Череп грифона

Однако хозяин отнюдь не выглядел пьяным, когда подался к двум родосцам и спросил:

— Значит, Птолемей примет меня, вот как?

— Верно, господин, — подтвердил Соклей.

Что-то сверкнуло в глазах Полемея. Может, в том виновато было вино. Может, оно было даже крепче, чем казалось.

— Он хочет меня использовать, — безапелляционным тоном заявил Полемей. — Мой дядя думал, что сможет меня использовать. И Кассандр тоже так считал.

Соклей решил, что верно оценил Полемея — хотя слово «использовать», которое тот употребил, описывало также и то, что мужчина делает с мальчиком.

— Птолемей говорил о союзе между вами, — быстро сказал Менедем, стараясь, чтобы его голос звучал как можно убедительнее.

Соклею нетрудно было догадаться почему: если Полемей решит не возвращаться на «Афродите» на Кос, сорок мин серебра канут в море.

— И это лишь доказывает, что он умеет лгать, — с горьким смехом ответил племянник Антигона. — Но я кое-что скажу вам, родосцы. — Его торжественный тон и властный взгляд свидетельствовали о крепости выпитого им неразбавленного вина. О том же говорила и опрометчивость Полемея, когда, ткнув себя большим пальцем в грудь, он начистоту заявил незнакомцам: — Я сыт по горло тем, что меня используют! Я — не широкозадый мальчик-раб, о нет! Отныне я сам буду использовать других!

«И Птолемей хочет, чтобы у него под рукой был такой человек? — про себя изумился Соклей, всеми силами стараясь сохранить нейтральное выражение лица. — Да я бы лучше завел себе ручную акулу».

Его двоюродного брата, похоже, беспокоило лишь вознаграждение, обещанное правителем Египта.

— О почтеннейший, ты поплывешь с нами? — спросил он. — О да, — ответил Полемей. — О да, конечно. Здесь я в тяжелом положении. Надеюсь, я не буду в тяжелом положении… там. — Перед последним словом он сделал паузу, весьма заметную.

«Что Полемей собирался сказать, пока не передумал? — гадал Соклей. — „Я не буду в тяжелом положении, когда завладею Египтом“? Что-то в этом роде, или я сильно ошибся в своих догадках. И этого человека Птолемей просил явиться на Кос? Он, должно быть, спятил».

Менедем думал о другом — о том, как именно вытащить Полемея из Халкиды и перевезти через Эгейское море.

— Приходи на наш акатос незадолго до рассвета, — сказал он племяннику Антигона. — Мы должны провезти тебя мимо Аттики, прежде чем Деметрий Фалерский что-нибудь прознает. Устрой все так, как тебе удобнее, чтобы твои люди могли последовать за тобой на Кос.

— Годится, — пророкотал Полемей. — Ты — маленький паршивец, но деловой парень.

Хотя проезд Полемея и стоил талант серебром, он напрашивался на неприятности, называя Менедема маленьким паршивцем. Но прежде чем Менедем успел возмутиться или, по крайней мере, прежде чем он успел показать это, Соклей сказал:

— Мы провезем тебя мимо Аттики — то есть провезем, если это не помешает сделать течение в проливе Эврип. Однако, если оно вдруг повернет на север, нам придется подождать, пока течение изменит направление.

— Чума и мор! — Менедем раздраженно щелкнул пальцами. — Я совсем о забыл о проклятом течении! — Он посмотрел на Полемея. — Полагаю, ты не захочешь плыть на север вокруг Эвбеи?

Племянник Антигона покачал головой.

— Едва ли! Если бы мы поплыли вокруг Эвбеи, я бы двинулся навстречу Кассандру, а я хочу убраться от него подальше. Я уж лучше подожду, пока Эврип повернет свое течение.

— Хорошо, — мягко проговорил Менедем.

Так мягко, что Соклей бросил на него беспокойный взгляд. Не пришло ли его двоюродному брату в голову что-нибудь вроде: «Если Птолемей хочет заплатить за Полемея талант, то, интересно, сколько заплатит за него Кассандр?» Не было никакой возможности доподлинно узнать, о чем сейчас думал Менедем.

И тут Соклей вспомнил еще кое о чем и проговорил со всей доступной ему дипломатичностью:

— А знаешь ли ты, почтеннейший, что на пути к Косу мы пройдем через Киклады?

— И через проклятую Островную лигу моего забытого богами дядюшки.

Полемей хоть и был человеком резким и грубым, но отнюдь не глупцом.

— Не беспокойтесь об этом, — продолжал он. — Я буду путешествовать под другим именем. — Он перевел взгляд с Соклея на Менедема и обратно. — И я возьму с собой несколько охранников.

— Конечно, почтеннейший, — разом ответили оба родосца.

Если бы они быстро не согласились на это, то им вряд ли удалось бы вернуться живыми на «Афродиту». Соклей в этом не сомневался.

Но поскольку они согласились, Полемей сказал:

— Увидимся рано утром, — и кликнул раба.

Повинуясь его резкому жесту, раб вывел Соклея и Менедема из дома и тут же захлопнул дверь.

Дежуривший снаружи здоровенный стражник рявкнул:

— Выяснили, что хотели узнать?

Соклей кивнул.

— Тогда почему бы вам не убраться отсюда подобру-поздорову? — Стражник положил руку на эфес меча, давая понять, что это не вопрос, а приказание.

Соклей и Менедем поспешили прочь.

— Наш новый знакомый просто само очарование, — заметил Менедем, когда они завернули за угол и их уже нельзя было услышать.

— Который? — спросил Соклей. — Сам хозяин или его охранник?

В полисе, полном воинов Полемея, было рискованно называть племянника Антигона по имени.

— Оба хороши, — ответил Менедем. — На редкость обаятельные люди, верно?

— Да уж. — Пройдя несколько шагов, Соклей повернулся к двоюродному брату. — Хотел бы я знать, сколько друзей наш приятель приведет с собой на симпосий?

Менедем без труда догадался, что именно его двоюродный брат имеет в виду.

— Интересный вопрос, — жизнерадостно сказал он. — Надеюсь, не так много, чтобы они путались под ногами у рабов.

— Я тоже на это надеюсь, — ответил Соклей. — Дело становится все сложней и сложней, так ведь?

Его двоюродный брат сверкнул улыбкой.

— Что ж, мой дорогой, жизнь вообще очень запутанная штука.

У Менедема был талант просыпаться тогда, когда он себе приказывал, как будто в голове у него находилась клепсидра — вроде тех, что отмечают время выступающих в афинских судах.

Когда он открыл глаза, встречая очередное утро, все еще было темно, но, бросив взгляд на звезды и луну, Менедем понял, что близится рассвет. Он всмотрелся в сторону Халкиды: Полемея нигде не было видно.

Соклей лежал на спине на палубе юта, храпя, как пила камнереза, вгрызающаяся в мраморную глыбу. Менедем потряс его за плечо. Храп стал выше тоном, но не прервался. Менедем тряхнул еще разок. Его двоюродный брат открыл глаза и негодующе пробормотал:

— Какого?..

— Добрый день, — жизнерадостно сказал Менедем. — Мы ждем своего нового приятеля, помнишь?

— А. Правильно. — Соклей зевнул так широко, что хрустнули челюсти. — Он еще не появлялся?

— Ты ведь его не видишь, верно?

Менедем помолчал, чтобы оценить движение воды под днищем «Афродиты».

— Но я бы очень хотел, чтобы он уже был здесь, потому что Эврип течет сейчас в нужном направлении. Если течение повернет на север, мы тут надолго застрянем.

— Что правда, то правда, — ответил Соклей сквозь зевок, на этот раз не столь широкий.

Он встал и, как незадолго до этого Менедем, уставился в сторону Халкиды.

Город был тихим и темным. Кричала сова, плакал ребенок, лаяла собака… Три звука, раздающихся далеко друг от друга на фоне общей тишины.

— Где же он? Надеюсь, он не передумал.

— Хоть бы не передумал! — воскликнул Менедем в ужасе — невольном, вполне понятном ужасе: кого обрадует перспектива потерять сорок мин серебром.

— Приободрись. Если наш друг передумал, мы можем просто отправиться в Афины и заняться торговыми делами.

— Да тебе плевать на дела. Все, что тебя заботит, — это несчастный старый череп, который мы раздобыли в Кавне. Я начинаю жалеть, что вообще увидел эту вонючую штуку. Она не возместит нам того, что мы потеряем, если Полемей не придет… И ничто другое нам этого не возместит.

Вместо ответа Соклей указал в сторону спящего города.