На краю тени

Спустя двенадцать лет она прибавила в грации и уверенности. Не знал бы ее так хорошо, никогда бы не заметил легкой опаски в глазах: «Думает ли он по-прежнему, что я прекрасна?»

Да, все по-прежнему. Блестит оливковая кожа, черные волосы ниспадают на плечи, озорные глаза светятся умом и мудростью. Возможно, тогда было меньше мудрости и больше озорства, но в губах все так же пряталось улыбок на три жизни. А если и виднелись легкие морщинки вокруг глаз и губ — дань ли это хорошо прожитым годам? Солон считал их знаком отличия.

Он окинул взглядом тело в легком шелке голубой нагики, скроенной так, чтобы подчеркнуть совершенство каждого изгиба. Узкий золотой поясок на талии, шелковая бретелька через одно плечо. Живот по-прежнему плоский и мускулистый. Никаких растяжек — Кайде никогда не рожала детей. Он задержал взгляд на открытой груди.

Ни малейшего изъяна. Она прекрасна. Мысли Солона прервал ее смех.

— Что, мой принц? Так долго жил в Мидсайру, что позабыл, как выглядят груди?

Солон покраснел. После стольких лет, видя, как женщины считают обычные части тела эротичными и наоборот, он вконец смутился.

— Прошу прощения, ваше величество.

Опомнившись, Солон попытался преклонить колени, однако что-то помешало.

Ну да неважно. Важно то, что перед ним. Он не мог отвести глаз.

—  Тебя очень трудно найти, Солонариван, — заметила Кайде.

—  Сейчас просто Солон.

— Ты нужен империи, Солонариван. Я не потребую ничего. Ничего, кроме… наследника. Если нужны палаты для госпожи, их предоставят. Ты нужен империи, Солон. И не только из-за знатного рода. Сам по себе. Ты нужен мне. — Она выглядела ужасно хрупкой, даже ветер и тот переломит. — Я хочу тебя, Солон. Хочу так же, как и двенадцать лет назад, да и раньше. Но теперь я хочу твою силу, стойкость, дружбу и…

— Кайде, любовь моя, — перебил Солон, — это все твое. Я люблю тебя. Любил всегда.

Она засияла, как в детстве, когда он дарил ей особенный подарок.

—  Я скучала по тебе.

—  Я тоже, — ответил он, и к горлу подступил комок. — Боюсь, что никогда не сумею объяснить, почему оставил…

Кайде шагнула ближе и приложила палец к его губам. От прикосновения он весь затрепетал. Сердце гулко билось. Ее запах, тот самый, заставил его вспыхнуть. Взгляд лихорадочно блуждал по ее телу и не мог насытиться. Одна прекрасная линия, изгиб, цвет и тон переходили в другие, увлекая все дальше.

Улыбаясь, она положила ему ладонь на щеку.

О боги, я пропал.

У Кайде был тот же нерешительный взгляд, как и в последний день, когда она его поцеловала и Солон чуть не разорвал на ней одежды. Поцелуй, за который отдал бы все на свете. Начала она с легкой пробы, чуть тронув тонкую нежность его губ, затем притянула к себе. Как и в тот день, вдруг стала агрессивной, словно все годы без Солона страсть лишь нарастала. Кайде тесно прижалась к нему, и он застонал.

Она резко отстранилась, тяжело дыша. Глаза горели.

— Пойдем в палаты. Клянусь, на сей раз моя мать к нам не ворвется.

Кайде шагнула на высокую ступеньку и через плечо бросила взгляд на Солона. Отошла чуть в сторону, покачивая бедрами, дьявольски усмехнулась и скинула с плеча бретельку нагики. Он попытался шагнуть следом, но соскользнул обратно.

Девушка сняла с талии золотой поясок и беспечно уронила его на пол. Солон напрягся, чтобы сделать-таки проклятый шаг. У него перехватило дыхание.

— Я иду, — выдохнул он с трудом.

Она тряхнула бедрами, и нагика шелковой лужицей упала на пол. Взгляду предстали бронзовые изгибы тела и блестящие водопады черных волос.

Солон кашлянул, он не мог дышать. Однажды все это отвергнув, отказаться и сейчас? Ну уж нет. Он захлебнулся кашлем и упал на колени.

Кайде шла по залу, улыбаясь. На стройном теле играли блики света. Длинные-длинные ноги, тонкие лодыжки. Он вновь поднялся на ноги и напрягся. Веревки держали крепко.

Почему она улыбается?

Кайде бы не улыбалась, глядя на то, как он задыхается. Кайде вообще бы себя так не вела.

Ее манеры не просто подходили девушке, которую он знал, а были точной копией прежних. Только лицо состарилось.

Женщина, уже десять лет королева, не опустила бы так быстро все барьеры. Она представляла собой все, о чем он мечтал, на что надеялся, — Кайде настоящая пришла бы в ярость.

Видение вмиг исчезло, и Солон вновь оказался на стене. Взгляд через край — только веревки удержали от смертельного прыжка.

Вокруг ужасной смертью погибали люди. Живот у одного раздулся втрое; воин продолжал руками ловить воздух, словно запихивал еду в глотку. Другой стал фиолетовым, крича тому, кого рядом не было. Однако выкрикивал он уже не слова, голос давно сорвался. Время от времени воин харкал кровью, но кричал не переставая. Еще один вопил: «Мое! Это мое!» — и бил по каменной стене руками, словно его атаковали. Руки превратились в кровавые обрубки, а он все продолжал. Остальные лежали замертво — без видимых причин.

Многие убили себя сами — так или иначе, — однако некоторых сожгла и разорвала магия. Стена обагрилась уже подмерзающей кровью. Пока Солон был в трансе, крепостные ворота взорвали, и к ним маршировали темные силуэты, ведя туров с огромным фургоном.

Солон не сомневался: это была Хали.

— Как Дориан, еще не сошел с ума? — спросил женский голос.

Солон оглянулся, но не заметил источника голоса. Уж не звучал ли он в его собственной голове?

— Сейчас он полностью здоров.

Она засмеялась; звук глубокий и грудной.

— Значит, жив.

Солону хотелось провалиться сквозь землю. Они думали, что Дориан мертв. Или как минимум не знали.

— Давай покончим с этим, — бросил Солон.

Она фыркнула.

— Тебе, Солонариван, в твоей жизни врали немало. Врали, когда ты рос. Врали в Шо'сенди. Тебя обкрадывали. Я не собираюсь предлагать тебе власть, потому что, говоря по правде, дать ее не могу. Правда в том, что я не источник вира. Это лишь еще одна ложь. Хотелось бы, но нет. Вир врожденный, и он гораздо мощнее, чем твой жалкий талант.Правда в том, что талантДориана был слабым, пока он не начал использовать вир. Каков его талантсейчас, знаешь сам.

— Вир порабощает. Майстеры похожи на пьяниц, которые ищут, где бы выпить очередной стакан вина.

— Некоторые — да. На деле же часть людей неуправляема. Однако большинство пить умеют. Может, ты станешь тем, кто не умеет, как и Дориан. Спорить не буду. Честно говоря, Дориану всегда нравилось особое место под солнцем. Нравилось, когда ты прибегал к его помощи. Когда о помощи просят все. И что же случится, если исчезнут его сила и особый дар? Дориан станет куда менее важным, чем ты, Солон. Без вира он лишится дара, а его талантв сравнении с твоим слишком мал. К чему придешь ты, если начнешь использовать вир? Пусть хотя бы раз, чтобы оживить скрытые таланты,о которых ты даже не подозреваешь? Что будешь делать с таким могуществом? Вернешься в Сет, чтобы все исправить? Займешь место на троне рядом с Кайде? В истории? — Она пожала плечами. — Не знаю. Да и какое мне дело? Ты жалок, маг. Даже не умеешь пользоваться магией в темноте. Нет, серьезно.

— Ложь, сплошная ложь.

— Да неужели? Что ж, тогда держись за свою слабость и покорность. Но если вдруг передумаешь, Солонариван, считай, дело сделано. Сила там, и она тебя ждет.

И Хали ему показала. Это было просто. Вместо того чтобы тянуться к источнику света, огню или солнцу, или проникать в глоре вирден, он должен тянуться к Хали. Легкий поворот, и вот она, сила. Целый океан, непрерывно пополняемый из десятков тысяч источников. Все до конца Солон не понял, однако видел основы. Каждый халидорец молился утром и вечером. Молитва — не пустые слова, а заклинание. Оно от каждого забирает в этот океан частичку глоре вирден. Затем Хали отдает его обратно тому, кому пожелает, когда пожелает и столько, сколько захочет. По сути, все просто: налог на магию.