Страница 15 из 41
Горюнов прикрыл глаза: опять эта романтическая фигура благородного разбойника… Когда он слышал восторженные возгласы: вот, мол, парень молодец, грабит богатых и раздаёт бедным! – всегда кривился. Какой-то сопляк играет в Робин Гуда, что толку? Воровство – оно и есть воровство, какими побуждениями его ни прикрывай. Поймают и посадят.
На экране замелькали полицейские машины, забегали собровцы с автоматами. Диктор торопился поведать телезрителям, что штаб организации НРГ обнаружен, окружён, преступники оказывают ожесточённое сопротивление: вокруг неприметного офисного здания на Котельнической улице разгорелся настоящий бой.
Допрыгался, бедолага, отстранённо отметил про себя Горюнов. Под трепотню телевизора он задремал, и привиделась ему Маша, молодая и красивая, и сын Антошка, босоногий, с облупленным носом. Они тогда отдыхали на море: жаркое южное солнце, сладкий инжир, который рос прямо во дворе, как в их краях растут яблоки, стремительные росчерки чаек над волнами. И было это, кажется, сто лет назад.
– Пал Палыч! – голос у Веры был не на шутку встревоженным. – Из приёмного звонили. Раненого привезли, с перестрелки на Котельнической! Отправили в операционную, а потом – к нам…
– Ну да, – сонно отозвался врач. – Куда ж его ещё после операции-то. Только к нам.
– Ой, это говорят сам Робин Гуд! – выпалила восторженно медсестра. – Представляете, легендарная личность!..
– Да хоть шериф Ноттингемский… – недовольно проворчал Горюнов. Чёрт, весь кайф обломали. Теперь подпрыгивай с этим раненым. Да ещё начальство набежит, гори оно всё…
И тут зазвонил телефон.
– Больница, слушаю, – буркнул интенсивист в трубку, всё ещё переживая по поводу испоганенной смены.
– Доктор? – спросил возбуждённый молодой голос на том конце провода.
– Доктор, доктор, – раздражился Горюнов. – Говорите!..
– К вам привезли раненого! Это замечательный человек, его нужно спасти!
– Для нас все люди замечательные. И мы всех пытаемся спасти. – И добавил чуть тише: – Когда получается…
– Вы не поняли, доктор! – Показалось, собеседник сейчас зарыдает. – Это совершенно уникальный, неповторимый человек! Ну скажите, где сегодня ещё можно найти такого, который отдаёт собственные деньги другим людям? Ничего не требуя взамен?!
– Допустим, не свои, а ворованные… – сварливо возразил Горюнов.
– Не ворованные! – горячился невидимый оппонент. – Перераспределённые! Он не брал себе ни копейки, клянусь вам!..
– Пусть будет так, – сдался врач. – От меня-то вы что хотите?
– Он должен жить! – напористо откликнулся голос.
– Мы не боги, молодой человек. – Горюнов стал сам себе противен. Эту избитую фразу он говорил тысячи раз и всегда поражался безысходной банальности сказанного. Но это действительно так – врачи не боги.
– Он должен жить, – повторил собеседник как заклинание. – И он не должен попасть в руки полиции. Они его просто убьют.
– Ну-ну, не торопитесь, – несколько растерялся Горюнов. – Для начала этого вашего деятеля нужно спасти, а там видно будет…
– Я вам точно говорю – в полиции Робина убьют. Вы многого не знаете. – И после короткой паузы: – Я вам перезвоню…
Гудки отбоя. Горюнов бросил трубку на аппарат.
Чёрт знает что! Звонит какой-то юнец: играют детки в казаки-разбойники, лезут в петлю по собственной воле, а потом звонят вот так и требуют: «Он должен жить!..»
А Горюнов что?! Отдаст этому мальчишке своё здоровье? Тогда уж лучше бы посадить ему на плечи свою голову – и делать это нужно было не сегодня, много раньше!..
Хотя… Кому она нужна, твоя голова, Горюнов? Седая, не слишком умная, пропитанная дешёвым коньяком голова. Разве смог ты спасти жену? Или удержать сына? Что вообще ты можешь, Горюнов, кроме как пить на дежурствах и вводить пациентов в состояние биостаза, облегчая себе жизнь? А эти ребята пытались хоть что-то делать. Глупо, конечно…
И тут хлопнула дверь – вошли двое.
Впереди выступал невысокий сухощавый человек с костистым лицом. Под накинутым на плечи белым халатом – серый строгий костюм. И глаза тоже строгие и серые и очень внимательные. За ним возвышался второй: холёный, со скучающе-презрительной миной и в очках с золотой оправой. Этого Горюнов определил влёт. Точно такие ребята писали в своё время разгромные рецензии на его несостоявшуюся диссертацию.
– Доктор Горюнов? – спросил первый негромко.
Врач кивнул. Можно было поинтересоваться, с кем, мол, имею честь? Но делать этого совершенно не хотелось. И так ясно – человек из органов, имеет право задавать вопросы и получать ответы.
– Сейчас к вам из операционной привезут раненого, – спокойно и размеренно продолжал «серый». – Хирурги сделали операцию, говорят, – успешно. Теперь дело за вами.
– Я понимаю, – неопределённо покрутил головой Горюнов. – После операций…
– Это очень хорошо, что понимаете, – не дал продолжить «серый». – Но боюсь, не в полной мере. Зарубите себе на носу, доктор, – этот человек должен жить.
– Боюсь, и вы не совсем в курсе, – набычился врач. Хоть ты сто раз начальник, но здесь его, Горюнова, поляна. – Современная наука не умеет, к сожалению, спасать людей по приказу сверху. Даже если это очень высокие инстанции.
– А вы сумейте, – спокойно откликнулся собеседник. И лицо его, и голос выражали нерушимую уверенность – всё так и будет. – Случай не рядовой. Вы ведь знаете, с кем имеете дело? Это опасный преступник. И он должен предстать перед судом. Живым.
– Операция – это только полдела. – Горюнов искал слова, чтобы объяснить этому властному человеку – никогда, ни при каких условиях медицина не может дать полную гарантию выздоровления. – Человеческий организм слишком сложная система. Здесь мало удалить сломанные детали и почти никогда не удаётся их заменить. Я сделаю всё, что в моих силах, но…
– Вот-вот, сделайте, – вновь перебил полицейский. – Вам и нужно-то – дотянуть до утра, а там мы перевезём этого воришку в нашу ведомственную больницу. Сразу не получилось: врачи «Скорой помощи» сказали, мол, не довезём. И сейчас, сразу после операции, его тоже трогать нельзя?.. Пусть будет так. Но парень должен выжить, доктор. Для точного и неукоснительного отправления правосудия.
Он внимательно смотрел Горюнову в глаза, будто сомневаясь, доходят ли его слова до сознания врача? И будто помогая взглядом сказанному проникать прямо в мозг. А Горюнов неожиданно для себя спросил:
– Что ему будет, этому мальчишке?
– Мальчишке? – иронично ухмыльнулся «серый». И тут же стал серьёзен: – Повторяю, это опасный преступник. – Помолчал секунду и вдруг взорвался: – Это для вас, интеллигенции сопливой, они мальчишки и девчонки!.. – Лицо его напряглось, голос зазвенел и обрёл человеческие эмоции. – Вы сидите в безопасных кабинетах, бережёте свою драгоценную шкуру и рассуждаете: ах, как нехорошо воевать с детьми, они ж всё это сделали по глупости! Это так гуманно – так рассуждать, а главное – так удобно. А мои люди тем временем идут под пули. Им всё равно, кто нажал на спуск – мальчик или мужчина.
– Кто на что учился… – криво усмехнулся Горюнов.
– Никто не гонит вас на баррикады, – холодно отрезал собеседник. – Для этого в холле и на выходе стоят бойцы СОБРа. А вы просто сделайте свою работу.
И поворачиваясь к выходу, кинул через плечо:
– Ну хоть это вы можете?..
Однако у двери полицейский притормозил.
– И вот ещё что, оставляю вам эксперта. – Взмах руки в сторону «холёного». – Это ваш коллега, очень квалифицированный специалист. Он приглядит, чтоб всё было как надо.
Дверь хлопнула.
«Холёный» по-хозяйски прошёл к центральному пульту:
– Так, что у вас тут?
– Всё, как обычно, мастер, – съязвил Горюнов. – Больные лежат, лечение идёт.
А что он ещё может, кроме как язвить? Обложили.
– Вижу… – многозначительно протянул коллега. – А это что? – и ткнул пальцем в синусоиду дыхательных циклов на дисплее.