Король лжи

Ко мне приходили и другие посетители: адвокаты, соседи, даже некоторые старые школьные друзья – все, кого, вероятно, мучило любопытство. Они говорили одно и то же, их слова звучали неискренне. Я знал тех, кто верил в меня, и несколько цветистых фраз никогда не заставили бы меня забыть, кто есть кто. Однако я сделал то, что должен был, – поблагодарил за посещение и пожелал удачи. Что касается доктора Стоукса, то это была другая история. Он заходил несколько раз, и мы говорили о разных мелочах. Он рассказывал мне о моей матери и о том, что я вытворял ребенком. Мне было хорошо с ним, и после каждой беседы я чувствовал прилив сил. Во время последнего его визита я сказал, что у него теперь есть настоящий друг на всю жизнь. Он улыбнулся и ответил, что никогда не сомневался в этом и следующая выпивка за ним, потом торжественно пожал мне руку.

Джин и Алекс пришли за день до моей выписки из больницы. Они упаковали вещи и готовились к отъезду.

– Куда? – спросил я.

– На север. Возможно, в штат Вермонт.

Я посмотрел на Алекс, которая ответила мне прежним твердым взглядом. И все же в этот раз в нем не было враждебности, и я понял, что Джин не солгала мне, когда сказала, что я всегда буду у них желанным гостем.

– Позаботься о ней, – попросил я Алекс.

Она протянула мне руку, я пожал ее.

– Я всегда буду заботиться о ней, – пообещала она. Я оглянулся на Джин.

– Пришли мне ваш адрес. Как только я продам дом и офис, у меня появятся для тебя деньги.

– Я хочу, чтобы ты пересмотрел свое решение. Нам не нужно ничего из того, что принадлежало ему.

– Это не будет от него. Это будет от меня.

– Ты уверен?

– Я хочу, чтобы у тебя были деньги, – сказал я. – Распорядись ими правильно. Построй свою жизнь.

– Это слишком большие деньги.

Я пожал плечами.

– Я задолжал тебе больше, Джин. Деньги – самое малое, чем я могу помочь.

Джин снова посмотрела на меня, причем таким глубоким взглядом, что я не мог не ощутить пустоты своего одиночества. Каждый раз, когда я смотрел на нее, меня переполняло чувство вины. В конце концов я отвернулся.

Я услышал ее голос, в нем появилось что-то новое. Сила, возможно? Или понимание самой себя?

– Дашь нам минуту, Алекс?

– Разумеется, – ответила она. – Выздоравливай, Ворк. – И затем мы остались одни в больничной палате. Джин подвинула стул и села рядом.

– Ты не должен мне ничего, – произнесла она.

– Должен.

– За что?

Меня изумило одно то, что она задала такой вопрос.

– За все, Джин. За то, что не защитил тебя. За то, что не был хорошим братом. – Мои слова падали в узкое пространство, разделяющее нас…

Мои руки судорожно вздрагивали под тонкой простыней, и я попытался начать снова, потому что хотел, чтобы она поняла.

– За то, что не верил в тебя. За то, что позволил Эзре так обращаться с тобой.

Тогда она засмеялась, и этот звук причинил мне боль; те слова не дались мне легко.

– Ты серьезно? – спросила она.

– Серьезно.

Улыбка сошла с ее лица. Она удобнее устроилась на стуле и стала изучать меня своими влажными глазами.

– Позволь задать тебе один вопрос, – наконец вымолвила она.

– О'кей.

– И я хочу, чтобы ты подумал, прежде чем ответить.

– Хорошо.

– Как ты думаешь, почему Эзра привлек тебя к практике?

– Какой?

– Почему он посоветовал тебе пойти в юридическую школу? Почему дал тебе работу?

Я раздумывал.

– Не знаю, – в конце концов признался я. – Никогда не думал об этом прежде.

– О'кей, еще вопрос. Было ли такое время, когда ваши отношения изменились? Я говорю о давних временах.

– Ты подразумеваешь детство?

– Да, точно.

– Мы бывали близки.

– И когда это прекратилось?

– Слушай, Джин, какой смысл в твоих вопросах?

– Когда изменились ваши отношения?

– Я не знаю. Не знаю.

– Господи, Ворк. Ты действительно бываешь иногда непробиваемым. Все изменилось внезапно, в тот день, когда мы скакали, чтобы заработать денег для Джимми. До этого ты был чипом старого блока, но потом вошел в тот туннель. После этого между вами все изменилось. Я никогда не понимала причины. Но я думала об этом и, мне кажется теперь понимаю.

Я не хотел больше ничего слышать. Правда была слишком чудовищной. После того дня чувства отца ко мне изменились – вот о чем она говорила. Он стал стыдиться меня, непонятно почему, перестал уважать меня. Он чувствовал мою деградацию, как если бы ощущал запах залежавшегося мусора, и поэтому отвернулся от меня. Даже сейчас я знал, что он умер, презирая меня.

Я вопросительно посмотрел на свою сестру.

– Ты знаешь? – спросил я.

– Ты начал тот день мальчиком, Ворк, маленьким мальчиком Эзры – его отражением, не больше того. Тем, на кого он мог смотреть свысока, на кого мог указать с гордостью и сказать: «Это мой сын. Это мой мальчик». Но ты вышел из того туннеля мужчиной, героем – человеком, которым все восхищались, и он не мог смириться с этим. Ты был в центре внимания, и он возненавидел тебя с такой силой, что мог превратить в прах. Ему хотелось подавить тебя так, чтобы ты никогда не посмел превзойти его снова, как это случилось сейчас. Вот когда все изменилось.

– Я не уверен, Джин.

– Как ты полагаешь, много ли взрослых мужчин спустилось бы туда в одиночку? Не много, это я могу сказать точно, и, конечно, не наш отец. Я видела его лицо, когда вас вывели и толпа начала вас приветствовать.

– Нас приветствовали? – удивился я.

– Разумеется, люди ликовали.

– Я не помню этого, – сказал я, и это было действительно так. Я помнил презрительные взгляды, насмешки и указывающие пальцы. Я помнил Эзру пьяным и то, как он сказал матери, что я просто придурок. «Никакой он не гребаный герой», – вот что он сказал.

– Ванесса Столен, вероятно, умерла бы в тот день, изнасилованная в пятнадцать лет. Сколько двенадцатилетних мальчиков спасли кому-нибудь жизнь? Сколько взрослых мужчин? Это редкость, и тут требуется храбрость. Только наш отец мог отрицать это, и то, что он делал, он делал специально.

Ее слова убивали меня. Никаким героем я не был. Отец был прав.

Но то, что моя сестра сказала затем, пробилось сквозь туман моего сознания, заполнив его.

– Эзра взял тебя в свое дело, чтобы держать под собой, контролировать тебя.

– Что?

– Ты не создан быть адвокатом, Ворк. Ты сильный, как черт, и умный, без сомнения, но ты – мечтатель. У тебя большое сердце. Никто не знал этого лучше, чем Эзра. Он знал, что ты никогда не смог бы стать таким головорезом, как он, и никогда не будешь прежде всего заботиться о деньгах. Это подразумевало, что ты никогда не преуспел бы в адвокатуре, как он. Удерживая тебя рядом, он оставался в безопасности: ты никогда не поднялся бы до его уровня. – Она сделала паузу и наклонилась ко мне. – Никакой угрозы для него.

– Ты действительно веришь в это? – спросил я.

– Поверь и ты мне.

– Несмотря ни на что, я все еще в долгу у тебя.

– Ты просто не понял ничего. Отец обращался с тобой хуже, чем со мной. Я была женщиной и поэтому не представляла для него большой ценности. Но отношение к тебе было личностным. Он вел кампанию против тебя, Ворк. Он пошел на тебя войной, и никто не поступил бы так, как наш отец. Хорошей или плохой, но он был силой. – Она снова засмеялась – в ее смехе были ожесточение и беспокойство. – Ты говоришь, что должен был защитить меня от него. Господи, Ворк, у тебя никогда не было на это шанса.

– Возможно, – согласился я. – Мне надо подумать об этом.

– Что ты и делаешь, – заметила она. – Отец мертв. Не позволяй ему тащить тебя за собой.

Внезапно я почувствовал, что утомлен и не могу продолжать говорить об Эзре. Вероятно, потребуются годы, чтобы разобраться в том беспорядке, какой он устроил в моей голове, но кровавая бойня, кажется, уже заканчивалась. И, возможно, Джин была права. Вполне вероятно, мне нужен перерыв. Мне было только двенадцать, когда все случилось.