Страница 22 из 53
— Я уже в порядке. Это такая эпизодическая мигрень. Вроде как ступор. Пару секунд адская боль, и сразу проходит.
— Вы говорили, что лучше оставаться самим собой.
— Это одна из аксиом моей философии.
— А зачем вы рассказываете мне о своей… философии?
— А почему нет? Боже мой, вы, англичане, такие чопорные. Что толку выстраивать вокруг себя эти стены? Стоило бы немного раскрыться.
— Вы мне эту философию собирались изложить?
— Не совсем.
— Так что же?
— Основная идея в том… ну, мы столько времени следим за собой. Всё боимся сделать что-то не так. И лупим себя невидимой палкой всякий раз, когда переступаем нами же прочерченную линию на песке. Может быть, кому-то лучше делать все, что захочется, вместо того чтобы всю жизнь мучиться от страха и угрызения совести? Но чего же он боится? Пистолета, который сам же держит у виска. А на курке его же палец. И это жизнь? И это ваша жизнь? Что вы делали с камерой, Алекс?
После нескольких секунд молчания он произносит:
— Я смотрел.
Шерри Томас ерзает на стуле. Губы слегка раскрыты. Видно, как она проводит языком по кромке верхних зубов.
— Для того она и нужна. Где вы ее установили?
— В гостиной.
— Никто не заметил?
— Никто ничего не сказал.
— Где вы поставили приемник?
— В своей комнате, на чердаке. Кроме меня, туда никто не заходит.
— Что вы видели?
В голосе доктора Сеймура появляются жалобные нотки, будто такая степень доверительности ему неприятна, но противостоять он не способен.
— Я не понимаю, какое вам до этого дело.
И вот мы видим совершенно внезапную и кардинальную перемену в поведении Шерри Томас. Она выпрямляется, берет ручку и начинает выстукивать ею по столу быстрый ритм. И снова потирает лоб.
— Наверное, вам лучше уйти.
— Но… подождите…
— Я думала, что мы достигли договоренности и определенного понимания. Невозможно вести дела без хотя бы толики доверия. Доверие, Алекс. Я понимаю, что говорить о доверии в бизнесе, основная цель которого — шпионить за людьми, немного странно. Но я также знаю по опыту — а я давно в этой игре, — что люди, которые не доверяют никому, они… просто сходят с ума. Теперь вам нужно решить, кому вы будете доверять. Потому что я могу помочь вам выяснить все, что вам нужно. При условии, что вы хоть сколько-нибудь верите в мою честность.
— Как я могу вам доверять? Я ведь вас даже не знаю.
Она отмахивается от этих слов, как от совершенной нелепицы.
— Вы можете немедленно вернуть мне мое оборудование. Сегодня же. Или можете позволить мне помочь вам. Что вы выберете? Что вы видели?
Доктор Сеймур застыл на мгновение. И сдался. Поджав губы, он слегка кивает головой. И постепенно начинает говорить, сначала тихо, потом со все большим воодушевлением, как будто по ходу повествования события захватывают его все сильнее:
— Записи получились большей частью очень скучные. Ничего особенного не происходит. Позевывание, паузы в разговорах. Жуткие банальности, скука смертная. Никто никого не слушает. Неловкое молчание, суета. Бессмысленные, недослушанные реплики. Это было… ужасно. Смотришь несколько часов подряд и думаешь — это и есть жизнь? Ты смотрел этот фильм? Какие новости с Коронейшн-стрит [6]? Что на ужин? Я вот потерял — не знаешь, где это? А он что сказал? А она что сказала? Нет, конечно, все мы живем, нам ли не знать, каково это? Но смотреть это в записи час за часом — такая тоска. Словно расточаешь жизнь и вдруг понимаешь, что осталось уже совсем чуть-чуть.
— Так и выглядит жизнь. Это сама ее суть.
— Но в итоге я кое-что обнаружил. Несколько… фрагментов.
Он рассказывает ей про сигареты, про обжимания Виктории с Мейси на диване, про двусмысленный разговор своей жены с Марком Пенджелли. Жестикуляция и выражение лица Шерри Томас изменились. Она увлечена, зачарована. Она и доктор Сеймур заговорщически склоняются друг к другу. В какой-то момент их головы разделяет всего несколько сантиметров.
— Неопровержимого, окончательного — ничего, — очень мягко проговорила она, когда он закончил.
— Кроме сигарет.
— Кроме сигарет. Заставить вас бросить, а самой дымить вовсю — это цинично. И лживо.
— Я так не думаю. Сэм не такая, нет. Она просто сглупила.
— Вы, наверное, полагаете, что на все нужно смотреть сквозь розовые очки?
— Ничего плохого в презумпции невиновности я не вижу.
— Разве это тот случай?
— Нельзя видеть в людях только плохое.
— Я профессионал. Я вижу только улики. Мои заключения строятся не на предрассудках или симпатиях с антипатиями. Я просто указываю на тот факт, что она вас обманула. И, как следствие, ее разговор с мистером Пенджелли вызывает больше подозрений, чем вызвал бы, если б этого не было. Вы заметили в ней какие-нибудь изменения за последнее время?
— Она… она стала следить за собой. Впервые со времени рождения ребенка.
— Как именно?
— Постриглась. Стала наряднее одеваться. Время от времени ходит в спортзал.
— Правда? Ну, не станем делать скоропалительных выводов.
— Я не делаю скоропалительных выводов. В отличие от вас.
— Вовсе нет. Меня интересуют исключительно улики. Вот, например, ваша дочь. Я считаю, что в ее случае улики не дают возможности прийти к окончательному заключению. Она ведь хорошая девочка, да?
— Раньше и я так думал. Теперь уже не так уверен.
— Вы полагаете, она права?
— В чем?
— Считая вас слабаком?
— Нет. Она совсем не права.
Шерри Томас, всплеснув руками, испускает низкий мелодичный смешок.
— Конечно. Она неправа. И что же вы собираетесь делать, Алекс?
— Я не знаю.
— Желаете оставить оборудование у себя?
— Да. Ненадолго. Пока не прояснится кое-что.
— Ну, конечно… Вас все устраивает — с технической стороны?
— Насколько это возможно, надо полагать.
— И насколько же?
— Ну, в гостиной мало чего происходит. Из того, что кто-то хотел бы скрыть. Просто если Гай или Виктория…
— Доплатив совсем немного, вы могли бы установить у них в комнате вторую камеру. И подключить ее к тому же приемнику в вашей комнате.
— Неужели? Интересно.
Она встает и идет к одному из стеклянных шкафов у стены.
— Нет. Интересно вот что.
Она вынимает что-то, похожее на обычный «Сони-Хэндикам».
— Их изъяли из продажи из-за «протестов общественности». Скорее из корпоративного лицемерия. Это удивительная штука. Нужно только установить фильтр на тридцатъ пять, как я и сделала, и включить ночной режим.
— И тогда что?
— Взгляните.
Она включает камеру и передает ее доктору Сеймуру. Он берет ее и подносит видоискатель к глазу.
— И что?
— Вы не туда смотрите.
— Да?
— Направьте на меня.
И она игриво облокачивается на стол, скрестив ноги. Доктор Сеймур направляет на нее камеру. Смотрит в видоискатель, секунду ждет, потом почти сразу опускает. Он изумлен и слегка шокирован.
— Боже.
— Ничего себе, верно? Работает только при дневном свете. — Она хихикает. — Вы же доктор, так что ничего нового не увидели.
— Невероятно.
[Примечание автора: «Сони-Хэндикам» с фильтром А35 была изъята из продажи в 1998 году, так как при включенном ночном фильтре в условиях дневного освещения могла «видеть» сквозь одежду. Корпорация «Сони» извинилась и сняла модель с производства. В мире осталось всего несколько экземпляров.]
— Больше нет ничего невероятного. Вы начинаете в этом убеждаться, не так ли?
— Возможно.
Она ставит камеру обратно и запирает шкаф.
— Она не продается. Я держу ее для себя. Это кое-что для меня значит.
— И что же?
— Для вас люди — это тела. Вам от них ни холодно ни жарко.
— Что вы имеете в виду?
— Вы же не возбуждаетесь всякий раз, когда к вам в кабинет приходит симпатичная женщина и начинает раздеваться?
— Я думаю, мы недостаточно знакомы, чтобы я мог честно ответить на этот вопрос.
6
«Коронейшн-стрит», «Улица Коронации» — старейшая в Британии «мыльная опера», выходит с 1960 года.