Страница 24 из 40
Зал… коридор… библиотека… снова зал…
– Я т-тебя!
Огненные всполохи рушатся на меня – со всех сторон, не вижу – чувствую, как хозяин превращает меня в сухую ветку, охваченную пламенем. Горю, не сгораю, не могу даже корчиться от боли, не говоря уже о том, чтобы кричать…
– Кеша! Не надо, Кешечка!
– Да что не надо, меня этот ослохвост в гроб загонит. только за смертью посылать… За уроки и не брался, поди? Не брался? – он ненадолго возвращает мне облик человека, бросает передо мной мертвого, сплющенного мышонка, – оживи! Ну? Оживи! Не можешь? Ни хрена ты не учил…
Снова становлюсь веткой, неопалимой купиной, снова горю, не сгораю, чувствую, как боль пронзает меня – снова, снова. Дамочка бросается к хозяину, Кешечка, Кешечка, обнимает его скрюченную фигуру тоненькими ручонками, – я снова становлюсь человеком, злые чары рассеиваются.
Падаю на ковер, больно ударяюсь лбом, хочется выпустить руки и нельзя, бережно прижимаю к груди зеркало, спрятанное за пазухой…
…зеркало…
Здесь – в крохотной комнатенке, в редкие минуты наедине с собой, осторожно вытаскиваю зеркало из-под майки, еще сам не понимаю – что меня так заворожило в нем. Проще сказать – посмотрел в него, потерял сознание, только тут что-то другое, тут. странное было чувство – как будто был я и в то же время не я, здесь и в то же время не здесь, сейчас и вместе с тем не сейчас…
Нет… не могу объяснить. Может, потому и впал в ступор. Может…
Бережно включаю ночник, ставлю так, чтобы свет не падал в дверную щель, – а что толку, так и кажется, что хозяин видит меня насквозь, где я, что я, потому что. потому что хозяин все видит. Я затравленно огляделся, посмотрел в зеркало, какие-то доли секунды видел свое отражение…
Опять то же самое… я и как будто не я, здесь и как будто не здесь… Вижу себя со стороны, иду по ночной улице – почему-то крадучись, вдоль стен, карабкаюсь по пожарке, лестница мерзко подрагивает под моими руками, думает, обвалиться ей сейчас или подождать…
Карабкаюсь на крышу, перебираюсь на другую, на третью… Ну да, был я здесь, как сейчас помню, был, домишко-то я этот давно уже заприметил… ну, не я заприметил, Колюшка наш, нам показал… Колюшку-то денька через два ножичком пырнули, а дом-то я запомнил… Хороший такой особнячок, видно, что не бедные люди живут… Еще парням сказал, айда, попытаем счастья, они такие – не-а, не пойдем… я им – что за фигня, струхнули, что ли, они такие, давай выеживаться, у того нога болит, у этого спина, тому к дяде ехать, этому к тете… моте, блин… Ну так и получилось, короче, один я этот домик брать пошел. А что, куда деваться-то, за комнату платить нечем, жрать охота, не все же у парней на кухне таскать… они уже просекли, что к чему, жрачку себе нажарят и в комнату уносят, чтобы я не спер…
Короче, один я в этот домик пошел… да что домик, целый замок, уж на что я по частным секторам насмотрелся, такого не видел. Тут бы кино снимать в самую пору. И – ни ограды, ни собаки никакой, ни мигалок там, камер, ни хрена. Ну, думаю, хозяин лошара полный, такого обобрать, как два пальца…
Полез, короче… я там окошечко еще приметил, все время открытое, вроде уже и не лето на улице, а оно у него все растопырено… Ну вот, по пожарке на крышу забрался, с крыши на другую крышу, с другой на третью, с третьей в окошечко это. Фонарик включил, смотрю, как всегда, где что плохо лежит, а разве бывает, чтобы лежало, да не плохо…
Ну посмотрел – охренел прямо, много что видел, но чтобы такое… Атас… цепочки, цацки всякие, кубки, доспехи, видно, что золотишко – не кот начихал… потом это еще, таблички глиняные, как их там называют, не помню… пергаменты еще свернуты… Ну я в этом деле-то сильно не секу, но нутром чую, бабок за эту хрень срубить можно до хрена. Висят же таблички эти – куплю антиквариат, дорого…
Ну я что, рюкзачишко-то открыл, давай туда все ссовывать… ну, парней словечком недобрым помянул, какого хэ со мной-то не пошли, слабо, что ли? Вместе бы больше уперли, а так когда еще в такой дом залезешь, хозяин-то не кретин, решеток до хрена наставит…
Ну что, набил рюкзачишко, из окна полез, там лезть-то хрен да маленько, зря, что ли, городским альпом занимался… Ну все, на крышу забрался, и тут как торкнуло что-то – обернись… Ну знаете, как бывает… вот было так, когда за ограду залез, уже к дому подошел, и чую, на меня собаченция смотрит… матерая такая овчарища…
Ну я про другое сейчас… оборачиваюсь, значит, а у окна он стоит. Хозяин, то бишь. Тощий, скрюченный, космы перепутанные и не седые, а серые какие-то, и, главное, ничего, не орет, милицию не вызывает – стоит и смотрит на меня… мягко так… почти ласково…
А дальше как во сне было, ей-богу… хочу бежать, прямо орет во мне все – беги, беги отсюда на хрен… а не могу, как приковало меня что-то, ползу к нему – по краешку крыши, ниже, ниже… и жуть такая берет. Я уж думал, он меня вообще хочет с крыши бросить на хрен… с него станется. Нет, ничего, заставил меня снова в окошечко забраться, в комнату… давай, говорит, вещи по местам… Ну я не спорю, ты все забирай, только дай живым уйти… А он и говорит, давай, садись, будешь манускрипты расшифровывать…
И ведь что за фигня… как миленький за эти манускрипты сел, не пикнул… потом кофе ему бегал заваривал, потом…
Это я все только сейчас вспомнил – когда в зеркало заглянул. Страшно так – я же на полном серьезе помнил, что я никто и звать меня никак, что я и не человек вовсе, а так, дух какой-то, демон, дьяволенок, гомункул, которого хозяин породил и который ему служить должен. И молился ему, и кофе подавал, и книги какие надо подносил, и в Инете что надо искал, а уроки попробуй не сделай, бросит вот так перед тобой глиняный черепок, а ну, скажет, преврати в птицу! Не можешь? Не учил? Ах, чтоб тебя… и самого тебя в жабу какую-нибудь скрутит…
Ай да зеркало… и слава богу, что у хозяина в доме зеркало это нашел – хоть заглянул, хоть вспомнил, кто я есть, а то ведь хозяин у меня не только волю забрал – память мою. Хозяин… в суд бы на этого хозяина. Или в милицию. А что в милицию, он меня самого в милицию потащить может, я же его чуть не обокрал…
А не про то речь… мне бы выбраться сейчас отсюда, из дома из этого… пока хозяин не нашел, зеркало не отобрал, снова меня рабом своим не сделал. С него станется… Вышел я потихоньку из комнатки, прислушался – вроде бы ничего, тихо, по ступенечкам, по ступенечкам вниз, тихонько, чтобы без палева… Уже до первого этажа добрался, слышу – шаги. Ну точно, идет за мной, и лестница под ногами скрипит…
Вот блин… Я туда-сюда, вспомнить бы еще, где у него выход-то из дома… вроде добрался до коридорчика, слышу – а в коридорчикето шварк-шварк, шаги его…
Ну у меня вообще мороз по коже… туда, сюда сворачиваю, то в подвал ткнусь, то еще куда, а что толку-то, он как будто повсюду, куда не ткнись – шварк-шварк, идет…
Не выдержал я, короче, все, думаю, будь что будет, кинулся в коридорчик, прямо чую – шаги его мне навстречу, а все равно по коридорчику бегу и за дверь на улицу… и что думаете, никто меня за руку не хватает, обратно не тащит… как померещилось что-то…
Страшно так, ночь глубокая, город как вымер, бегу по улицам, и кажется, со всех сторон этот хозяин на меня пялится… ну ничего, память-то ко мне вернулась, это главное, и наших вспомнил, и Егорыча, и Лешку Штыря, и Хмарьку, и всех, всех… Вроде даже общагу вспомнил, где тусовались, не по адресу, конечно, смотрел я, что ли, на адрес этот, а так – иди до киношки «Родина» и направо…
Пришел, короче, бац-бац в дверь, ясное дело, закрыто, ключ у кого-то из нас, один на всех, у кого – хрен знает. Ну ничего, открывают, рожа Штырева заспанная…
– Че, Димон, что ли?
– Ага… давно не виделись.
– Ты где тусовался-то, месяц не было, там на койке на твоей уже Холерка обосновалась.
– А, это кстати, вот сейчас с ней рядышком и лягу.
– Она тебе ляжет… девка-то в теле… Где шлялся-то?
– Где надо… жрать есть?
– Откуда…