Король лжи

Провинция приходит в город, как сказала бы жена, забыв, что мой отец был выходцем из белого отребья.

За десять миль от города я выехал к потертому знаку «Дорога фермы Столенов». Замедлив движение, я сделал поворот, получая удовольствие от шороха гравия под колесами и удерживая руль, который жужжал под моей рукой. Дорога проходила через стоящие стеной деревья и приводила к заброшенному месту.

Ферма Столенов была такой же старой, как само графство. Здесь жили несколько поколений одной семьи, вместе с ними вырастали кедры, высаженные вдоль забора еще до Гражданской войны. Когда-то ферма была огромной, но времена меняются. Сейчас она ограничивалась девяноста акрами земли, и я знал, что она находилась на грани банкротства, причем не один год. Из всей семьи осталась одна Ванесса Столен, и с самого детства ее причисляли к белому отребью.

По какому праву я притащил свои неприятности сюда? Как всегда, я не знал ответа. Этого никто не знал. На траве блестела роса, и Ванесса уже пришла с чашечкой кофе на заднюю веранду. Когда она вглядывалась в убегающие вдаль поля, которые могли заставить кого угодно почувствовать себя опять молодым, на ее лице отражалось беспокойство.

Под старой хлопчатобумажной блузой на ней ничего не было. Я хотел поехать к ней, потому что знал: она меня примет. Положит мои руки на свой теплый живот, поцелует в глаза и скажет, что все будет хорошо. И мне захочется ей поверить, как это уже часто бывало, хотя в этот раз она ошибется в своем обещании, она будет чертовски не права.

Я остановился на повороте дороги и осторожно стал продвигаться вперед, пока не увидел дом. Дом осел, и я испытал боль, увидев, сколько еще досок появилось на окнах верхнего этажа, откуда когда-то я мог наблюдать ночью за протекающей вдали рекой. Прошло полтора года, когда я последний раз был на ферме Столенов, но я помнил ее руки и то, как они обвивали мою обнаженную грудь.

– О чем ты думаешь? – спросила она, и ее лицо над моим плечом отразилось в окне, словно призрак…

– О том, как мы встретились, – ответил я.

– Не думай об этих неприятностях. Пойдем спать.

Это было в последнюю нашу встречу, но свет все еще горел на задней веранде, и я знал, что она делала это ради меня.

Я поставил машину на реверс, все еще не выходя из нее. Я всегда ощущал связь Ванессы с этим местом, знал, что она никогда не покинет его, что придет день, когда ее похоронят на маленьком кладбище в лесу. Я подумал: должно быть, это хорошо, когда знаешь, где проведешь вечность, и удивился тому, что такое знание умиротворяет.

Я развернул машину и уехал, оставив, как всегда, маленькую часть себя, вернулся на черный асфальт, знаменующий конец мягкой почвы, в офис, кричаще безвкусный и полный шума. Девять лет я проработал в офисе, сделанном в виде узкого дробовика, который местные жители называли «ряд юристов». Он находился за углом здания суда, через улицу от старой англиканской церкви. Кроме пары секретарш по соседству, церковь была единственным привлекательным местом в этом квартале. Я знал наизусть каждый кусочек ее витражных окон.

Я припарковал автомобиль и заблокировал замок. Небо над головой заметно потемнело, и я подумал о том, что метеоролог в телепередаче, вероятно, был прав относительно утреннего дождя. На пороге офиса я остановился и оглянулся назад» заметив красную глину на колесах, напоминавшую следы губной помады, затем зашел внутрь.

Единственная из оставшихся секретарш встретила меня у двери с чашечкой кофе и крепким объятием, которое перешло в беспомощные всхлипывания. Не знаю, по какой причине, но она любила моего отца и ей нравилось представлять его где-нибудь на берегу океана, подзаряжавшегося немного, чтобы снова ворваться в ее жизнь. Она сообщила мне о многочисленных звонках, главным образом от адвокатов, выражавших соболезнование, но были и из местных газет, и даже от одного репортера, звонившего все время из Роли. Такой материал, как убийство адвоката, все еще представляло ценность для печатных изданий. Секретарша дала мне стопку файлов, которые требовались для суда. – главным образом, происшествия на дорогах, – и пообещала, что она будет охранять наш форт.

Я уехал из офиса за несколько минут до девяти, планируя зайти в суд, как только он откроется, и таким образом избежать ненужных встреч с доброжелателями или просто любопытными. Поэтому я вошел в здание через офис судьи. Даже в это время дня в крошечной комнате ожидания было полно подонков и всяких тунеядцев. Двое мужчин были прикованы наручниками к скамье, а арестовавшие их полицейские читали газету и выглядели озабоченными. Супружеская пара явилась с жалобой на сына-подростка, напавшего на них, и было еще двое мужчин лет шестидесяти, окровавленных и оборванных. Я знал почти половину из них по криминальным делам в окружном суде. На профессиональном языке мы называли их «клиентами для жизни» – практически каждые два месяца на них поступало то или иное обвинение: причинение вреда, нападение или еще что-нибудь. Некоторые узнали меня и просили помочь. Я похлопал по пустым карманам и прошел мимо.

Выйдя из офиса судьи, я направился в новую часть здания, где размещался окружной суд. Прошел через пропускную вертушку, которой управляла полуслепая женщина по имени Элис, затем проскользнул в скромную дверь с табличкой «Только для юристов». За этой дверью была еще одна, с кодовым замком.

Я вошел в суд с тыльной стороны. Первое приветствие в виде кивка последовало от одного из помощников шерифа. Это словно послужило сигналом к тому, чтобы все юристы в комнате уставились на меня. Я увидел так много искренне сочувствующих лиц, что буквально остолбенел. Когда жизнь – дерьмо, забываешь, сколько в мире хороших людей. Даже судья, привлекательная пожилая женщина, остановила очередной вызов и пригласила меня на скамью, чтобы выразить сочувствие в спокойном и необыкновенно мягком тоне. Впервые я заметил, какие у нее голубые глаза. Она мягко пожала мне руку, и я опустил взгляд в некотором замешательстве, заметив детские рисуночки, которые она делала в судейском блокноте. Судья предложила мне продолжать вести судебные дела, но я отклонил ее предложение. Она снова пожала мне руку, сказав, что Эзра был великим юристом, а затем попросила занять свое место.

Следующие два часа я занимался грустными, но обычными делами своих клиентов, с которыми мог больше никогда не встретиться, а потом зашел в помещение суда для несовершеннолетних. Моему клиенту было десять лет, его обвиняли в поджоге заброшенного трейлера, куда приходили покурить марихуану и сыграть в карты ребята постарше. Мальчишка, конечно же, совершил преступление, хотя клянется, что это был просто несчастный случай. Я ему не верить Помощник окружного прокурора, ведущий судебное заседание, был небольшого роста дерзкий грубиян, который только два года назад окончил юридическую школу. У него был самодовольный вид, и обвинители испытывали к нему неприязнь, так же как и защитники. Его считали идиотом, который не мог себе представить, что суд несовершеннолетних создан для того, чтобы помогать детям, а не давать им большие сроки наказания. Мы проверяли это дело, прежде чем бывший обвинитель убедил судью изменить свое мнение и не относить его к детскому правонарушению. Как и все остальные, у кого функционирует только одна половина мозга, судья посчитал, что ребенок, вполне вероятно, выполнял работу коммунальной службы, и поэтому позволил ему не отбывать срок в колонии для несовершеннолетних, определив наказание в виде штрафа родителям и указав им на то, что они должны больше заниматься ребенком. На мой взгляд, ребенок нуждался в помощи.

Помощник окружного прокурора ухмылялся. Он подошел к столу защиты, оскалил свои крупные зубы и сказал, что слышал сообщение о моем отце. Он поцокал фиолетовым языком и заметил, что смерть Эзры вызвала так много вопросов, как и в случае со смертью моей матери.

Я почти зацепил его, но вовремя понял, что ему бы это понравилось. Вместо этого я показал ему средний палец. Неожиданно я увидел детектива Миллз; она стояла в тени у выхода и, должно быть, находилась там уже некоторое время. Если бы не охватившее меня оцепенение, я мог бы что-нибудь вытворить. Миллз была из тех людей, следовать которым мне нравилось. Когда я сложил бумаги в кейс и направился к ней, чтобы поздороваться, она сделала короткий жест рукой.