Мистификация

Рухнув на диван, она свернулась в клубок и зарыдала.

Я пытался протестовать, объяснять, но сказать было нечего. В глубине души я с самого Дня благодарения в Лос-Анджелесе знал, что между Ниной и мной все кончено, но сейчас говорить об этом не стоило. Лучше было попытаться успокоить Эдит и получить головомойку, чем плакаться самому. Я действительно был виноват. Как обычно, все самое важное в моей жизни происходило совершенно абсурдным образом: эти фотографии ничего для меня не значили, моя одержимость Ниной умерла, я стал свободен и мог дать Эдит то, чем она всегда одаривала меня, но только сейчас нам обоим эта радостная новость не давала никакого облегчения. Какая ирония!

– Я останусь с тобой, – спокойно сказала она спустя несколько часов, когда успокоилась, – только из-за детей. Но я не хочу ехать в Цюрих. Вся эта история с Хьюзом больше не шутка. Ты должен сказать им правду – и вернуть деньги.

– После публикации книги, – сказал я. – Возможно, в апреле. – Я убеждал ее – и себя самого, – что именно это и имею в виду. И она согласилась, правда с неохотой, поехать.

Если страх преследовал Эдит во время предыдущих нелегальных путешествий в Швейцарию, то в понедельник, двадцать восьмого декабря, она была просто в ужасе, хотя и проявляла потрясающую выдержку. Я приписал ее нервозность проблемам, связанным с нашим непростым браком и Ниной. Но моя жена воображала себе зловещие фигуры из "Интертела": глубоко засунув руки в карманы черных плащей, как шпионы из романов Эрика Амблера, они ждали ее в аэропорту в Цюрихе или в мраморном фойе Швейцарского кредитного банка. В мыслях она уже десятки раз ощутила грубую хватку их рук на своем локте и слышала резкие голоса, триумфально возвещавшие:

– Пройдемте, Эдит-Хельга-Ханна Соммер-Розенкранц-Ирвинг-Хьюз. Игра окончена. Нет, не пытайтесь выбросить парик – вы попались.

Эдит всегда была ребенком, играющим во взрослые игры, и для нее поездки в Цюрих имели мало общего с реальностью. Кто-то должен был поехать. Ее попросили, она согласилась, совсем как маленькая девочка, которую мальчишки попросили помочь и постоять на страже, пока они лазают за яблоками в сад.

– Но я – слабое звено, – призналась она позднее, уже после того, как игра началась.

Дождливым ранним утром мы приехали в аэропорт Ибицы. Маленькая, беззащитная Эдит жалась к дверце "мерседеса" и судорожно пыталась намотать на руку ремень своей дорожной сумки. Ее лицо было осунувшимся и усталым, даже чрезмерный макияж не мог скрыть черные круги под глазами. В течение последних двух недель она плохо спала, с тех самых пор, как обнаружила весьма фривольные фотографии Нины, спрятанные в шкафу. Смерть Юджина стала еще одним ударом. Она слишком любила маленькую обезьянку. Мы похоронили его в коробке из-под обуви в месте, с которого открывался вид на бухту Ибицы.

На парковке аэропорта я перегнулся, чтобы открыть ей дверь, и несколько мгновений не убирал руку, удерживая Эдит на сиденье.

– Я уверен, волноваться не о чем, – повторил я. – Если бы мне казалось, что есть хоть малейшая опасность, я бы не позволил тебе ехать. Люди "Макгро-Хилл" сообщили мне, что чек прошел клиринг. У тебя не должно возникнуть никаких проблем. Но если я ошибаюсь – если хоть что-то случится и кто-нибудь попытается схватить тебя, – забудь про деньги. Спасайся сама. Деньги ничего не стоят. Подбрось их повыше, и пусть другие подбирают. Ты должна бежать, как если бы все черти ада гнались за тобой.

Она не ответила, только испытывающе посмотрела на меня усталыми, печальными глазами. Я хотел поцеловать ее, но она отпрянула, и мои губы только скользнули по теплой щеке.

– Хочешь, я привезу тебе марципан из Цюриха? – спросила она.

Полет протекал не очень гладко, но Эдит прошла таможенный и иммиграционный контроль в Цюрихе, не вызвав никаких подозрений, а в 15.30 того же дня уже торопилась к сейфу для хранения ценностей в главном отделении Швейцарской банковской корпорации на Параденплац. Она извлекла из сейфа паспорт на имя Х.-Р. Хьюз и банковские документы. Выйдя из здания, моя жена тут же нырнула в сторону, в каменную нишу, быстро надела очки, засунула за щеки подушечки, чтобы те казались круглее, и затянула под подбородком цветастый шарфик – для искажения голоса. После этих манипуляций Эдит направилась к Швейцарскому кредитному банку.

Кассир, женщина средних лет, в чьих каштановых волосах уже блестела седина, тут же ее узнала:

– А, фрау Хугус, очень приятно снова вас видеть. Надеюсь, ваше путешествие в Париж было приятным. – Она проводила Эдит мимо кассы прямо в комнату для подсчетов. – Ваш чек прошел клиринг на прошлой неделе. Вы хотите снять все деньги, как обычно?

– Я хочу оставить счет открытым, – повторила Эдит фразу, которую я ей сказал, – но с минимальной суммой.

Женщина вышла из комнаты и вернулась с тремястами двадцатью пятью тысячами долларов в аккуратно перевязанных пачках с тысячедолларовыми банкнотами. Для швейцарского банка такая сумма была обычной, вполне повседневной. В Цюрихе встречалась валюта всех государств, и никто не задавал лишних вопросов. Эдит начала запихивать наличность в свою сумку. Кассир опешила:

– Но, фрау Хугус, вы даже не посчитали деньги.

– Если бы я не доверяла вашему банку, – объяснила Эдит, – то не размещала бы здесь деньги.

– И так много наличных. С такой суммой опасно даже улицу переходить.

Переходить улицу? Что имела в виду эта женщина? Неужели Кредитному банку известно о счете на имя Розенкранц? А может, это завуалированное предупреждение и люди Хьюза уже расположились снаружи, смешались с посетителями, ждут, чтобы схватить ее на месте преступления?

– На прошлой неделе произошло ограбление, – поведала кассир. – Только представьте себе! Прямо здесь, в Цюрихе.

На улице, в уже сгущающихся сумерках, Эдит выплюнула подушечки, сунула очки в карман, стерла помаду и ослабила шарф, наконец снова вздохнув полной грудью. С мешком денег, зажатым под мышкой, она снова пересекла Параденплац и подошла к зданию Швейцарской банковской корпорации.

Элегантный мужчина лет тридцати – типичный швейцарец, следовательно, воплощение правильности, – почтительно поприветствовал ее и проводил в свой кабинет на втором этаже. Как и в свой прошлый визит, Эдит, утопая ногами в толстом красном ковре, прошла к столу и уселась в кожаное кресло, лицом к подлиннику рисунка Клее. Она расстегнула сумку и высыпала деньги на стол.

– Сколько вы сегодня принесли? – спросил банкир.

– Я не знаю.

Он озадаченно уставился на нее:

– Вы не знаете?

– О, я просто их не пересчитала, – объяснила Эдит – Не могли бы вы сделать это за меня?

Банкир удивленно поднял брови, переключил рычажок селектора, что-то коротко проговорил, и через минуту в комнату вошел молодой человек и быстро начал пересчитывать банкноты, демонстрируя отработанные профессиональные навыки. Банкир опять что-то сказал в селектор и затем обратился к Эдит:

– Одну минуту, фрау Розенкранц, я только схожу за вашими документами.

Эдит извлекла второй список акций и облигаций, который подготовили мы с Диком. Банкир, читая, кивнул в молчаливом одобрении.

– Фрау Розенкранц, у вас превосходный, сведущий брокер. Замечательный пакет акций, если позволите мне высказать свое мнение. Ваши вклады принесут хорошую прибыль.

Эдит благодарно улыбнулась. Минутой позже другой молодой человек принес две папки, положил их на стол. Главный банкир нахмурился.

– Я просил документы только фрау Розенкранц, – сказал он.

– Но их две, mein Herr.

Банкир просмотрел обе папки, все больше мрачнея.

– Но... но... Я не понимаю, фрау Розенкранц. Вы открыли у нас два счета?

– Правда? – спросила Эдит.

Фишер выгнал ассистентов из комнаты.

– Да, конечно. Посмотрите вот сюда. А... ну да, – его недоумение частично рассеялось. – Вы были здесь три недели назад со своим сыном Маркусом и открыли доверительный счет. Я сам же вас и обслуживал. Я помню, что вы... – затем он замолчал.