Страница 8 из 17
— А все того же, — ответила Аня. — Драгоценный Штык твой пропал. Кстати, он все Ракушкина искал, а когда ему отвечали, что Ракушкин в город уехал, все хохотал идиотски и порывался «посушиться», как он сам говорил. В костер прыгал. Приходилось вытаскивать, чтобы ожогов не получил. Джордано Бруно хренов.
У меня в Сочи есть знакомые, — сказал Инвер без особого оживления. — Ладно уж были бы, как я, то есть чурки с гор, так нет же, русские. Открыли гриль-бар, назвали — нарочно не придумаешь — «Жанна д'Арк». Хорошо еще, что не открыли дайвинг-клуб. Я бы предложил им название: «Му-му». А ты что же это, Коля, не познакомишь нас с дамой? — И он хитро глянул на меня. — Садитесь поближе к костру, а то тут, в этой местности, не так тепло, как может показаться. Меня зовут Инвер. А вы, очевидно, Мария?
— Она-то Мария, — недовольно проговорил Коля Кудрявцев. — А вот ты, Инвер, откуда знаешь, кто она такая?
— А мне Штык сказал, пока не пропал. А ему сказал Олег Стравинский, он около того костра на туфяке лэжит. А уж Стравинскому разболтал Ракушкин, твой компаньон.
— Как-кой еще компаньон? — непонятно отчего вздрогнув, спросил Кудрявцев. — А… нуда, Ракушкин. По секрету всему свету… Впрочем, с вашей братией никакого секрета не утаишь. Ладно. Это, как ты правильно сказал, Инвер, — Мария, она работает у Шульгина в Москве. Мария, а это вот наши отдыхающие. Не сказать, чтобы такие уж археологи, а так — шалопаи, джентльмены удачи. Это Инвер Кварцхелия, из Сочи, это — Костя Гранин. Он у нас типичный джентльмен удачи, в том смысле, что замашки — чисто пиратские. Ром из горлышка пьет, а за неимением рома — все, что придется. В миру же Инвер — архитектор, а Костя работает в фирме по продаже газового оборудования, в Ярославле он живет.
— Не только джентльмены, но и леди удачи, — вмешалась Аня Кудрявцева. — Я жена Коли, как вы, Маша, наверно; уже поняли, а это Юлия Ширшова, она у нас деятель, совладелица фирмы по организации гастролей всяких поп-звезд, тоже из Сочи. Их много там понаедет, особенно в августе. Так что Юле приходится в июне отдыхать.
— Хорошо, что не в декабре, — отозвалась та грудным, хорошо поставленным голосом. — Вы можете расслабиться, Маша. По-моему, вы себя не совсем в своей тарелке чувствуете. Не понимаете, зачем вас сюда вызвали, наверное?
— Да есть немного, — призналась я.
Мы вот пока тоже — не очень. Это вам Коля с Сашей Ракушкиным объяснят. Они, я полагаю, уже пытались, только не в полном сознании. Ракушкин спит, верно?
— Да, в машине…
Всего «археологов» было одиннадцать человек. Компания в самом деле подобралась дружная, веселая и умеющая отдыхать, хотя большинство не имело особо глубокого представления о том, что такое археология и с чем ее кушают. Помимо уже известных мне Ракушкина, Коли и Ани Кудрявцевых, Юли Ширшовой, Гранина и Инвера, я познакомилась с таким колоритным персонажем, как Олег Стравинский, писатель из Питера, Наташей Касторовой, поварихой из Николаева, необъятных размеров женщиной с крошечными руками и ступнями, умеющей великолепно приготовить любую пищу из чего угодно, а также пить сколько угодно и рассказывать смешные анекдоты. Она чем-то напомнила мне моего сегодняшнего знакомца из электрички, Сему Моисеенко.
Из прочих стоило выделить, пожалуй, только пресловутого Онуфрия Штыка, незадачливого выпивоху с нелепым именем, который постоянно ставил своих товарищей попеременно то в затруднительное, то в неловкое, а то и одновременно в оба положения. Кстати, он так и не появился, а искать его бросили, решив, что он заснул где-нибудь на природе в радиусе километра от лагеря.
7
— Честно говоря, Маша, я и сама не знаю, в чем дело и куда запропастился Родион. Если говорить о том, каким он сюда приехал, то скажу: не таким, как обычно. Его всегда отличала предельная скрытность, знаете ли. Но тут он был совершенно не похож на самого себя…
— Молчал? — спросила я у Ани Кудрявцевой.
Если бы! Напротив, он был слишком говорлив, что показалось мне… ну, не подозрительным, но уж точно необычным. Позволил себе выпить лишнего, и мне показалось, что его что-то тяготило. Мы с ним достаточно близкие люди… не в том смысле, в каком это можно истолковать превратно, просто давно знаем друг друга и привыкли взаимно доверять. Хотя мне кажется, что он даже себе не до конца доверяет. Вот ты, Маша, ты с ним работаешь уже несколько лет бок о бок, живешь в одном доме, встречаешься каждое утро и желаешь спокойной ночи каждый вечер, ты лучшая подруга его жены, ты первая, кто поздравил его с сыном… А вот теперь скажи: много ли ты о нем знаешь? Видела ли ты, например, его родителей? Его мать, отца? Можешь ли ты сказать, что знакома хотя бы с самыми близкими его товарищами? Ведь о существовании всей этой компании, где верховодят мой муж Коля и Ракушкин, ты узнала несколько дней назад. Мы касались этого в телефонном разговоре, да?
— Касались, — настороженно сказала я.
Мы с Аней сидели у костра. Второй костер уже почти потух, возле него разбросалась на туфячке тушка мирно похрапывающего писателя Стравинского. Рядом с ним храпел Костя Гранин, которого не пустили в палатку, потому что он наелся до отвала горохового супа. Вся прочая братия, за исключением спящего в машине Ракушкина и шлявшегося невесть где Штыка, расположилась в палатках. Легли довольно рано, в половине одиннадцатого или даже раньше. Уснули мгновенно. Это мотивировалось тем, что в течение всего сознательного светового дня, копая и находя древние артефакты, леди и джентльмены старательно выпивали и не всегда закусывали. Так что посиделки, которые, как мне казалось, могли закончиться далеко за полночь, оказались куда короче, и тому была масса причин, уважительных и не очень.
Бодрствовали только мы с Аней Кудрявцевой, которая относилась, как показал свежий опыт, к наиболее сознательной части археологической партии.
— Аня, а кого ты имела в виду, когда говорила, что не хотелось бы связываться с местным доном Корлеоне? — спросила я. — И какое отношение все это имеет к Родиону? То есть имеет и может ли иметь?
Аня повернулась ко мне вполоборота и произнесла:
— Да, имеется такой индивид. У него тут, так сказать, нарецковский филиал, а основные дела в Николаеве и Киеве. Ну и в Москве, верно, есть завязки, на Москве, как и раньше, в странах бывшего СССР, практически все завязано, куда ни кинь. Фамилия у этого типа говорящая — Злов. Ему даже погоняло давать не надо, фамилия получше всяких погонял его характеризует. Не скажу, что он очень уж серьезный человек, но в общем — ничего, выходец из бывших «ракетчиков», то есть рэкетиров. Держит несколько неплохих структур, имеет свой собственный банк. У него прямая линия со смотрящим по Одессе и югу Украины, неким Ключом. Ключ — положенец по югу Украины, то есть Одесской, Николаевской, Херсонской областям, ну и так далее. А Злов с Ключом, как эти уроды сами говорят, — в близких отношениях.
— Откуда у тебя такая подробная информация? — спросила я.
— Ну так я же журналистка по образованию, работала раньше в киевской газете, по криминальной хронике и проблемным правовым материалам специализировалась. Сейчас вот — Коля просил — уволилась, теперь временно ничего не делаю. А как говорят, нет ничего более постоянного, чем временное.
— Это уж точно, — согласилась я. — А что, у этого Злова были контакты с Родионом? Или же у тебя, Аня, есть какие-то основания думать что Злов причастен к исчезновению Шульгина?
— Если уж на то пошло, то каждый знает, что Злов имеет отношение ко всему крупному беспределу, что происходит в Нарецке и окрестностях. Сам Злов живет в Николаеве и наезжает сюда, в Нарецк, не так чтобы часто. Зато у него есть такой сподвижник, правая рука — вот тот здесь рулит. Почти его однофамилец.
— Это как же — «почти»? Уж не Лихов ли?
— Нет. Козлов!
Я усмехнулась.
— Доходило до смешного, — продолжала Кудрявцева, — открыл Злов в прошлом году в Нарецке новую торговую конторку, обозвал ее ТОЗТ «Злов и К°». А на табличке под этим «Злов и К°» написано: «Директор — Козлов». Вот такие каламбурчики и перевертыши получаются.