Джокер

Исполинские огненные разряды в самом деле с завидным постоянством расчерчивали небо где-то на западе.

— А чёрт его знает, — пожал плечами Забелин. — Я же вам говорил про болота. У нас тут и не такое бывает…

В это время позади машины глухо охнуло, затрещало, застонало и начало рушиться. Оксана обернулась и увидела, как падает огромная ель, вывернутая с корнями. Словно силясь удержаться, обречённое дерево обняло лапами давно отключённый столб электропередачи… Вес оказался непомерным для убогого человеческого изделия — подались бетонные опоры, лопнула проржавевшая проволока… И всё вместе рухнуло наземь.

Точно туда, где Забелин первоначально остановил было «Ниву»…

В такие моменты глаз почему-то выхватывает самые незначительные детали, и Оксана увидела табличку, привинченную к столбу. «Не влезай — убьет», — гласила надпись, ещё различимая среди рыжих потёков. Чуть выше были нарисованы череп и молния, очень похожая на изломанную стрелу. Уж не на ту ли самую, под которую блаженный советовал не вставать…

Ещё минута — и гроза стремительно унеслась. Выглянуло солнце, на северо-восточном краю неба встала широкая, поразительно яркая радуга. Причём Варенцова могла бы поклясться, что одним концом она упиралась в землю именно там, куда ещё минуту назад хлестали молнии.

«Нива» послушно завелась и покатила по грейдеру…

Варенцова. Принц на белом коне

Непосредственные служебные реалии скорее порадовали, нежели огорчили. Отдел располагался в здании УВД, то есть в двух шагах от гостиницы, парни-опера были вроде без претензий, в основном молодёжь, кое-кто в звании прапорщика. Оксану познакомили с народом, дали ключ от сейфа, показали письменный стол, и майор Быстров, заместитель Забелина, начал вводить Варенцову в курс дела. Вот тут её ждало огорчение. Быстров путался в трёх ёлках, перескакивал с одного на другое, влезал в подробности, не обрисовав целого. Наверное, он был честным и хорошим работником, но вот что касается изложения своих мыслей, этим талантом Господь его явно обнёс. Послушав майора минут пять, Оксана неожиданно почувствовала, что хочет видеть Краева. И не просто хочет, а очень и очень!

«Вот уж у кого и с полётом мысли всё нормально, и со словарным запасом…»

Нахмурившись, она честно попыталась вникнуть в ахинею Быстрова, прекрасно понимая, что с гораздо большим успехом разберётся во всём сама, чуть погодя. Краев… Болота, гроза, Илья-пророк, Беловодье… Сколько лет в её жизни всё было хорошо, спокойно и тихо, привычно-размеренно, а тут… В провинциальной гостинице, на старости лет!

Оксана мысленно обозвала себя дурой. И, обрадовавшись завершению первого рабочего дня, отправилась через площадь — в свой бронированный полулюкс.

Холодный душ, жёсткая махровая простыня… «Господи, хорошо-то как! Особенно если к зиме и тёплую подадут…» Уже в домашних бесформенных джинсах и (наконец-то!) тапках на резиновом ходу Оксана двинулась к Краеву. Естественно, уверяя себя в душе, что идёт исключительно забирать Тишку.

В краевском номере царила гармония. Тихон, набегавшийся и сытый, безбожно дрых, хозяин же, явно взяв пример с Солженицына, [6]варил картошку в мундире. А на столе, помимо покупного «оливье», хлеба и колбасы, красовалась пластиковая баночка с сельдью «матье». Удивительно, но при виде селёдки у Оксаны пошла слюна. Это после колякинского-то обеда. Прощай, талия…

— Привет, ребята, — поздоровалась Оксана. — Что празднуем?

— Ну… это так, скромный товарищеский ужин, — отозвался Краев, и она вдруг поняла, что он ждал её, что он тоже был очень ей рад. — Кто тут у нас с боевой вахты вернулся? Кто весь день родину защищал?

— Да уж, не щадя живота… — рассмеялась Оксана, невольно погладив место, где полагалось находиться желудку. Глаза вдруг самым натуральным образом защипало. Кто, когда в последний раз готовил ей ужин?

Краев тоже почему то кашлянул, отвернулся, ткнул в картофелину спичкой и принялся опорожнять электрочайник, в котором всё и варилось.

— Прошу. Горячая.

— Угу. — Варенцова сразу потянулась к селёдке, после чего ткнула вилкой в сторону кота — Ну а мой обормот как? Не скучал?

— Думаю, что нет. Некогда ему было, — отозвался Краев. — Весь в делах! Построил всех местных котов, переметил весь райцентр, сожрал обе ваши баночки, а колбасу чуть с руками не оторвал… Теперь вот спит, блаженное существо. Никакого тебе социума с моралью, ханжеством, предрассудками… Сплошная искренность и целесообразность. Хочет есть — ест, хочет спать — спит…

Сказал и почувствовал, как слева за ухом начала возникать слишком хорошо знакомая тяжесть. «Господи, второй день подряд!.. — мысленно возопил он. И сразу невольно усовестился: — Спасибо, что хоть в поезде не развезло…»

— Да, хорошо быть кисою, хорошо собакою. Где хочу, пописаю, где хочу, покакаю. — Оксана не удержалась и поддела ещё кусок селёдки. — Олег, а можно вас насчёт Тихона и завтра напрячь? Вы с ним вроде поладили, а в обед я обязательно забегу…

Как же ей было спокойно, уютно и хорошо. Может, первый раз за все последние годы. Вот так сидеть в домашних тапочках и болтать с этим умным и хорошим человеком, носившим такое славное имя: Олег… Снова чувствовать глубоко внутри робкую дрожь вроде бы давно похороненной струнки… И холера-то с ним, с выпоротым судьёй, а заодно и со звёздочкой, слетевшей с погон. Кажется, они привели её именно туда, куда было надо. Если правда, что за всё нужно платить, за эту встречу с неё взяли очень по-божески… Так ей. по крайней мере, казалось…

Краев улыбнулся криво, через силу, уже чувствуя, как перспектива товарищеского ужина катится в тартарары.

— Завтра, — выговорил он, — меня с утра везут в лес. Отец noгибшего сослуживца пригласил… Хотите, ключ от номера оставлю? Пускай Тихон базируется… дорожку он знает… чтобы вам в бункерной двери лазейку для кота автогеном не вырезать…

Последние слова он договаривал уже с закрытыми глазами. А когда, спохватившись, разлепил веки, то встретил пристальный взгляд Варенцовой.

— Опять болит? — негромко спросила она.

— Да, есть немножко, — сознался Краев и тихо сел на пол. — Там… в тумбочке… контейнер. Один шприц… и две капсулы, жёлтые…

Шприц оказался в руке у Оксаны без всякой задержки, непонятно каким волшебством. Восприятие во время приступов выделывало занятные штуки, включаясь, кажется, на одну секунду из каждых пяти. Краев потянулся за шприцем, но рука была холодная, мокрая и неуклюжая. Оксана сама задрала ему рукав, нащупала вену…

— Тебе, может, врача? — скачала она, вытаскивая иглу. — «Скорую»? Я сегодня слышала, у них тут в больнице специалисты очень хорошие…

Краев близко увидел её глаза и вдруг понял, какой женщиной была суровая подполковница. Может, сегодняшний приступ был ему ниспослан нарочно затем, чтобы он это уразумел. Он выбил зубами дробь по кромке чашки, заливая гусевское снадобье, и стал ждать если не облегчения, то по крайней мере спасительного забьггья.

Оксана сидела рядом с ним на полу, обнимая, поддерживая, невыразимым образом отгоняя прочь боль. В какой-то момент она даже примерилась, а не получится ли уложить его на кровать, но Олег был покрупней, чем она, а безвольное тело становится чудовищно неподъёмным, уж ей ли было не знать. Дотянувшись, она стащила с кровати старый клетчатый плед и закутала Краева.

Почти сразу к ним присоединился Тихон. Зевая во все клыки, кот потоптался у Краева на ногах, потом полез выше, покрутился, ища единственно верное место, и наконец устаканился в немыслимой позиции — тёплой урчащей меховой подушкой у Олега под левым виском.

Оксана приткнулась к нему головой с другой стороны, чувствуя, что вот-вот разревётся. Так вот, значит, ради чего Олег припас левый револьвер с бумажкой на стволе. Чтобы уйти по собственной воле, а не тогда, когда прикажет болезнь. И не вмешаться, и не помочь, и не остановить… Только-только померещившегося ей принца на белом коне…

6

Говорят, Александр Игаевич, не желая беспокоить домашних, иногда сам себе варил подкрепиться непосредственно в кабинете.