Страница 26 из 42
— Конверт — первое, что он увидит утром, — говорю я. — Как только проснется.
По дороге домой смотрю на часы. Перевалило за половину первого, но я не могу перебороть искушения. Еду к Леонарду. Разбужу его. Пусть я буду первым, кто поздравит его с днем рождения.
Но ведь у них еще целая куча детей, и Джейк встает в шесть утра. Нехорошо получится.
Катаюсь туда-сюда мимо их дома, — может, у кого-то горит свет? Нет, все погружено во мрак. Гараж закрыт. Грузовичок Джейка стоит у дома, как ему и полагается. Велосипеды лежат на боку у гаража. Они всегда лежат во дворе, и, насколько я знаю, еще ни один не украли. Словом, тишина и спокойствие.
Приеду с утра пораньше.
Вернувшись домой, открываю пиво и разглядываю бумажки из конверта.
Наверняка с Перл что-то случилось.
Обрадуется Леонард, что оказался прав? Ведь он столько лет твердил мне об этом. Или все-таки легче жить с мыслями, что с ней, может быть, ничего не случилось и она живет-поживает где-то далеко?
Радость моя несколько омрачается. Все сложнее, чем казалось. Ведь столько разных чувств разбередит в нем находка. Иначе и быть не может. Я сам попал в настоящий водоворот эмоций. А ведь Перл мне не мать.
А стоит ли вообще говорить Леонарду? Сразу гоню от себя эту мысль. Он уже взрослый. Он должен узнать правду. Кто я такой, чтобы скрывать ее?
Может, мы отправимся с ним по магазинам, он потратит эти двести долларов, и это будет ему подарок от Перл на восемнадцатилетие.
Ведь у нее было особое отношение к дням рождения мальчика. Граничащее с мистикой.
Я даже не ложусь. Мне все равно не заснуть.
Открывает мне Мона. К счастью, Мона — ранняя пташка.
— Хочешь поздравить его первым? Он еще не встал. Наверное, спит.
Иду к его комнате. Стучу. Никто не отвечает. Открываю дверь.
Комната пуста, кровать аккуратно застелена. Ни Леонарда, ни Глюка.
Мона варит на кухне овсянку. На первый взгляд тут хватит человек на двадцать.
— Наверное, в гараже. Все трудится над этой гадкой штуковиной. Разубеждать бесполезно.
— Загляну туда.
В гараже пусто. Никого и ничего.
Ни Леонарда, ни гигантского птеродактиля.
Только сноп солнечных лучей пробивается через окно в крыше. Почти такой же освещал Леонарда, когда я видел его в последний раз. Сегодня утром лучи никого не освещают. Только квадрат светлеет на бетонном полу.
Бог ты мой, как же он вытащил отсюда такую махину?
Последние несколько месяцев я утешался тем фактом, что дельтаплан практически невозможно извлечь из гаража. Он ведь неразборный. Неужели Леонард с крыльями за спиной сел на велосипед и улетел навстречу закату? Ведь помогать ему никто бы не стал. Его внезапное увлечение дельтапланеризмом не нравилось никому. Кроме самого Леонарда.
Я опускаюсь на бетонный пол, прислоняюсь к стене и поджимаю колени. В руках у меня конверт. Глаза у меня закрыты. Сам не знаю почему.
Все происходящее кажется каким-то потусторонним.
Был мальчик, и нету мальчика.
Взял и улетел.
ЛЕОНАРД, 7 лет
К чему надо привыкнуть
В тот день, когда меня забрали у Митча, мой восьмой день рождения был уже близко. Только нас не совсем разлучили, вот в чем была штука. И большие мальчики не плачут по такому поводу. Митч и так был расстроен дальше некуда.
— Лучше бы ты остался у меня, — повторил он раз тридцать.
А я ему отвечал, что я в курсе. Но он пропускал мои слова мимо ушей и все твердил одно и то же. Я ведь и сам хотел остаться с ним. И слова его были мне в радость. Хотя какая уж тут радость.
— Все будет хорошо, — бубнил я. — Мы будем часто видеться. — Вот уж ничего хорошего на самом деле. Но мне хотелось немного успокоить Митча.
Перед тем как забраться на заднее сиденье машины Джейка и Моны, я шепнул Митчу:
— Мне надо сказать тебе секрет.
И мы отошли в сторонку. Джейк и Мона остались у машины. Совершенно чужие мне люди. Но у них полноценный брак, все как полагается, и муж и жена на месте. И вот какие-то дяди и тети решили, что мне у них будет лучше. Вот так все и идет в этом мире.
Митч нагнулся ко мне.
— Что за секрет? — Казалось, он вот-вот заплачет.
— Вот когда до вечной любви просто рукой подать, — прошептал я ему на ухо.
Джейк и Мона показали мою комнату на третьем этаже. Шкаф, куда я могу вешать одежду. Половинка ванной, полностью в моем распоряжении. На данный момент. Приемных детей-то у них пока было всего трое, включая меня. Комод с зеркалом. Бейсбольная бита в углу. Я не играю в бейсбол. Я его терпеть не могу. Митч-то знал.
— Оставляем тебя одного. Располагайся, — сказали Джейк и Мона.
И ушли. А я взял биту и разбил все стекла до единого в окнах. И зеркало над раковиной в ванной расколотил. И выломал зеркало из комода. Оно и закреплено-то как следует не было. Его я выкинул в окно. Слышно было, как оно грохнулось на дорожку.
Тут с лестницы донесся топот.
Я лег на кровать и стал ждать.
Вбежала Мона. Сначала посмотрела вокруг, потом на меня. Села на краешек моей кровати. До меня даже не дотронулась.
Это она правильно поступила.
— Ты злишься, — говорит. — Из-за того, что тебя разлучили с Митчем.
Вопроса в ее словах не было.
— Еще бы! — только и сказал я.
Я в новой школе.
Прогуливаюсь по залу, думаю о чем-то своем, как вдруг откуда-то высовывается нога и подставляет мне подножку. Со всего маху грохаюсь на пол, аж дыхание перехватило. Очки скользят по паркету. Четвертая пара очков, купленных Митчем. Его подарок. Не могу до них дотянуться. Слышно только, как они подскакивают на неровностях пола.
Где же они? Ничего не вижу.
Слышу детский смех.
Потом какой-то мальчишка садится на меня верхом. Не могу вздохнуть. Как бы приступом астмы дело не закончилось. Начинается он как раз с таких вот штучек.
Где ингалятор? Не могу достать до кармана.
Детский смех еще громче.
И где, интересно, учителя? Хоть один. Вообще-то я их не очень люблю, но сейчас они бы мне пригодились.
Ведь эти ребята меня даже не знают. За что же они так со мной? И как мне это прекратить?
Интересно, помнит ли хоть кто-нибудьиз тех, кто столпился за моей спиной, лицо своей мамы, полное радостной любви? Или я тут один такой?
Однако пора бы уж начать дышать.
Как бы я себя повел, если бы рядом была Перл? Стоило мне об этом подумать, как я прекратил сопротивляться и уже не пытался вдохнуть. Я просто лежал, почти как мертвый, и мне требовалось гораздо меньше воздуха. Наверное, большому мальчишке надоело просто так сидеть на мне, он встал и ушел.
Лежу на полу, пыхтя и отдуваясь. Приступ астмы так и не случился. А если бы я вовремя не вспомнил Перл?
Тут кто-то трогает меня за плечо, и я слышу девчоночий голос:
— Держи. — Очки оказываются у меня в руке.
Надеваю. Рядом со мной ничем не примечательная девчонка, но я уже знаю, что в ней больше всепроникающей любви, чем во всех остальных.
— Спасибо.
Оглядываюсь. Оказывается, на меня напали четверо. Все куда здоровее меня. Наверное, именно тогда я впервые осознал, насколько мал. Все четверо хихикают, а один еще и показывает мне кулак. Потом вся компания срывается с места и исчезает за углом.
Я их никогда прежде не видел, но они рады сделать мне больно.
Вспоминаю слова Митча насчет разных рас. «А ты привыкай», — сказал он. Интересно, что бы он сейчас мне посоветовал?
МИТЧ, 34 года
Устраивайтесь поудобнее
На четвертом сеансе психоанализа докторша мне и говорит:
— Так кому от меня требуется помощь? Вам или Леонарду?