Страница 49 из 51
Я с готовностью встал. Передо мной плясали картины радостных, солнечных дней моего детства и юности.
— Да… Я давно, очень давно не видел рассвета.
Кажется, у меня под ногами оказались ступеньки, и я смутно помню, как мой новый наставник привёл меня на маленький балкон — их было несколько на восточном фасаде особняка. Помню, как он положил мои руки на холодные железные перила, доходившие мне до пояса. И я остался стоять на балконе, тогда как Распутин удалился. Как я теперь понимаю, он увидел Кулакова, с которым заранее договорился о встрече.
Двое мужчин начали беседовать. Я слышал почти всё, ничего не понимая, но фиксируя в памяти. Мысли мои были сосредоточены на рассвете, которого я так безмятежно дожидался. Вскоре стало ясно, что Кулаков, долгое время страдавший каким-то недугом, вернулся в Санкт-Петербург главным образом для того, чтобы встретиться с человеком, который, как он знал, может принести ему облегчение.
Распутин прежде уже лечил Кулакова от некоторых хронических болезней: кошмаров, душевной муки, боли в шее, являвшейся следствием того, что его когда-то повесили.
У меня сложилось впечатление, что несколько месяцев назад Кулаков сообщил Распутину, что собирается в Англию, чтобы попытаться вернуть сокровище, давным-давно украденное у него. Но этот крестьянин не посылал графа в Англию насиловать, убивать и грабить. По-видимому, Распутин только посоветовал, чтобы Кулаков постарался справиться с мучительными проблемами из его прошлого.
Звуки веселья из отдалённых покоев дворца долетали в альков, где беседовали двое мужчин. На граммофоне снова и снова играла поцарапанная пластинка с искажённым голосом Мэри Гарден [12].
Кто-то на первом этаже сменил заезженную пластинку восковым фоноваликом, и запел Энрико Карузо. Послышались взрывы хохота. Возможно, это прибыли цыгане, и я рассеянно подумал, что они привели с собой медведя — по крайней мере, на кухню. Где-то падала мебель и билась посуда — веселье явно приняло разнузданный характер.
Однако Распутин определённо предпочитал держаться вдали от подобных развлечений. Он был крестьянином и мистиком, но неизмеримо далеко ушёл от цыган с их безобидным гаданием и приворотным зельем.
— Где ты был, дружок? — спросил он Кулакова. — Я не видел тебя несколько месяцев.
— Я был в Англии, — ответил Кулаков. — Три месяца назад я тебе сказал, что туда собираюсь.
Распутин что-то добавил, но ни я, ни Шерлок Холмс (который, как вы узнаете в дальнейшем, тоже подслушивал) не разобрали, о чём идёт речь.
— …Я же сказал тебе, батюшка, что в Англии есть люди, которые меня ограбили. Я поехал туда, чтобы вернуть своё. А ещё заставить их расплатиться за то, что они со мной сделали.
— Я же не то тебе советовал. Ты любишь Бога, Александр Ильич?
— Мне нужна помощь, Григорий Ефимович. Помоги мне. У меня опять дурные сны, и меня мучает бессонница, а ещё всё время болит шея.
Святой человек велел пациенту сесть в мягкое кресло, которое раньше занимал я.
— Подумай о солнце и звёздах и о том, кто их создал. Боль уйдёт. И дурные сны тоже. Я вижу, что ты расстроен. Но ничто в жизни не стоит того, чтобы расстраиваться, — всё проходит.
И Кулаков, этот вампир-убийца, погружаясь в сон, что-то пролепетал тихим детским голоском.
Затем снова заговорил Распутин:
— Расскажи мне об этом сокровище, которое, говоришь, потерял. Что в нём уж такого важного?
И Кулаков под сильным гипнозом поведал Распутину обо всём, что произошло между ним и Куколкой в 1765 году.
Ну вот я и рассказал почти всё самое плохое. Нет, оно ещё впереди. Я должен передохнуть. Уотсон…
Мы с Шерлоком Холмсом вели Ребекку Алтамонт к лестнице, когда вдруг услышали впереди голоса.
Говорили по-русски, и я ничего не понял. Что касается Холмса, то с ним дело обстояло иначе.
ГЛАВА 20
Конечно, в тот момент нам было не до разговоров на русском, так как нужно было вывести Ребекку Алтамонт из дома в целости и сохранности. Мы накинули на молодую женщину халат поверх ночной сорочки, потом летнее пальто, которое достали из шкафа. Надев на ноги мисс Алтамонт туфли, мы поставили её возле кровати. Она что-то лепетала, выражая протест, но мы с уговорами вывели её из комнаты в тускло освещённый коридор.
Мы как раз миновали последний поворот перед лестницей, когда звук голосов впереди заставил нас остановиться. Мы укрылись в нише, у двери другой комнаты. Поскольку мы вышли из спальни как бы в роли похитителей, то хотели уклониться от встречи с кем бы то ни было.
К счастью, двери в этой части коридора были закрыты. Однако мы не могли оставаться здесь до бесконечности, а на лестницу невозможно было попасть, не пройдя мимо большого алькова, в котором беседовали Кулаков и какой-то крестьянин странного вида. Кроме того, в алькове на медвежьей шкуре лежала какая-то знатная дама в элегантном туалете. Время от времени она шевелилась и, следовательно, в любой момент могла очнуться, что ещё больше осложнило бы наше положение.
Мы с Холмсом шёпотом обсудили эту затруднительную ситуацию. Мы оба не понимали, что могло случиться с графом Дракулой, который должен был нести караул в том самом алькове, где сейчас расположился наш враг.
Нам пришлось сделать вывод, что граф хотя бы временно каким-то образом выведен из строя.
Через несколько минут (хотя казалось, что прошло гораздо больше времени) Холмс узнал силуэт в дальнем окне, который вырисовывался на фоне уже начавшего бледнеть неба. Оказалось, что наш союзник, скованный какой-то странной неподвижностью, стоит на балконе следующего этажа. Если Кулаков с собеседником и были в курсе того, что кто-то находится на балконе, они не обращали никакого внимания на эту застывшую фигуру.
— Что же нам делать? — прошептал я. — Дракула стоит, словно его загипнотизировали.
— Так оно и есть!
Затем мы осознали, что солнце, которое вот-вот должно было взойти, могло уничтожить нашего товарища. Балкон выходил на восток, где дневному светилу скоро предстояло появиться из необъятных просторов загадочной Азии.
Разумеется, мы не могли этого допустить и потому спешно разработали план: я остался с нашей юной подопечной, а Холмс смело пошёл вперёд. У нас не было иного пути добраться до лестницы или залезть на балкон, где так спокойно стоял граф в ожидании восхода.
Небо на востоке быстро светлело. Как назло, сегодня в кои-то веки утро обещало быть безоблачным.
Двое мужчин в алькове сразу же подняли головы и посмотрели на приближавшегося Холмса. Однако походка его изменилась, став лёгкой и подобострастной походкой слуги. Собеседники решили, что это прошёл лакей в тёмном или официант.
Очевидно, Кулаков не узнал своего бывшего пленника, но отчего-то насторожился и забеспокоился о заложнице. Пробормотав что-то нечленораздельное, он вышел из алькова, бросил подозрительный взгляд на Холмса, поднимавшегося по лестнице, и с сомнением покачал головой. Затем он повернулся и направился в сторону комнаты, в которой держали мисс Алтамонт. По счастливой случайности он выбрал не тот коридор, в котором стояли мы с ней.
Я сделал всё, что мог, чтобы не упустить представившийся шанс. Ребекка упорно не соглашалась идти к лестнице. Мои доводы не действовали на одурманенную девушку, так что мне пришлось нести её на руках.
Кулакову, отвлёкшемуся от общения с Распутиным, потребовалось с полминуты, чтобы полностью выйти из транса, в который он начинал входить под воздействием целителя. К этому времени мы с мисс Алтамонт уже достигли лестницы и стали по ней спускаться. Это была широкая мраморная лестница, изящно изогнутая. К сожалению, она была ярко освещена, в отличие от коридора, куда выходили двери спален. Хотя в тот момент на лестнице никого не было, кроме нас с юной леди, всё могло измениться в любую минуту, учитывая звуки разнузданного веселья, доносившиеся с первого этажа.
12
Американская певица, сопрано (1874–1967), первая исполнительница партий в операх Дебюсси, Сен-Санса, Онеггера.