Страница 1 из 24
A
Продолжаются странствования Мегги и ее семьи по Чернильному миру, в котором они оказались благодаря чудесному дару отца Мегги оживлять литературных персонажей, читая книги вслух. Чернильный мир зачаровывает своей красотой. Он полон волшебства и превращений, там смеются дети, разгуливают великаны и феи, эльфы и единороги. Но Зло пытается переделать этот мир по-своему, и для спасения Чернильного мира героям приходится искать выход из безнадежных ситуаций, вновь и вновь рискуя своей жизнью. На этот раз судьба готовит им встречу с самой Смертью…
Корнелия Функе
Только пес и лист бумаги
Всего лишь деревня
Написанное серебро
Чернильное платье
Фенолио жалеет себя
Печальная Омбра
Опасный визит
Горе Роксаны
Предательский знак
Как ни в чем не бывало
Больна с горя
Снова на службе Орфея
Прямо в сердце
Весть из Омбры
Громкие слова, тихие слова
Предложение Свистуна
Ложный страх
Опасный помощник
Солдаты
Бессонная ночь
Злые слова
Клюнул
Кладбище комедиантов
Вина
Начало и конец
Знакомый голос
Утраченный вернулся
Новая песня
Гость в подполе Орфея
Огонь Коптемаза
Ответ Перепела
Наконец
Травы для Уродины
Сожгла
Следующая строфа
Нежданные гости
Всего лишь сорока
Привет Свистуну
Исчезнувшие дети
Новая клетка
Картины из пепла
Аудиенция у Змееглава
Четыре ягоды
Рука Смерти
Написанное и ненаписанное
Озерный замок
Женская роль
Ожидание
Старые и новые хозяева
Ленивый старик
Негодные помощники
Трупы в лесу
Человеческие гнезда
Белый шепот
Не ко времени
Огонь и мрак
Опоздали?
Подмога с дальних гор
Ангелы-хранители
Мать и сын
Сброшенная одежда
Чернота
Ах, Фенолио!
Свет
Стал видимым
Любовь, переодетая ненавистью
Другое имя
Назад
В покоях Змееглава
Пылающие слова
Переплетчик
Столько слез
Ночной кошмар
Другая сторона
Книга
Белая ночь
До конца
Не на ту карту
В путь
Омбра
Потом
Чернильный мир
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
Корнелия Функе
Чернильная смерть
Может быть, все на свете связано лишь с томлением.
Рольфу — навечно. Я была невероятно счастлива замужем за Сажеруком.
Айлин, знающей все об утратах, всегда умевшей понять и утешить.
Эндрю, Энджи, Антонии, Кэм и Джеймсу, Каролине, Феликсу, Микки и, наконец, но уж точно не в последнюю очередь, — Лайонелю и Оливеру, всем, кто наполнил черные дни светом, теплом и дружбой.
И Городу Ангелов, питавшему меня первобытной красотой; мне кажется, здесь я обрела наяву свой Чернильный мир.
Я — песня, которая птицу поет,
Я — лист, что землю рождает,
Я — прилив, что луну за собой ведет,
И река, что песок заметает.
Я — облако, уносящее вихрь,
Глина, что руку лепит, Земля, дающая солнцу свет,
Искра, выбившая кремень,
Слово, произносящее человека.
Чарлз Косли. Я — песня
Только пес и лист бумаги
Слышишь, мимо нас во мгле
Ночь прошелестела?
Лампа на моем столе
Как сверчок запела.
А на полке — корешки
Радужной раскраски
Словно зыбкие мостки
В мир волшебной сказки.
Райнер Мария Рильке.
Жертвы Ларам Вигилии III [1]
Лунный свет падал на халат Элинор, ее ночную рубашку, босые ноги и пса, лежавшего на полу у кресла. Пес Орфея. Как он глядел на нее своими вечно печальными глазами! Словно хотел спросить: ну почему, ради всех манящих запахов на свете, ты сидишь ночью в библиотеке, среди безмолвных книг, неподвижно уставившись в одну точку?
— И впрямь, почему? — спросила Элинор в пространство. — Потому что не спится мне, глупая ты тварь.
И все-таки погладила пса по голове. «До чего мы дожили, Элинор, — сказала она себе, с трудом подымаясь с кресла. — Разговариваем по ночам с собакой. А ведь ты терпеть не можешь собак, а эту особенно: каждый хряп ее одышливого дыхания напоминает мерзавца-хозяина».
Да, она оставила у себя пса, несмотря на болезненные воспоминания, не выбросила и кресло, хотя в нем сиживала Сорока. Мортола… Как часто Элинор слышался ее голос в тишине библиотеки, как часто виделись ей Мортимер и Реза между библиотечных стеллажей или Мегги у окна, с книгой на коленях, лица не видно за прямо спадающими светлыми волосами… Воспоминания — это все, что есть у нее теперь. Не реальнее, чем образы из прочитанных книг. Но что осталось бы, потеряй она и эти воспоминания? Одиночество, уже окончательное, с тишиной и пустотой в сердце. И уродливой псиной.
Элинор взглянула на свои босые ступни, совсем старческие в бледном лунном свете. «Лунный свет! — думала она, шевеля пальцами ног в серебристом луче. — В книжках ему приписывают волшебную силу. Вздор все это! Всю жизнь голова у меня была забита печатным вздором. Даже на луну гляжу через буквенную завесу. Ах, стереть бы все чужие слова из головы и сердца и хоть раз увидеть мир собственными глазами!
Н-да, Элинор, мы снова в отличном настроении, — думала она, бредя к витрине, где хранилось то, что осталось ей от Орфея, кроме собаки. Купаемся в жалости к себе, как эта псина, в каждой грязной луже».
Листок в застекленной витрине на вид не представлял из себя ничего особенного — обычный лист линованной бумаги, густо исписанный синими чернилами. Никакого сравнения с великолепными иллюминованными рукописями, лежавшими в других витринах, хотя каждая линия в почерке Орфея выдавала его самовлюбленность. «Надеюсь, укусы огненных эльфов согнали с его лица самодовольную ухмылку, — думала Элинор, открывая витрину. — Надеюсь, латники проткнули его копьем, нет, лучше думать, что он умер с голоду в Непроходимой Чаще медленно, мучительно…» Не в первый раз воображение Элинор расписывало гибель Орфея в Чернильном мире. Ничто не радовало ее одинокое сердце сильнее, чем эти картины.
Листок уже пожелтел. Дешевая бумага. Глаза бы не глядели. Да и по словам, на нем написанным, не скажешь, что они прямо на глазах Элинор перенесли своего создателя в другой мир. Рядом с листком лежали три фотографии: одна — Мегги и две — Резы, старая, еще детская, и недавняя, с Мортимером, где оба сияли счастливой улыбкой. Элинор каждую ночь подолгу рассматривала эти снимки. Слезы уже не текли ручьем у нее из глаз, но это не значит, что они иссякли. Их соль теперь разъедала сердце. Отвратительное чувство.