Страница 44 из 53
Я, конечно, почувствовала себя изнасилованной. Мне было грустно. Я была в ярости. Глубоко потрясена и шокирована. Но где-то в глубине души — поняла. Я знала, что Алекс пошел на это не от хорошей жизни. Он оказался в тупике. Я чувствовала, что из меня получилась плохая жена. Было ощущение, что в какой-то мере я это заслужила.
Детям вы что-нибудь об этом сказали?
Тогда — ничего. Зачем? Мы с Алексом знали, что это доведет их до белого каления, особенно Гая. Свое личное пространство он блюдет с особым тщанием. В конце концов у меня просто не осталось выбора и я рассказала им все.
И как они отреагировали?
Полагаю, совсем иначе, нежели если б они узнали это при живом отце. Понятные чувства, вызванные вторжением, грубым вмешательством, предательством, — все это потонуло в скорби по отцу. Я даже не знаю, отреагировали они вообще или нет. Они никогда не сетовали на то, что их отец оказался не тем человеком, которому они могли бы доверять.
Как получилось, что Алекс снова оказался дома у Шерри Томас?
Я не хотела, чтоб он ходил. Но когда он позвонил ей — на моих глазах, уже после того, как во всем признался, — она стала угрожать самоубийством. Мне было непросто на это согласиться, но в итоге я поддержала его решение. Я смирилась, по крайней мере на тот момент, с его точкой зрения, я видела ее его глазами. Как пациента, как жертву, как человека, которому нужна помощь. Я поверила, что романа у него не было. Он спокойно мог ничего не говорить мне о скрытых камерах. Он мог просто убрать их, и я так никогда ничего и не узнала бы. То, что он во всем признался, убедило меня в его полной искренности. Он просто оступился, вот и все.
Еще раз. После Памелы Джил. Одну поцеловал, перед другой подрочил — вот и все. На сильную страсть не очень-то тянет. Он показал вам свои записи?
Да, показал.
Что вы сделали, когда их посмотрели?
Я очень серьезно задумалась о разводе. Особенно когда он сказал мне, что показывал их Шерри Томас. В это я просто не могла поверить.
Но…
Но я его любила. Я всегда любила его.
У вас не было желания встретиться с Шерри Томас?
Ни малейшего.
Вы чувствуете свою вину за то, что случилось?
Конечно чувствую. И это ужасно. Если б только я его тогда не пустила. Я пыталась, видит Бог, но он меня не слушал. Кроме того, я думала, что проявляю зрелость, разрешая ему туда идти. Мне казалось, что я такая терпимая, понимающая, что таким образом я демонстрирую ему: он может рассчитывать на прощение.
Чем вам запомнился тот последний раз, когда вы видели своего мужа?
Он демонтировал все оборудование в гостиной, детской, на чердаке. Упаковал все и сказал, что отошлет ей обратно. Он тут же позвонил ей и включил громкую связь, чтоб мне было слышно. Они договаривались встретиться на следующей неделе, но он сказал, что не придет. Что он мне все рассказал. Он особенно упирал на это обстоятельство. Мол, все его секреты в будущем будут принадлежать его жене, и только ей. То, что между ними было, — кончено навсегда. Он даже спросил ее, не хочет ли она поговорить со мной.
Как она отреагировала?
У нее случилась истерика. Поэтому он и решил, что ему все-таки нужно сходить к ней.
Потому что она так расстроилась?
Потому что она угрожала убить себя. Ей очень не понравилось, что Алекс рассказал мне все об их отношениях и, более того, о ее личной истории. Он откровенно рассказал ей про все, что произошло между нами, когда я об этом узнала, — полагаю, чтобы как-то компенсировать ту измену, которую совершил в отношении меня. Он совершенно ясно дал ей понять, что рассказал мне все. Про изнасилование. Про попытки самоубийства. Про «убийство». Про эту безумную комнату с кассетами. Шерри Томас расценила это как недопустимое вмешательство — то, что он поделился всем этим со мной. Какое неслыханное безрассудство — сетовать на это после того, что она сделала со мной и с моей семьей! Понятно, что речь идет о душевнобольной. Кроме того, это означало, что она теряет свою власть. Этого ей было не вынести. Я думаю, что в итоге она стала воспринимать Алекса как своего спасителя — человека, который ее понимает, который может побороть боль. Человека, на которого она наконец-то может положиться. А когда все вдруг развалилось, она оказалась опустошена.
Что он сказал вам перед уходом?
Я умоляла его не ходить. Но эта его знаменитая совесть! Он сказал, что, если что-то случится, он не сможет жить в мире с собой. Он попросил прощения. Он пообещал, что это будет… Он пообещал, что это в последний раз. И я сдалась. Я его отпустила.
[Саманта обхватывает голову руками, наклоняется и сидит так с полминуты. После чего выпрямляется и спокойно смотрит на меня.]
Мы можем продолжать?
Я хочу, чтоб это уже закончилось. Поскорее.
Так и будет. Обещаю. Произнесла ли Шерри Томас вслух, что она что-то с собой сделает?
Она сказала, что, сделает это, если он не придет. Он знал про шрамы у нее на запястьях. Я сказала, что это шантаж. Я подумала, что если она добьется своего сегодня, то сможет сделать это и в следующий раз. Он согласился, но сказал, что задолжал ей этот визит.
А разве он не мог просто позвонить в полицию?
Она сказала, что, если он позвонит в полицию, она убьет себя прямо на месте.
Сразу после этого он ушел?
Да.
Который примерно был час?
Около полдесятого вечера. Он поехал на машине. Когда его нашли, она стояла там же.
Как вы узнали о том, что с ним произошло?
Часа через два я начала волноваться. Он не отвечал на мобильный. Я позвонила в полицию и дала им адрес. Я волновалась, но не настолько серьезно. Потом, примерно через час, в дверь постучались. Это был полицейский. Он начал говорить какие-то глупости. Сказал, что произошел несчастный случай. Хотя то, что произошло, настолько далеко от несчастного случая, насколько это возможно. То, что произошло, было настолько преднамеренно, жестоко и безумно, насколько это вообще можно себе представить.
Ужасно… Хотя есть, должно быть, и пара положительных моментов.
Как то?
Вы по крайней мере не обременены более денежными проблемами.
Невероятно бестактное замечание.
Я всего лишь ответственно делаю то, что таблоиды делали безответственно. Кроме того, я признаю основополагающую истину: даже самого ужасного худа не бывает без добра.
Это правда. Алекс оставил нас финансово обеспеченными. В страховках он был дока. Ему нравилась идея «сетки безопасности». Теперь я по крайней мере смогу оплатить обучение всех детей в хороших частных школах и позволить себе дом, где у каждого будет отдельная комната. Но я жила бы в сарае и воспитывала бы детей на улице, если б у меня был шанс вернуть Алекса.
В этом я не сомневаюсь. Простите, что обидел вас. Вижу, это было для вас болезненно.
Да, именно так. Не могли бы мы прерваться?
[Примечание автора: После десятиминутного перерыва запись возобновляется.]
В завершение давайте вы более подробно расскажете о Сеймуровском институте. Вы основали его в прошлом году. Верно?
Я основатель и управляющий директор. Столько организаций занимается свободой информации и тому подобным, но почти никто не занимается, если так можно выразиться, диаметрально противоположным, а именно — защитой конфиденциальности. Случай с Алексом совершенно ясно — со зловещей ясностью — продемонстрировал, к чему может привести шпионская культура в ее крайних проявлениях.
Я помню, что мы говорили об этом в начале наших интервью, но расскажите мне, чем именно занимается ваш институт.
Он выступает за наше право существовать без наблюдения. Например, то, что делал Алекс в своем доме, никак не противоречит сегодняшнему законодательству. Использование жучков регулируется чрезвычайно небрежно. Это кажется нам неприемлемым. Институт также старается противостоять наплыву реалити-шоу на телевидении, что, на наш взгляд, является недопустимым развлечением, даже если участники согласны. Всем известно о закрытии «Большого брата» после того, как Майкл Паркер бросился с моста, когда его отсеяли. Тогда-то общество осознало, как отвратительно и опасно может быть это непрерывное… пожирание друг друга. Теперь, после смерти Алекса, давление еще усилилось, у нас появилась невероятная поддержка, которая с каждым днем становится все сильнее. Мы выступаем за ужесточение наказаний для индивидов или групп, профессионалов или любителей, которые снимают людей скрытой камерой без их согласия, вне зависимости от целей. Мы боремся за удаление камер наружного наблюдения с наших улиц, чтобы Британия не превратилась в страну, описанную у Оруэлла. Мы работаем над восстановлением полузабытого мира — мира частной жизни.