Согрешить с негодяем

«Нет! Я нелюбопытна!» Но по какой-то странной причине слова застряли у нее в горле.

– Я уже сказал, что у вас изящная, грациозная походка. Ваши бедра лишь чуть-чуть покачиваются при ходьбе, но этого достаточно, чтобы вызвать у мужчины… желание. А ваша грудь…

Кьяра прижала руку к груди.

– А ваша грудь полная, округлая, напоминает зрелый персик. – Лукас произносил слова не торопясь, как будто наслаждаясь их звучанием. – Нежные и тугие.

– Пожалуйста, давайте перейдем к цели вашего визита, лорд Хэдли. – Кьяра наконец взяла себя в руки. – Мое терпение не безгранично.

– Жать, что вы нетерпеливы, как монашка.

– Сэр!

Граф сделал еще шаг в ее сторону.

– Это правда – то, что о вас говорят?

К своему ужасу, она почувствовала, что краснеет.

– О вашем уме, – добавил он.

Кьяра с трудом оторвала взгляд от его губ, чувственных, с притаившейся в уголках улыбкой.

– С меня довольно вашей наглости и высокомерия, – тихо произнесла Кьяра, уткнув папку ему в грудь. – Ваша игра зашла слишком далеко.

Граф дотронулся до ее руки.

– Простите мне мою дерзость. Было очень трудно не поддаться искушению немного подразнить вас. Гнев так очаровательно отражается на вашем лице.

– А вы не в силах устоять перед искушением, не правда ли?

На какой-то миг Лукас посерьезнел.

– Ладно, у меня тоже появилось искушение. А именно послать вас к черту, а ваши бумаги бросить в камин.

– Вы могли бы уж искуситься до конца и посмотреть на них, прежде чем отправить в огонь. Я же говорил, что это какой-то старинный научный трактат, который пока не известен на Западе. Для серьезного ученого его важность переоценить невозможно. Но это уж вам судить.

Невольно заинтересовавшись, Кьяра посмотрела на первую страницу. Рукопись и в самом деле выглядела старинной. Чернила местами выцвели. Однако, учитывая, кто принес рукопись, это могло быть элементарной мистификацией.

– Почему вы принесли ее мне? – спросила Кьяра.

– Потому что мой дядя не пожелал доверить ее никому другому. Он посчитал, что вы самый знающий человек из тех, кто мог бы оценить ее содержание и выполнить точный перевод. Часть трактата написана шифром, который, по его разумению, не составит большого труда разгадать даме с таким интеллектом, как у вас.

Кьяра недоверчиво фыркнула. Такое объяснение лишь подтверждало ее подозрения.

– Чушь! Я не знаю, о ком вы говорите.

– Вы, пожалуй, правы. Но сэр Генри Фелпс знаком с вашими работами и высоко ценит вас.

Вот это да! Совершенно неожиданное открытие. Кьяра даже представить себе не могла, что баронет-книгочей может иметь что-то общее с графом-распутником. Ей как-то довелось ознакомиться с кое-какими статьями пожилого джентльмена, и они оказались проницательными и четко изложенными.

А единственным следом, который оставил в печати Хэдли, были скандальные статейки в «желтых листках» о его похождениях.

– Если вы говорите правду, тогда почему он сам не пришел? – спросила она.

Граф ответил не сразу.

– В последнее время он с трудом добирается даже из спальни в кабинет. Но отказывается выходить из дома не по причине недомогания, а из гордости. Ему не хочется, чтобы люди увидели его прикованным к креслу-каталке.

Кьяру удивила боль, прозвучавшая в голосе Лукаса. Неужели такой самовлюбленный балбес мог думать еще о ком-то, кроме самого себя, кому-то сострадать?

– Вас тоже интересуют интеллектуальные занятия?

– Не совсем. Существует много других, более интересных занятий, – хмыкнул он, но в его глазах она не заметила никакого намека на цинизм.

«Не будь дурой, – посоветовала она себе. – Это всего лишь игра света, а не выражение печали во взгляде».

– В любом случае для него это очень важно. – Сейчас ей не показалось: в его словах действительно послышалась любовь. – И поэтому я сделаю все, чтобы он чувствовал себя счастливым, даже если для этого потребуется пройти сквозь стену.

Кьяра вдруг ощутила, что враждебность, которую она испытывала к Лукасу вначале, стала ослабевать.

– Вы говорите так, будто любите его. Он кивнул:

– Так и есть. Не так-то просто записному холостяку оказаться опекуном своевольного подростка. Однако он относился к моему юношескому безрассудству с немыслимым терпением и добрым юмором.

Из его слов Кьяра сделала вывод, что лорд Хэдли ни к чему не относился серьезно, за исключением своих удовольствий. Лукас повернулся к окну, и когда она увидела его четкий, сильный профиль на светлом фоне, ее кольнула совесть. Не слишком ли поспешно она судит о его характере? Ей, как никому другому, было хорошо известно, что общественное мнение часто искажает реальную картину.

– Прямо как святой. – Чтобы скрыть смущение, Кьяра принялась внимательно рассматривать рукопись.

– С дьяволом в качестве племянника?

Кьяра перевернула страницу. Он так легко читает по ее лицу?

Судя по всему, его развеселило то, что она не ответила. Пытаясь сконцентрироваться на загадочной арабской вязи, Кьяра краем глаза перехватила его короткую усмешку, когда он подошел к рабочему столу. Лукас потрогал пузырьки, взялся за поднос с набором семян.

– Вы бы лучше сначала узнали, что к чему, а потом хватали руками, – проворчала она, досадуя, что позволила себе отвлечься.

– Это одна из причин, почему мне неинтересно заниматься наукой. – Он поднял стакан и посмотрел содержимое на свет, едва не пролив его на пол. – Я все время забываю о правилах.

Родившееся было в ней сочувствие к нему тут же испарилось.

– Игнорирую – это слово было бы более точным.

– Ах да. Вы ведь еще и специалист по языкам. – У чертова графа ручонки были явно шаловливыми. Теперь он схватился за эротическую книжонку и принялся листать ее.

– Скажите, вам нравится разбираться в сложностях венецианского диалекта?

– С чего вы взяли, что книжка написана на итальянском?

– У меня есть близкая подруга – графиня Франческа ди Мусто. От нее я узнал кое-какие слова, которых достаточно, чтобы понять…

– Простите, что спросила об этом. – Кьяра резко прервала его и заставила себя сосредоточиться на старинном почерке.

Он подождал какое-то время.

– Итак, каково ваше мнение?

– Вы о чем? – Каков наглец! Он что, намеревается устроить дискуссию вокруг совершенно неприличных стихов и таких же картинок, которые обнаружил в книжке? Тому, что на ее рабочем столе лежало подобное издание, имелось вполне разумное объяснение. Отдельные стихи она собиралась использовать при подготовке «Неизменных законов мужской логики», потому что книжка была написана с отменным чувством юмора. Не говоря уже о выразительности иллюстраций.

Граф удивленно вскинул брови.

– О манускрипте, конечно. О чем же еще?

Кьяра снова покраснела.

Лукас зашелся кашлем, который подозрительно напоминал хихиканье. Но когда заговорил, выражение его лица было абсолютно серьезным.

– Так вы переведете текст для сэра Генри?

– Я пока не решила. – Взяв в руки увеличительное стекло, она принялась изучать крохотный рисунок на полях.

К ее неудовольствию, граф продолжил обследовать ее рабочее место. Разве можно было сосредоточиться, слыша, как бухают его сапоги, какой шуршит бумагами и звякает стеклом. Но когда послышался глухой хлопок, с которым пробка вылетает из горлышка, она бросила текст и резко обернулась.

На манжете у графа появилось небольшое маслянистое пятно желтовато-зеленого цвета.

– Можжевеловая эссенция, – прочитал он надпись на этикетке. – Чудесный аромат! Не то что у какого-нибудь дешевого джина.

– Поставьте на место! – Схватив тряпку, Кьяра подскочила к нему. – Ею нельзя пользоваться неразбавленной, не то прожжет до костей. Дайте-ка мне взглянуть. – Подтянув рукав вверх, она принялась стирать с него зеленоватую жидкость.

Его рука совсем не походила на руку модного хлыща. Покрытая порослью черных волос, она была крепкой и массивной, с хорошо проработанными мышцами и связками. Костяшки пальцев пересекал шрам. Повернув его ладонь вверх, она увидела мозоли. Мозоли были и на длинных пальцах. Однако его прикосновение оказалось неожиданно мягким, когда он внезапно сомкнул пальцы вокруг ее запястья.