Страница 7 из 13
Останься у него здравый смысл, Лутарг посмеялся бы над самим собой. Вот только сил практически не осталось. Они были до дыр изъедены не в меру требовательным чувством собственника и ревностью.
Причем ни то, ни другое не обладало, по его мнению, правом на существование. Отрицалось, но все же имело место.
Девушка притягивала взгляды диковинным, невиданным ранее цветком. Пробуждала интерес одним своим присутствием, нахождением в пределах касания. Лишь потянуться, и ты - обладатель прекрасного. Единственный владелец того, к чему каждый стремиться стать ближе.
Всеобщая жажда! Всепоглощающая! Непреодолимая!
Для самообладания Лутарга заинтересованных взглядов было слишком много! Чрезмерно! Больше, чем он мог смиренно вынести! Намного больше, чем его внутренний зверь мог стерпеть, не проявив себя!
Символизируя плодородную землю Тэлы, отдающую себя в руки нового правителя, в ярко зеленом платье Литаурэль была неотразима. Другие девушки меркли на ее фоне. Терялись, сливаясь с нарядами. Исчезали на фоне пышности и красочности действа.
Лита же сияла! Ярче небесных светил! Ярче всего, что он когда-либо видел!
Несмотря на морщинку, залегшую между бровей, и подрагивающие уголки губ, выдающие ее нервозность, девушка передвигалась с грацией небесной птицы, купающейся в детства знакомых и всем сердцем любимых воздушных потоках. С каждым шагом ныряя в ласкающий вихрь, она расправляла крылья, и их играющее цветами оперение, будь то блеск глаз или переливающийся на солнце цвет волос, тревожило что-то в его сердце, теребя невидимую глазу иглу.
Вот только боль эта была сладостной, и Лутарг, не противясь, признавался себе, что не согласен променять ее на былую пустоту. Абсолютное безразличие ко всему перестало быть его самоцелью. То, что проснулось в его душе - сыновней и мужской - теперь не собиралось отступать, а лишь набирало обороты, требуя беспрекословного подчинения.
Отказаться? Нет! Сейчас - нет. Сейчас все в нем жаждало взаимности!
Литаурэль… Имя, выворачивающее наизнанку его представления о страсти. Об удовлетворении потребностей, которыми он всегда без сожалений пренебрегал.
Отстоя от мук, недостатка, практически не испытывая неудобств, он был доволен собственным равнодушием. Даже радовался ему, находя в этом отличие от других, падких на имитацию страсти или жадных до боли.
Они не приемлели его, а он их - равноценный, не тревожащий суть обмен. Обоюдно радующий обмен, переступить через который не составляло труда.
Но Литаурэль… Она была столь прекрасна, настолько желанна для него, что молодой человек любые поползновения толпы относил на счет той, что занимала его мысли. Будь то свист или выкрик, раздавшийся откуда-то из скопления людей, или же мускусный аромат желания, принесенный ветром и дразнящий обоняние, от которого Повелитель стихий готов был проявиться во всей своей безудержной ярости.
В поисках самоконтроля, которым так гордился когда-то, Лутарг перевел взгляд на мать. Лураса стояла в окружении советников вейнгара. Всех их он знал поименно. Успел выучить за время, проведенное во дворце. Мужчины что-то говорили, перебивая друг друга, насколько мог судить молодой человек. Взгляд матери выражал благодарность. Он почти слышал ее ничего незначащие реплики, соответствующие случаю. Племянница стала руаниданой - событие, заслуживающие внимания и похвалы.
Лутарг так же, как и мать, радовался за Таирию. Мужчина верил, что девушка станет достойной правительницей Тэлы. Верил изначально, несмотря на сомнения кровной сестры. Ее колебания и неприятие.
И вера эта была сильна. Сильнее, чем он смог бы выразить словами! Намного сильнее его уверенности в собственных силах!
Понаблюдав некоторое время за матерью, поймав ее любящий взгляд, Лутарг почувствовал, что струна оков, звонкую песнь которой он слушал с тех пор, как благодать Траисары раскрасила небосвод, сменив лик Гардэрна нежным мерцанием звезд, ослабила свое натяжение.
Вся та нежность и тщательно скрываемая тоска, что сын вычленял во взглядах Лурасы, дарили ему ощущение нужности. Правильности бытия. Отрицали привычное одиночество.
Благодаря им, Лутарг чувствовал себя живым. Нужным! Необходимым ей и самому себе.
Позволив себе искупаться в материнской любви, молодой человек вернулся к тому месту, где оставил Литаурэль. Вода, Воздух и Огонь все также находились в центре мужского внимания, смеясь и кокетничая, а вот Землю молодой человек не увидел. Ее зеленый наряд не порадовал глаз. Рожденной с духом недоставало в неразрывном кругу четырех стихий. Цепи, удерживающие мужчину на месте, потеряли плотность, рассыпавшись под воздействием нахлынувшей паники.
Она не могла уйти, не сказав ему! Не решилась бы на это!
Литаурэль устала. Устала настолько, что сил улыбаться в ответ на льстивые похвалы практически не осталось. Девушка вымоталась, скорее в плане эмоциональном, нежели физическом. Причем утомленность эта была настолько велика, что рожденная с духом всерьез опасалась нервного срыва. Состояние для нее незнакомое и оттого еще более тревожащее.
До боли хотелось выплеснуть все, что накопилось внутри! Беспричинно сорваться на крик! Громкий! Очищающий!
И не важно, если кто-то станет свидетелем, случайно оказавшись поблизости! Не имело значения, будет ли она услышана или понята! Главное отпустить смятение и вернуть мир самой себе. Без него существование превращалось в постоянные муки.
Избавиться от напряжения и душевной боли - все, о чем Литаурэль могла думать в последнее время. Казалось, дни ожидания тянутся бесконечно. Проблемы тэланцев ни в какую не хотят разрешаться, а Лутарг не может себе позволить оставить мать и сестру в смутные для Тэлы времена.
Она все понимала. На самом деле понимала и поддерживала Освободителя насколько могла, вот только самой ей подобной поддержки недоставало.
Привыкшая к свободе в той мере, в какой оную могло предоставить Саришэ, Лита ощущала себя запертой. Посаженной в каменную клетку. Да, удобную, богато обставленную, светлую, но все же клетку.
А девушке так хотелось иногда, ни о чем не задумываясь, вырваться в темноту ночи, чтобы побродить по своим излюбленным местам, будь то скалистые ущелья с редкой зеленью или темные пещеры с хлюпающей под ногами водой. Хотелось одиночества, принадлежности себе одной, возможности без оглядки следовать собственным желаниям, хотя бы в таком минимуме, как побыть наедине со своими мыслями.
Она была привязана к Лутаргу. Зависела от него, и эта зависимость постепенно начинала тяготить все больше. Лита уже не знала, как расценивать его общение с ней. Не понимала, чем объясняются долгие, внимательные взгляды, что девушка изредка ловила на себе. Не представляла, что он чувствует в подобные мгновения. И чувствует ли?
Тоненький голосок надежды внутри нее, шептал, что это взгляды жаждущего, охваченного страстью мужчины, но разум неизменно опровергал эти предположения, настаивая, что она переносит на Лутарга собственные тайные желания. Утверждал, будто проявляемое Освободителем внимание является результатом ответственности за ее судьбу, которую тот добровольно взвалил на свои плечи.
Что из этого было правдой, Литаурэль сказать не могла, но очень хотела разобраться, даже несмотря на то, что все домыслы и бесконечное мысленное противостояние себе самой изводили ее, вконец лишая уверенности.
Сделав глубокий вздох, до отказа наполнив легкие живительной смесью из разнообразных ароматов, Лита задержала дыхание и закрыла глаза. Сердце гулко колотилось где-то в районе горла, рождая пульсацию в висках и головную боль. Девушка понимала, что поступила неправильно, покинув гостей Таирии. Сожалела, что не предупредила Лутарга, но в тот момент она не могла поступить иначе.
Задержись Литаурэль во дворе хотя бы на мгновенье, последствия стали бы для всех катастрофическими. Тагьери, подстегиваемая бурей противоречий, одолевающих ее, непременно явила бы себя взору всех собравшихся. Допустить подобного Истинная не могла. Она не стала бы настолько обнажаться перед теми, кто ни за что, ни при каких обстоятельствах не примет оборотную сторону ее сущности. Ее внутреннего духа. Все эти приторно любезные кавалеры, что осадили девушку после церемонии посвящения, вмиг растеряют показной пыл, едва лишь саблезубая кошка предстанет перед ними в величии смертоносного зверя.