Страница 87 из 94
— Это просто дикие звери, — с ужасом вспоминал один из сторонников Аристида, попавший в руки такой банды. — Сначала они как бы играли со мной, тыкали в меня пистолетами и грозили убить. Потом отвели в камеру, разложили на узкой койке и принялись избивать дубинками, сменяя один другого. Я думал, что мне уже конец, и потерял сознание. А когда пришел в себя, увидел, что в камере со мной еще один заключенный, а весь пол залит нашей кровью.
В 1994 году после широкомасштабного совместного расследования, предпринятого миссией Организации американских государств и ООН, был составлен отчет. В нем, в частности, говорилось: «Эти люди, военные или члены FRAPH, действуют с крайней жестокостью. Врываются в дома, а если не застают жертву дома, набрасываются на его семью».
— Один из них схватил меня за руки и потащил на веранду, — рассказывала одна из пострадавших женщин членам правозащитной организации. — Он приказал мне лечь на пол и сказал: «Слушайся, а то башку прострелю». Потом спустил штаны, задрал на мне ночную рубашку и изнасиловал меня.
На улицах валялись неопознаваемые трупы с изуродованными лицами. Убийцы изобрели кровавый обряд «скальпирования лиц»: кожа на лице надрезалась мачете и сдиралась от уха до уха. Эта ритуальная пытка применялась даже и к мертвым, ибо, согласно местным поверьям, это навеки обрекало душу на пребывание в чистилище.
Жертв становилось все больше, и Констан все активнее выдвигался на первый план. Он частенько усаживался в ротанговое кресло во дворе родительского дома и беседовал с журналистами. В отличие от других лидеров вооруженных формирований, предпочитавших оставаться в тени, Констан желал популярности. Репортеры дневали и ночевали в его дворе, он даже распорядился снести изгороди, чтобы предоставить гостям больше места, и дарил им футболки с эмблемой FRATH.
— Было время, когда я в день раздавал больше интервью, чем любая знаменитость, — рассказывал он.
Констан с удовольствием разыгрывал из себя государственного деятеля, строго предостерегая Соединенные Штаты от попыток вмешательства, и грозил закрыть страну в знак протеста против эмбарго, наложенного на нее мировым сообществом после переворота. Он призывал к роспуску парламента, как и его Джо-Джо, который заявил, что, если парламент не разойдется добровольно, Фронт призовет народ «разделаться с депутатами». У Констана сложилась даже своеобразная формула поведения: «Лидер должен знать, как обращаться с армией и народом».
Заигрывая с прессой, Констан не забывал и о гаитянских «хунганах», то есть жрецах вуду, имеющих сильное влияние на народ. Самого себя он объявил радикальным приверженцем этой религии и проводил обряды перед храмами и на рынках. Обычно церемония проходила таким образом: Констан ложился на землю, вокруг раскладывали черепа и зажигали костры, а когда он поднимался среди пламени, толпа начинала петь по-креольски: «Тото в президенты! Без Тото Гаити не жить!»
Со своим любимым «магнумом-357» он не расставался, но уверял, что оружие ему не нужно. «Меня хранит сила вуду», — заявлял он.
На Гаити у каждого вождя, как правило, есть своя малоприятная семейная история, так называемый скелет в шкафу; причем иногда этих скелетов много. Констан унаследовал от отца, Жерара Эммануэля Констана, не только влияние, но и скелеты. Отец его был начальником штаба армии в середине 1960-х, при диктатуре Франсуа Дювалье по прозвищу Папа Док.
Даже после падения диктатуры генерал оставался символом старого режима. Однако вскоре после военного переворота в сентябре 1991 года, когда прежние подчиненные старого Констана вышли из армейских бараков, чтобы восстановить диктатуру Дювалье, семидесятидвухлетний генерал впал в кому и умер. На его похороны армейские офицеры, сторонники Дювалье, явились в полном составе.
— Это было потрясающе, — рассказывает Констан. — Я унаследовал влияние своего отца, его власть, его народ.
В своих записках Констан заходит совсем уже далеко: «Мое возвышение — это судьба. Сын генерала Жерара Эммануэля Констана призывает к оружию во имя Эммануэля Жерара Констана, то есть ради меня самого».
Ему не потребовалось много времени, чтобы внушить людям еще больший страх, чем они испытывали даже перед его грозным отцом. К середине 1994 года тысячи гаитян были убиты или бесследно исчезли. Какая доля этих убийств приходится на FRAPH, никто точно не знал — правозащитников из международных организаций к тому времени изгнали с острова, — однако эту группировку все единодушно считали самой свирепой. Беженцы, которым удалось добраться до Соединенных Штатов на плотах и утлых лодчонках, рассказывали, что подручные Констана, стремясь окончательно уничтожить оппозицию, развязали настоящий геноцид против собственного народа. С острова бежали уже не только противники нового режима, но даже члены самой организации Констана.
— Они убивали и насиловали, а нас, новичков, заставляли смотреть на все это, — рассказал американским властям бежавший от Констана рекрут Фронта.
Его показания были рассекречены и переданы Центру конституционных прав для подготовки судебного дела против FRAPH. Тот же свидетель рассказал, что после первого этапа «приобщения» — смотреть, как это делают другие, — новичков заставляли принимать участие в расправах.
Хотя Констан по-прежнему отвергал все обвинения, к 1994 году ООН пришла к выводу, что банда Констана является «единственной политической организацией на Гаити, которая непосредственно причастна к массовым изнасилованиям и убийствам».
Весной 1994 года из офиса военного атташе США в Порт-о-Пренсе пришла шифрограмма с предупреждением: «FRAPH превращается в своего рода мафию». Члены этой организации, утверждалось в шифрограмме, «вооруженные безумцы».
Вот история, рассказанная очевидцем: в Сите-Со-лей, обширном районе трущоб в Порт-о-Пренсе, в декабре 1993 года был найден труп члена FRAPH. Не прошло и нескольких часов, как район наводнили люди Констана с автоматами, мачете и факелами в руках. В отместку за гибель своего собрата они спалили сотни домов и убили полтора десятка людей. «Хьюмен Райтс Вотч» (американское отделение) составила отчет о том, как «прочесывали окрестности, разыскивая подозреваемых и расстреливая их на месте; как поливали бензином и поджигали дома, заколачивая двери и не выпуская людей».
Констан, как всегда, отрицал причастность своей организации к погрому, причем довольно своеобразно: «Если бы это делалось по моей команде, от Сите мокрого места не осталось бы». К осени 1994 года он представлял собой уже нечто большее, чем просто глава Фронта: в глазах большинства гаитян он стал олицетворением нового режима.
В июле 1992 года Брайан Лателл, ведущий аналитик ЦРУ по Латинской Америке, приехал на Гаити, чтобы собрать информацию, необходимую вашингтонским политикам для оценки деятельности военного режима. В докладе, который позднее был передан прессе, Брайан писал: «Я не собираюсь приуменьшать роль армии в терроризировании действительных и подозреваемых противников режима, однако мое расследование не выявило систематического насилия в отношении гражданского населения».
Лателл существенно приуменьшал масштабы трагедии (главу хунты, генерал-лейтенанта Рауля Седраса, он именовал «сознательным и совестливым военным руководителем»), и его доклад шел вразрез с данными правозащитных организаций, прессы и даже не совпадал с точкой зрения Госдепартамента. Однако этот и последующие отчеты ЦРУ оказали существенное влияние на политику США в регионе и на исход дебатов о том, следует ли применять военную силу для возвращения власти изгнанному президенту Аристиду.
Американский президент Билл Клинтон добивался именно такого решения, однако в ЦРУ и Пентагоне многие считали Аристида опасным популистом. Свергнутый президент действительно был неоднозначной фигурой: как-то раз, например, он пригрозил надеть своим врагам на шею горящие автомобильные шины.