания в урбанистическом стиле.

– Непривычно, – ответил он. В самом деле, смешанный образ борца-эколога с банкиром из Сити, который они пытались создать, выглядел необычно, будто Свомпи переодели в Гордона Гекко. [45]

– Они хотят поместить тебя на обложке, – радостно сообщила Люэлла. – Можно я скажу в Лос-Анджелесе, что я твой персональный стилист?

– Можешь сказать, что заблагорассудится, дорогая, – ответил Бертранд со смехом. – Уверяю тебя, я всем, кто ни спросит, готов повторять, что только Люэлле дозволено одевать меня.

45

Дэниел Хупер по прозвищу Свомпи (от англ.Swampy – болотистый) – известный британский борец за защиту окружающей среды. Гордон Гекко – крупный банковский делец, сколотивший громадное состояние на махинациях.