Аборигены Прерии

И вот тут-то Юрик, его в те времена Солом окликали, и попросил отдать всё ему, чтобы он на Земле выучился на адвоката и тогда он потом, когда станет знаменитым и богатым, то вернёт с хорошим процентом.

– Вернул? – Делле действительно интересно.

– Не-а! Не взяли парни отдачу. Да они вообще после каждого сезона скидывались для кого-нибудь и ещё куражились. Типа – первый пошёл, второй пошел, а потом со счёту сбились и тихонько радовались.

– Пьяные?

– Окстись! Такие не выживают. Мы ведь – рабочие. Подай! Принеси. Рейку правее! Как взведённый курок – иначе и не скажешь. Знаешь ведь, какие кошечки и собачки в наших краях аппетит нагуливают.

– Постой, Яга! – вот тут уже не до экивоков, – у тебя же родители живы!

– Так и они рабочими нанимались. Ты думаешь сюда с Земли одни учёные приезжали? Ручку ровнее держи, следи за авиагоризонтом!

Колёса мягко коснулись грунта. Прибыли.

На правом плече – переломка. Или "Тулкой" ещё её здесь зовут. На левом плече – рюкзак, где есть всё, что только может понадобиться. От коптердрома до города рукой подать, и Делла, легко отшагав это расстояние, идёт между стандартными постройками периода колонизации. Разные в них люди живут. Лужайки или свалки, пустыри или заросли плодовых кустов и фруктовых деревьев, мощёные дорожки или глубокие колеи – каждый хоть как-то, но заявляет окружающим о своём идеале мироустройства.

Впереди слышится музыка: "Тонкий шрам на любимой попе – рваная рана в моей душе". Любопытно. Дедушка редко позволяет звучать устройствам звуковоспроизведения, но когда слышится этот мотив – присаживается, и делает вид, что чем-то занят. Пока песня не закончится. То есть у тети Лёли где-то что-то такое есть? На попе!

Делла просто двинулась на звук и быстро вышла к веранде с накрытыми цветастыми скатерками столами. Начало лета – люди тянутся в тень. Хотя сейчас тут немноголюдно.

– Опять эксесайзер с катушек слетел, – раздалось в глубине подсобного помещения

Судя по повышенному звуку чего-то механического, перешедшему в короткий стук – так оно и было. Собственно, если бы не это дурацкое буржуйски звучащее слово, воспринятое, как "упражнятель", Делла не так бы действовала. Села бы тихонько, и слушала музыку, пока к ней не привязалась обслуга. А тогда бы чайком кишочки прополоскала. Но тут – зараза, всё-таки этот Ярн – спокойно произнесла прямо в дверь:

– На стол его, – и аккуратно свернула скатерть с того столика, за который посетители сядут в последнюю очередь. Со всех сторон подходы, а народ обычно по углам нычется.

– Ты хто? – румяное лицо из щели между полуприкрытой дверью и косяком.

– Внуковка Коноплемянникова, – прямо в спину голос. Парень за стойкой стоит, а ведь только что никого не было! Крепкий, статный, с редким пушком на подбородке – олицетворение юности, одним словом. С таких Добрыней Никитичей рисуют. Хотя, тот, что за дверью выглядит не слабее.

– Тогда хрен ты от неё отвяжешься, – непонятно, доволен этим дядька или нет, но на стол перед Деллой водружается низкий пустой цилиндр с дырявыми стенками, но без крышки. А из середины его днища торчит шток с кольцевой проточкой вблизи окончания. Как раз для разрезной шайбы самое место. Понятно, что она соскочила, и привет. А кромки у проточки закатаны.

– И как долго эта халтура прослужила до первой поломки? – Делла смотрит прямо в глаза старшего из крепышей.

– Полгода, где-то. А потом после каждой починки – не больше месяца.

Понимающе кивнув, девушка прошла в подсобку и, встав на четвереньки, заглянула в щель, между полом и основанием обезглавленной установки. Так и есть, в толстом слое пыли лежат они, родимые. Быстренько выгребла оттуда штук восемь колечек, видимо – по числу ремонтов. В проточку все они становились с люфтом, то есть и пробовать не стоит – минуты не продержат. Тем не менее, вставила штырь в гнездо, вместе с барабаном, естественно, покачала. Ни к чёрту подшипник. Вот так, одно за другое, и общий износ привёл эту нехитрую центрифужку в состояние перманентного облома. Ага, вот и шкив с опавшим ремнём. Ладно!

Вернее, как раз, всё неладно. Даже подшипник поддался простому нажиму пальцами. Мрак! Это вообще не должно работать. Хотя, рукоятка у висящей на стене шумовки сделана из стали как раз подходящей пластичности...

– Эй, ты мне инвентарь не ломай? – пожилой мужчина на согнутую ручку смотрит неодобрительно.

– Удлинитель тащите, – Делла ничуть не смущена. – А половником больше, половником меньше – это непринципиально. Тем более, видите, как он прохудился. Вот то, что подшипник здесь бессепараторный – это да. Краеугольно, я бы сказала. Буру давайте, вы же насекомых изводите. И нашатырь у вас, наверняка, есть – тащите.

Варить без флюса – это точно была бы халтура, а так – несколько наваренных выпуклостей, потом чуть уточнить надфилем, засобачить плотненько – нету люфта. Опять шток в гнездо, кольцо в проточку, короткий проблеск сварки – и оно больше никогда отсюда не слетит. Крутанула барабан – нормально идёт. Щёлкнула пакетником. Гы. Вот откуда ноги растут. Вернее, если смотреть на это глазом обывателя, то всё нормально, но чуть слышна почти неуловимая вибрация – это же частота электрической сети.

Остановила агрегат и сняла крышку щитка. Они – родимые. Конденсаторы, приспособленные для сдвига фазы. Причём, не просто, а для использования однофазной сети для привода трёхфазного двигателя. Порнография! И сами кондёры – фуфло. Этот тип столько не служит, сколько получается от даты их выпуска до сегодняшнего дня. Поискала по соседним щиткам – точно, все три фазы в дом приходят, но раздаются на освещение по одной, так что с виду и не скажешь, что можно просто всё сделать как следует. Полная ерунда. Каждый исполняет свою часть работы и больше ни о чём не думает. А потом эти умники собираются большой толпой и ищут кого-то виноватого в том, что живут они не так хорошо, как им хочется.

Оторвала от удлинителя провод и скоммутировала всё как положено, как раз для подвода двух фаз этого оказалось достаточно. В щитке перекусила лишние связи. Пакетник-то трёхфазный. Включила – работает. И никакой вибрации. Свернула шнур сварочного аппарата на его корпус и затолкала в кармашек рюкзака. Всё. Чаю!

Парень из-за стойки подал цветастую тряпку, сухую, чистую и измятую, ею руки отлично оттерлись от остатков смазки. А юноша ещё плеснул из нарядной бутылки на край вытирушки, и чернота от пальцев отошла окончательно. Делла вернулась к столику, положив на старое место снятую ею же скатерть. Хозяин выволок из подсобки поднос с тремя кружками, горкой кусков нарезанного батона и корытцем "Волны". Он и его сын, как ни в чём не бывало, устроились на соседних стульях. Правда по пути бармен поставил перед парой ранних посетителей по кружке с пивом, видимо, чтобы были заняты и не мешали.

Хороший чай, свежий хлеб и плавленый сыр. Отлично.

– Я Фома, – представился хозяин заведения, – а это сын мой, Федот. Про тебя нам Яга рассказывала. Рад, что этот старый ворчливый барсук твой дед не сдаёт позиций, – показал глазами на переломку, подвешенную за ремень на крюк, укреплённый на столбе. – Всё ещё жив, хотя и считает, что стрелять надо только один раз, и только хорошо подумав.

– Ну да. Если хищник напал, то, кроме пули ему в левый глаз, других шансов у тебя нет, – Делла знает, что говорит.

– Часто встречались? – Федот неподдельно заинтерсован.

– Три полосатых амфициона и один серый. Они обычно выше держатся в лесах предгорий, в наши каньоны забредают редко. А ужасных волков пастухи приучили бояться людей, так что их даже голосом можно отогнать, только интонации должны быть строгие, и к логову соваться не стоит, пока щенки слепые.

Вот сидит девушка за одним столом с двумя практически незнакомыми мужчинами, которые на неё откровенно пялятся, и превосходно себя чувствует. У неё нет никаких забот – каникулы.