Испытание

– Теснит на север? – Яков Иванович замолчал, пристально рассматривая карту.

Всей душой Вера чувствовала, как отцу сейчас тяжело. Она понимала, что все пути к кавкорпусу отрезаны. В ее взволнованном мозгу зазвучали напутственные слова начальника разведотдела фронта: «…Если дивизия пойдет на соединение с кавкорпусом, идите с ней, пока не переправитесь через Угру. Если же она пойдет в другом направлении, то на Велишки двигайтесь самостоятельно…» До боли в сердце чувствовала она жалость к отцу – так тяжело будет ей с ним расстаться!.. Чтобы своим волнением не расстраивать его, Вера отошла в сторону и села на пенек.

– Тогда, Павел Калинович, – снова начал Железнов и показал пальцем на восток, в сторону Большой земли, – нам остается только одно – пробиваться так!.. Надо полагать, Пополта вспухла, болота поднялись, и вода отсюда фрицев выжила. Леса здесь до самой дороги Гжатск – Юхнов дремучие… А другого выхода у нас нет. Либо голодная смерть, либо плен… Следовательно, Павел Калинович, мое решение таково: поворот на сто восемьдесят градусов, направление азимут семьдесят восемь – лес Новинской дачи, а там северными болотами Пополты на Доброе… – Яков Иванович хотел улыбнуться, но не смог. Он протянул Бойко свою карту и добавил: – Для встречи Доброва и Тарасова оставить моего адъютанта с разведчиками… Действуйте, товарищ Бойко!..

Бойко ушел, а Яков Иванович, опираясь на костыли, подошел к Вере.

Вера помогла отцу сесть и сама опустилась около него на колени.

Нащупав в темноте его руку, она прижала ее к своим губам.

– Прости меня, папа, – тихо сказала она.

– За что, доченька? – Яков Иванович сжал ее виски своими горячими ладонями и притянул голову к себе… Из темноты на него смотрели широко раскрытые Верины глаза. В них крохотной искрой отражалась далекая звезда. – Что ты, Верушка? Не плачешь ли ты, лейтенант?

Вера покачала головой.

– Папа, вы сейчас уходите? – спросила она.

– Да, доченька, скоро двинемся. Как видишь, нам здесь оставаться нельзя.

– Тяжело, папа… Тяжело оставлять тебя одного… Но я не могу идти с тобой…

– Почему, доченька? – Яков Иванович отвел голову Веры от своей груди и, держа ее дрожащими пальцами, смотрел в ее глаза.

– Мы должны идти, – тихо, словно чувствуя себя виноватой, ответила Вера.

– Куда? – спросил Яков Иванович, и ему стало страшно за дочь. Какие еще испытания предстоят ей на первых шагах только начавшейся жизни?..

Вера же корила себя за то, что вынуждена оставить отца в таком тяжелом положении.

– Туда, папа, за Угру. – И как бы оправдываясь, стала доказывать отцу: – Мы обязаны, папа… Понимаешь, это наш долг…

Яков Иванович кивал головой. Старый командир, он хорошо знал, что такое воинский долг. Но дело касалось его дочери, и сердце отказывалось подчиняться рассудку. Трудно было больному, много пережившему человеку отпустить свою дочь навстречу новым испытаниям.

Вера чувствовала эту душевную боль отца, но не находила слов, чтобы ее успокоить.

– Ты не бойся за меня, папа… Я выдержу все!.. – только и сумела она сказать.

– Эх, доченька! – прошептал Яков Иванович. – Тяжело расставаться… Но ведь мы с тобой солдаты… – Над лесом затарахтел немецкий самолет, похожий на У-2. – Вот видишь, нащупали. Сейчас фонари подвесит, проклятый!.. – И действительно, над вырубкой ярко вспыхнули повисшие в воздухе ракеты. – Теперь всё! Надо уходить. А то, пожалуй, подожгут лес, и тогда совсем не выберешься… Об одном прошу тебя, Верушка, будь осмотрительна и осторожна. Не горячись, даже если тебя будут на это вызывать. Внимательно присматривайся к людям. Ведь кругом будет много врагов, и немало их будет скрываться под личиной советских людей…

Вера слушала, не проронив ни слова. Яков Иванович нагнулся и поцеловал ее в голову.

– Спасибо тебе, папочка!.. – Вера погладила его шершавую руку и уже не сдерживала слез, катившихся по ее щекам.

– До свидания, доченька, – сказал Железнов и непривычно для Веры по-стариковски вздохнул.

Примерно через час Коротков вывел разведчиков к реке, где их ожидал Паршин с саперами. Паршин помог разведчикам по очереди перебраться на шаткий плот. И плот поспешно заскользил по темной воде.

Когда они сойдут с плота, когда позади останется эта речка и затихнут вдали всплески воды, молодые люди вступят в другую жизнь. И даже имена у них будут другие.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Валентинова с бешеной скоростью мчалась по Варшавскому шоссе в направлении Юхнова на своем раненом, как и она сама, «газике». Ее раны, правда, уже зарубцевались, а на «газике» все еще зияли дыры да развевались на ветру лохмотья его выцветшего тента. Ирина Сергеевна часто упрекала себя в том, что до сих пор не могла приложить к нему руки. Зато она, не жалея сил и времени, воскресила из мертвых и привела в боевое состояние его мотор и ходовую часть.

Сейчас она спешила засветло добраться до разведотдела армии, занимавшей фронт севернее Юхнова, и найти там майора Фещенко. Ему, как она поняла, командарм поручил лично связаться с Железновым, держать с ним постоянную связь, а для вывода остатков его дивизии послать навстречу Железнову проводников. Вот это-то и волновало Ирину Сергеевну. Она боялась, что раньше, чем она доберется до разведотдела, майор Фещенко вышлет навстречу дивизии своих людей.

Плутая вдоль фронта по изрытым снарядами лесным дорогам и сожженным деревням, она бы так и не нашла разведотдела, но выручили ее пропитанные кровью, с расползшимися чернилами документы: удостоверение личности и командировочное, написанное наспех от руки. Они были на» столько необычны, что как только старший патруля посмотрел на них, сразу сказал: «Липа!», подозрительно взглянул на Ирину Сергеевну и предложил ей следовать за ним.

– …Очень подозрительная, – докладывал он коменданту штаба. – В машине ехала одна, сама за баранкой. Заглянул в машину, а там ящиков и мешков доверху. Спрашивает, где разведотдел, а сама глазами зыркает…

Так, благодаря бдительности, проявленной этим солдатом, Ирина Сергеевна наконец добралась до разведотдела. Комендант штаба сам поспешил доставить ее на место. Но было поздно: Фещенко, как доложил дежурный, с людьми уехал на ПРП[16].

Тогда Ирина Сергеевна стала настоятельно требовать, чтобы дежурный дал ей сопровождающего до ПРП. Но дежурный был неумолим. Единственное, что он ей обещал, это доложить Фещенко, когда тот приедет на пункт, и соединить его с ней по телефону.

– А пока что погуляйте, – сказал дежурный и скрылся за скрипучей дверью землянки.

Ирина Сергеевна не помнила потом, сколько раз она измерила дорожку, ведущую от землянки к прогалине. Но, видимо, много, потому что через некоторое время в просветах между стволами пегих берез и зеленых елей сгустилась предвечерняя дымка. Ирина Сергеевна с тревогой думала о своих боевых товарищах, которые там, за глухими раскатами артиллерийской дуэли, пробивались на Большую землю. В наступавших сумерках ей чудилось, что она видит их, окровавленных и истощенных, поддерживающих друг друга, точно матросы из кинофильма «Мы из Кронштадта». В ее кармане лежали письма Железнову и Карпову от их жен из Сибири. Письмо Карповой словно кололо пальцы, ей хотелось распечатать его, и стоило больших усилий удержать себя от этого недостойного поступка.

«Зачем я хочу это сделать?.. Кто я ему?..» – упрекала она себя.

– Товарищ военинженер! – наконец позвали Ирину Сергеевну. К ней навстречу шел дежурный с человеком в гражданском полупальто и в немецком кепи.

– Вот этот товарищ довезет вас до майора Фещенко, – сказал дежурный.

Ехали лесной дорогой в темноте, чуть ли не ощупью. Стрельба становилась все слышнее и слышнее, и Ирина Сергеевна немало натерпелась страху, опасаясь, как бы этот необычный шофер в гражданской одежде не проскочил свои позиции и не завез ее к врагам. Когда наконец появились темные силуэты изб, Ирина Сергеевна заметила, что ее руки крепко сжаты в кулаки, она разжала их и в первый раз за всю дорогу спросила:

[16]

Передовой разведывательный пункт.