Тени прошлых грехов

Джесс и Мортон напряженно ждали. Но Том не стал продолжать.

— Дайте мне как следует взглянуть на него. Нехорошо, если я позволю разыграться своему воображению.

Том подошел к своей машине и стал стягивать с себя защитный костюм. Джесс и Мортон смотрели на него.

— Ну и что? — спросил Мортон.

Джесс только головой покачала:

— Понятия не имею, но, по-моему, Том просто осторожничает.

Да, осторожничает, но насчет чего? Джесс с некоторым раздражением спросила себя вслух:

— Что я упустила, а Том заметил?

Глава 4

— Иен! — воскликнула Моника Фаррел. — Как я рада тебя видеть! Ты очень давно у меня не появлялся!

Укор смягчался добродушной интонацией и выражением лица. Словно подчеркивая, что она не упрекает, а просто здоровается, Моника похлопала Иена по плечу.

— Пожалуйте в гостиную, как сказал паук мухе. По случаю твоего прихода я приготовила бутылочку хереса.

Суперинтендент Иен Картер вошел в дом тетки своей бывшей жены немного настороженно, хотя ничего паучьего в ней не наблюдалось. Моника была крепкой пожилой женщиной — про таких говорят «широка в корме». Она носила мешковатые юбки, старые кардиганы и туфли на толстой подошве. Длинные седые волосы она скручивала узлом на макушке и скалывала черепаховой заколкой. Картер решил, что заколка старинная — похожа на те, что были в моде в Викторианскую эпоху.

Картер старался не чувствовать себя виноватым. Несколько месяцев назад, после того, как его перевели на другой конец страны, он оказался совсем рядом с домом тети Моники. Он и сам толком не понимал, почему раньше не навестил ее Уэстон-Сент-Эмброуз. Наверное, просто робел? В конце концов, он не обязан поддерживать отношения с родственниками бывшей жены! И он в самом деле ни в чем не виноват. Они с Софи расстались вполне мирно и не рассорились со всей родней. Их жизнь давно не ладилась; семейная лодка медленно дрейфовала к неизбежному. Софи не была с ним счастлива, и он не знал, как все исправить. Они часто пререкались, но крупных ссор у них не было. В силу своей профессии Картер не мог много времени уделять семье. Софи трудилась в международной компании, и ее часто посылали в командировки за границу. Долгое время Картеру казалось, что чаще всего они с женой встречаются в прихожей: один входит в дом, другая выходит. Потом Софи встретила другого и попросила развод. Дочь Милли она забрала с собой. Картер пробовал слабо возражать. Но Софи, как всегда вполне убедительно, с хорошо скрываемым раздражением, напомнила ему: хотя сейчас Милли всего десять лет, скоро она вступит в переходный возраст. Как ему кажется, справится он с воспитанием дочери-подростка? Он капитулировал.

При виде Моники немедленно ожили старые воспоминания Картера, ему стало больно. Дело усугублялось тем, что он приехал к Монике не просто так. Ему кое-что нужно было у нее узнать — разумеется, если она согласится побеседовать с ним на интересующую его тему.

На замшелом камне у крыльца развалился черный кот; он грелся в последних лучах заходящего солнца. У самой низкой двери Картер остановился и окинул взглядом сад. Деревья и кусты купались в теплом розовом свете, который исчезнет через несколько минут, когда солнце скроется за горизонтом. Из листвы доносился деловитый птичий щебет — скворцы устраивались на ночлег. Кот зевнул, высунув ярко-розовый язык и оскалив острые белые клыки, а затем демонстративно отвернулся от гостя.

В доме все осталось таким же, как в тот раз, когда они приезжали сюда вместе с Софи… и Милли. Милли тогда прыгала повсюду, веселая, взволнованная. У Картера кольнуло сердце. В гостиной было так же тесно и так же уютно. Моника прогнала из кресла еще одного кота — рыжего, с довольно угрюмой физиономией — и жестом пригласила Иена сесть на место домашнего любимца. Рыжий кот смерил его многозначительным взглядом. Картер попытался наладить отношения и нагнулся, собираясь погладить кота. Рыжий зашипел на него и гордо удалился.

— Он тебя не знает, — объяснила хозяйка. — Если бы ты приезжал почаще, вы бы с ним стали друзьями.

— Извините, Моника, — сказал Иен. — Я знаю, мне бы давно надо было вас навестить, по крайней мере, звонить почаще. Просто… — Он замолчал.

— Да я все понимаю, — ответила Моника. — Но все мы очень любили тебя, Иен. Я очень надеялась, что ты меня не забудешь. Естественно, ты не должен приезжать ко мне только из чувства долга.

— Дело не в долге, — откровенно ответил он. — Просто не хочется, чтобы Софи думала, будто я рыщу вокруг, словно бродячий пес, и надеюсь, что меня… снова примут в круг семьи.

— У вас с Софи есть дочь, — решительно возразила Моника. — Какие бы разногласия между вами ни были, Милли имеет право видеть обоих родителей!

— Милли пишет мне примерно раз в две недели, — сообщил Картер. — Но о матери почти ничего не сообщает. Она прекрасно понимает, что в наших отношениях образовалась трещина, которую уже не склеишь… Девочке тяжело. Ведь ей всего десять лет!

— Ничего, привыкнет, — улыбнулась Моника. — Дети — они такие. Быстро ко всему приспосабливаются.

— Но, как я ни стараюсь — и я знаю, что Софи тоже старается, — Милли приходится расплачиваться за то, в чем она совершенно не виновата.

Тетка бросила на него проницательный взгляд:

— Иен, в конечном счете за все всегда приходится платить. Даже у счастья есть своя цена.

— Мне просто не хочется, чтобы Милли обижалась на нас с Софи за то, что мы сделали, — я имею в виду развод. — Ему не хотелось выдавать свои чувства, хотя он подозревал, что тетка знает, как он несчастен. Ничего хорошего из этого не получится.

— Если и так, значит, вам с Софи придется смириться и постараться сделать что можно. Иен, бесполезно упрекать себя в том, что ты все равно не в силах изменить. Надо жить дальше и стараться выйти победителем из новых обстоятельств.

Она щедро плеснула им обоим хереса из бутылки, стоящей на старинном серебряном подносе. Моника Фаррел не относилась к числу тех, кто держит предметы старины за стеклом и ежедневно сдувает с них пылинки. Она предпочитала всему находить свое применение.

— Ты так странно говорил по телефону… Мне стало любопытно, отчего вдруг ты вспомнил обо мне и решил меня навестить! — Моника протянула ему бокал с хересом.

— Надеялся, что вы позволите пригласить вас куда-нибудь поужинать, — робко ответил Картер.

— Я после шести вечера не ем, — решительно ответила Моника. — Тебе бы следовало помнить! У меня нелады с пищеварением. Твое здоровье!

Видимо, херес на ее пищеварение влиял неплохо. Картер наблюдал за тем, как тетка его бывшей жены смакует вино.

— Я за рулем, — слабо возразил он.

— Сколько ты сегодня уже выпил?

— Спиртного? Нисколько.

— Тогда бокальчик хереса не повредит.

Он вежливо отпил маленький глоток, а потом незаметно огляделся, ища взглядом цветочный горшок или другую емкость, куда можно будет вылить остатки, когда хозяйка отвернется.

— Иен! — громко воскликнула Моника. — Ты похож на маленького мальчика, которого застукали, когда он запустил руку в банку с вареньем!

Она не сводила с него прямого взгляда, чем чрезвычайно смущала суперинтендента. Картер вспомнил, что с Моникой всегда лучше было говорить напрямую, и поставил на стол бокал.

— Я и правда приехал не только для того, чтобы повидать вас, — признался он. — Конечно, мы давно не виделись, и мне хотелось извиниться за то, что не навестил вас раньше. Я пока обживаюсь в новом доме… — Он услышал себя как будто со стороны, услышал свой робкий голос и выругался про себя. — Понимаю, это слабое оправдание!

— Как думаешь, тебе здесь понравится? — спросила она.

— Да, — кивнул Картер.

— Итак, я вся внимание…

— Мы расследуем одно происшествие, которое случилось сегодня утром.

— Когда вы, полицейские, говорите «происшествие», — заметила Моника, — это может означать что угодно. Продолжай, Иен! Я больше не буду тебя перебивать.