Страница 2 из 53
У Сеймуровского института одна цель — вернуть конфиденциальность частной и общественной жизни. Тот факт, что, согласившись на эту книгу — вернее, даже явившись инициатором ее написания, — миссис Сеймур сама отворила дверь в личную жизнь своего мужа и семьи, ни в коем случае не является парадоксом: миссис Сеймур лишь пользуется всеми имеющимися в наличии средствами, чтобы восполнить хотя бы часть того ущерба, который причинило ей вторжение в ее частную жизнь. Поскольку эта работа проведена с ее согласия и согласия всех заинтересованных сторон, конфиденциальность не нарушена. Напротив, ее цель — восполнение ущерба, нанесенного другими средствами.
В итоге я подписал договор, с единственной с моей стороны оговоркой: я смогу обнародовать обнаруженные мною обстоятельства без согласия и без каких-либо препятствий со стороны семьи Сеймур. Если они готовы довериться мне, доверие должно быть полным. Я представлю им законченную книгу и позволю проверить факты, однако вопросы удаления каких-либо частей, влияющих, на мой взгляд, на понимание истории в целом, останутся в моем ведении. Иначе моя писательская честность оказалась бы скомпрометированной, а поскольку именно это качество и заставило ее обратиться ко мне, было бы нелепо подрывать его, лишив меня контроля над конечным продуктом. Конечно же, я выслушаю точку зрения семьи, но, коль скоро большая часть доходов от книги пойдет в Сеймуровский институт, по крайней мере, я сам буду определять ее содержание.
Миссис Сеймур согласилась — не без сопротивления, однако в итоге она приняла мою позицию: любая попытка представить правдивую историю едва ли будет восприниматься всерьез, если те, кто может от этого пострадать, станут контролировать конечный продукт. Она также признала, что я писатель добросовестный и что симпатии публики скорее всего будут на ее стороне; практически это означало, что я едва ли смогу причинить ей больший вред, нежели все, что она уже испытала.
Я исхожу из того, что всякое представление о реальности, даже наше собственное восприятие, отражает лишь точку зрения. В данном случае я приложил все усилия, чтобы мое изложение было непредвзятым — возможно, как позднее думалось мне, в подсознательном стремлении поспорить с видеокамерой за право максимально достоверно представлять то, что мы называем реальностью. Тем не менее сам по себе отбор фактов — какие цитаты я использовал, а какие нет, какие видеозаписи посчитал незначительными, скучными или слишком навязчивыми — говорит о том, что созданная мной версия реальности тоже искажена. Иногда я позволял себе некоторую вольность в суждениях и критичность в оценке определенных событий и собственных впечатлений от Сеймуров и Шерри Томас.
Это, однако, не подразумевает, что правду не отличить от лжи. Работая над книгой, я старался ориентироваться на основной приоритет миссис Сеймур, выраженный в простых словах: «Вы умеете быть честным?» И я могу откровенно ответить, что старался, признавая и тот неизбежный и очищающий вывод, что при всем стремлении я был обречен на неудачу.
В конечном счете, могу только надеяться, что неудача эта честная и что результат проливает больше света, нежели отбрасывает тени.
Интервью с Самантой Сеймур
Внешность миссис Сеймур известна многим, поскольку телевидение и пресса уделили этому делу повышенное внимание. Однако при личном общении она производит впечатление, заметно отличающееся от того одномерного образа убитой горем вдовы с поджатыми губами, в котором она обычно предстает. Во время наших бесчисленных встреч для интервью, проходивших в моем лондонском офисе недалеко от Портобелло-роуд или в их семейной обители в Эктоне, она часто была сердечной, вежливой и щедрой, но иногда, занимая оборонительную позицию, становилась резкой и очень непростой в общении. Ей тридцать девять лет, и она остается привлекательной женщиной, хотя ее округлое кукольное личико исхудало и вытянулось от выпавшего на ее долю испытания. Она среднего роста, и для матери троих детей у нее хорошая фигура. У нее прямые темно-каштановые волосы до плеч, она предпочитает повседневную ладно скроенную дорогую одежду из хороших тканей без узоров и спокойных тонов — черного, синего, белого, темно-серого.
Несмотря на высокий интеллект — миссис Сеймур получила степень доктора психологии в лондонском колледже Биркбек, — она очаровательно рассеянна. Она может поставить чашку кофе и тут же забыть куда. Она считает себя неуклюжей и «немного неряхой». Она всегда одевалась со вкусом, вещи были хорошо выглажены, и тем не менее при каждой встрече я замечал пятно от еды или чернил на лацкане, блузке или юбке. Это, однако, не помешало ее успешной карьере в пиар-отделе небольшой лондонской консалтинговой компании «Джекдоу», и хотя ее склонность к беспорядку приводила мужа в бешенство, в целом отношения у них были, по ее мнению, вполне здоровые.
Прежде чем ответить на вопрос, миссис Сеймур почти всегда делала паузу, чтобы взвесить и обдумать свой ответ. Ее несколько неряшливый внешний вид дает неверное представление о том, что происходит у нее в голове.
Со времени рождения Полли и последующей кончины мужа миссис Сеймур пожертвовала карьерой, чтобы сосредоточиться на Сеймуровском институте. Она призналась, что, до того как ее постигла тяжелая утрата, позднее материнство ослабило ее амбиции и что муж стал более или менее «главным добытчиком».
Наше первое интервью состоялось в моем ноттинг-хиллском офисе. На ней были черные слаксы и белая, в пейзанском стиле блуза. Макияж ее был легким и довольно неумелым, помада размазалась по губам. Она нервничала, иногда кокетничала, а временами сильно смущалась и беспрестанно курила «Силк-кат ультра». Тем не менее в целом она производила впечатление чрезвычайно проницательной и уверенной в себе женщины.
Могу я начать со слов благодарности, с занесением в протокол, за ваше согласие участвовать в этом? Я понимаю, что это тягостная перспектива.
Должна признаться, ничего приятного я не предвкушаю.
Мы можем никуда не торопиться.
Приятно слышать. Конечно, я ведь сама вас нашла. В действительности это вы согласились в этом участвовать.
У меня, однако, другое ощущение. В конце концов, мне особо нечего терять.
Это верно. Хотя…
[Примечание автора: Саманта Сеймур делает паузу, достает сигарету и прикуривает ее дрожащей рукой.]
Простите.
Вы что-то хотели сказать.
Да. Просто чем больше я думаю об этом грустном спектакле, тем больше убеждаюсь, что из воды никто сухим не выйдет. Все замешаны во всем.
Не могли бы вы объяснить?
Поначалу мне все виделось черным и белым. Он хороший, она плохая. Я хорошая, он плохой. Я жертва, он предатель. Он жертва, она предатель. Когда все четко и ясно, это успокаивает.
А потом?
Со временем в картинку начинает проникать серый. К этому моменту большинство людей предают все забвению. Но я не могла позволить себе такую роскошь. Я до сих пор борюсь с этим. И чем дольше я борюсь, тем больше становится серого. А прекратить я не в состоянии.
Отсюда и эта книга?
Возможно… Я надеюсь, может быть, это станет последней главой. В определенном смысле это приводит к некоему разрешению, не правда ли? Вы столкнулись с этим, когда писали «Аромат увядших роз»?
Не знаю. Меня все время спрашивали: «Имело ли это терапевтический эффект?» — а ответить невозможно. Я написал книгу, потом ее напечатали. Нашлись люди, которые ее оценили, другие — не обратили внимания. На этот вопрос нет ответа. Если вы делаете это, чтобы испытать облегчение, я не могу вам его гарантировать.
Я считаю, что попробовать все же стоит. И я искренне заинтересована — надеюсь, вы в этом не сомневаетесь.
Нисколько — но зачем подвергать себя такому испытанию?
Не знаю. Только я чувствую, что так правильно.
Нам, наверное, пора приступать.
Я готова. О, только у меня сегодня мало времени. Приношу свои извинения, но сегодня институт переезжает в новое помещение, мне нужно за всем проследить. С чего начнем?