Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод)

«Он не пришел!» Эта мысль привела ее в отчаяние. Ей хотелось прокричать его имя. Споткнувшись на пороге амбара, она едва не упала.

— Мишель! — Она больше не могла сдерживаться и услышала в своем голосе панику, когда снова позвала: — Мишель!

И открыла задвижку фонаря.

Он шел к ней из темноты амбара. Высокий и широкоплечий, бледное лицо прекрасно в свете фонаря.

— Ох, я думала, ты не придешь.

Он остановился перед ней.

— Ничто, — ответил он негромко, — ничто на свете не могло бы меня удержать.

Они стояли друг перед другом. Сантэн задрала подбородок, чтобы смотреть ему в лицо; они жадно глядели друг на друга, но никто не знал, что делать дальше, как преодолеть последние несколько дюймов между ними, которые кажутся пропастью.

— Никто тебя не видел? — выпалил он.

— Нет, нет. Не думаю.

— Хорошо.

— Мишель…

— Да, Сантэн?

— Наверно, мне не следовало приходить. Может, мне уйти?

Именно это и нужно было сказать: угроза привела Майкла в ужас, и он почти грубо схватил девушку.

— Нет, ни за что, я не хочу, чтобы ты уходила, ни за что.

Она засмеялась — хриплым, задыхающимся смехом; он притянул ее к себе и хотел поцеловать, но попытка оказалась неудачной. Они столкнулись носами, потом в спешке ударились зубами, прежде чем отыскали губы друг друга. Однако, найдя их, Майкл обнаружил, что губы у Сантэн горячие и мягкие, а рот внутри шелковистый и на вкус как спелое яблоко. Шаль сползла с ее головы, едва не задушив обоих, и они отпрянули друг от друга, задыхаясь и возбужденно смеясь.

— Пуговицы, — прошептала она. — Мне больно от твоих пуговиц. И я замерзла.

И она деланно задрожала.

— Прости.

Он взял из рук у Сантэн фонарь и отвел ее в глубину амбара. Потом вернул фонарь, и в его свете она увидела, что он устроил между тюками гнездо из мягкой соломы и выстлал его серыми армейскими одеялами.

— Я возвращался за ними в свою палатку, — объяснил он, осторожно поставив фонарь и снова нетерпеливо поворачиваясь к ней.

— Attends [28]! — Она использовала привычную форму обращения, чтобы сдержать его, и расстегнула его портупею. — Я буду вся в синяках.

Майкл отшвырнул ремень и снова обнял ее. На этот раз они быстро отыскали губы и вцепились друг в друга.

Волны чувства накатывались на Сантэн, такие мощные, что она ощутила слабость, у нее закружилась голова. Ноги у нее подкосились. Майкл обнимал ее, осыпая поцелуями ее рот, глаза и горло; она пыталась отвечать тем же, но ей хотелось, чтобы он скорее лег с ней на одеяла. Она сознательно расслабила ноги, упала и потянула его за собой; она свалилась на выложенное одеялами гнездо в соломе, а он упал сверху.

— Прости.

Он хотел отстраниться, но Сантэн закинула руку ему за шею и силой удержала. Потянула через его плечо одеяло и накрыла обоих. Она слышала, что издает слабые мяукающие звуки, как котенок, которого отнимают от соска, и провела руками по лицу и волосам Майкла, продолжая целовать. Тяжесть его тела была удивительно приятной, и когда он попытался откатиться в сторону, Сантэн закинула ногу ему за спину и удержала.

— Свет, — прохрипел он и потянулся к фонарю, чтобы закрыть задвижку.

— Нет. Я хочу видеть твое лицо.

Она схватила Майкла за запястье и потянула его руку обратно, прижимая к своей груди и глядя ему в глаза. Они были так прекрасны в свете фонаря, что ей показалось, будто сердце у нее разорвется; потом она почувствовала его ладонь на своей груди и удержала ее там. Соски напряглись и заболели от желания его прикосновения.

Это безумное желание наслаждения крепло, пока не стало непереносимым; что-то должно произойти, прежде чем она лишится чувств от силы этого желания… но ничего не произошло, и Сантэн почувствовала, что возвращается с высот. Это разожгло ее нетерпение, разочаровало и рассердило.

Способность критически мыслить, притупленная желанием, вернулась; Сантэн почувствовала, что Майкла одолевает нерешительность, и это рассердило ее уже по-настоящему. Он должен показать умение, взять ее; она так этого хочет! Она снова схватила его за запястье и потянула руку вниз, одновременно повернувшись под ним так, что толстая юбка задралась и собралась выше бедер.

— Сантэн, — прошептал он, — я не хочу делать то, чего не хочешь ты.

— Tais-toi, — почти прошипела она. — Тише!

Сантэн поняла, что ей придется вести его, она всегда будет его вести, потому что обнаружила в нем нечто, чего раньше не замечала, но она не стала из-за этого негодовать. Напротив, она почувствовала себя сильной — и уверенной в своих силах.

Оба ахнули, когда он коснулся ее. Минуту спустя Сантэн выпустила запястье Майкла и, когда нашла его, едва сдержала возглас: такой он был большой и твердый… она испугалась. На мгновение Сантэн усомнилась в своей способности выполнить задуманное, но потом справилась с собой. Майкл был неловок, и ей приходилось ерзать и приспосабливаться. Потом вдруг, когда она не ожидала, это произошло, и она ахнула от неожиданности.

Анна ошибалась: боли не было, только головокружительное ощущение растяжения и заполнения, а когда шок миновал — чувство огромной власти над ним.

— Да, Мишель, да, дорогой, — подбадривала она, и он вонзался, и стонал, и метался в ее объятиях, а она, обхватив его руками и ногами, легко переносила этот натиск, зная, что в эти мгновения Майкл целиком принадлежит ей, и наслаждаясь этим знанием.

Почувствовав его заключительные содрогания, она посмотрела ему в лицо и увидела, что цвет его глаз изменился — в свете фонаря они стали темно-синими. И хотя она любила его так сильно, что делалось больно, в глубине ее души тлело сомнение: она что-то упустила. Она не чувствовала потребности кричать, как кричала Эльза под Жаком на соломе, и потому испугалась.

— Мишель, — настойчиво прошептала она, — ты еще меня любишь? Скажи, что любишь.

— Я люблю тебя больше жизни.

Голос его звучал прерывисто и хрипло. Она не могла сомневаться в его искренности.

— Мой дорогой, — прошептала она, — мой дорогой, — и погладила курчавые завитки у него на шее.

Очень скоро волна чувств схлынула настолько, что Сантэн смогла понять: за те несколько коротких минут, в которые они совершили этот простой акт, что-то изменилось безвозвратно. Мужчина в ее объятиях физически сильнее, но для нее он как ребенок, сонный ребенок, прижимающийся к ней.

Она почувствовала себя мудрой и полной энергии, как будто до сих пор ее жизнь текла бесцельно, без направления, а сейчас она нашла свой попутный ветер и, как океанский корабль, полетела вперед.

— Проснись, Мишель. — Она осторожно потрясла его. Он что-то пробормотал и пошевелился. — Сейчас нельзя спать. Поговори со мной.

— О чем?

— О чем угодно. Расскажи про Африку. Расскажи, как мы вместе уедем в Африку.

— Я уже рассказывал.

— Расскажи еще раз. Я хочу услышать это снова.

Она лежала, прижавшись к нему, и жадно слушала, задавая вопросы, когда он умолкал.

— Расскажи об отце. Ты не говорил, какой он.

Так они проговорили всю ночь, обнимая друг друга в коконе из серых одеял.

Но вот, слишком скоро для них, пушки на хребте возобновили свой убийственный рев, и Сантэн в отчаянном желании прижала его к себе.

— О Мишель, я не хочу уходить!

Она оторвалась от него, встала и начала приводить в порядок одежду и застегивать пуговицы.

— Ничего замечательнее со мной в жизни не случалось, — прошептал Майкл, глядя на нее; когда она снова повернулась к нему, ее глаза в свете фонаря и в блеске далеких разрывов казались огромными и мягкими.

— Мы ведь поедем в Африку, правда, Мишель?

— Обещаю.

— Твой сын родится в солнечном свете, и мы будем жить долго и счастливо, как в сказках, правда, Мишель?

Они вышли на аллею, цепляясь друг за друга под шалью Сантэн, и с тихой настойчивостью целовались на углу конюшни, пока Сантэн не вырвалась из его объятий и не побежала по двору.

28

Подожди ( фр.).