Страница 27 из 103
– Ты! – выдохнул Ричард, выходя из себя. – Какого чёрта ты здесь делаешь?! Должно быть, ты знаешь, что за чертовщина тут творится, да?
Он указал на мальчика дулом револьвера. Вот тут парень не выдержал: его глаза расширились, и он пустился наутёк вверх по лестнице, искусно обойдя Брейнтри сбоку.
– Эй! – закричал Ричард, вскидывая руку с оружием. – А ну вернись! Эй!
Мальчик лишь добавил прыти. Он скрипнул зубами. Невежливо уходить не прощаясь. Об этом знают даже бродяги. А если тебе десять лет и с тобой хочет поговорить по важному делу взрослый человек, то это и вовсе непростительно.
– Эй, стой!
Увидев, что слова не возымели никакого действия, он бросился следом. Мальчик уже был этажом выше; топот его ног беспрестанно звучал над головой. Брейнтри громко выругался, споткнувшись о ступеньку, однако не прекратил преследования.
Никуда не денешься, злорадно думал он, преодолевая четвёртый этаж. Сердце колотилось в груди, делая дыхание сиплым и прерывистым. Никуда ты не денешься, панк проклятый. Разве что ветром с крыши унесёт. Мысль показалась ему забавной, и он холодно улыбнулся.
7
Шум в магазине стоял неимоверный: Генри имел возможность сполна насладиться кошачьим оркестром вкупе с воем собак. Затычки испарились с ушей… слишком поздно. Он сидел на полу, под изувеченной ногой быстро расплывалась тёплая лужа. Перед глазами летели зелёные бублики.
Встать, стучала в мозгу назойливая мысль. Встать, уйти от этих тварей, нет, не сейчас, это несправедливо.
Почти плоская фигура замерла в трёх шагах впереди, прижавшись к полу. Собака готовилась к броску. За тварью виднелись контуры стеллажей – вероятно, там был корм для животных. Генри протянул руки с раскрытыми ладонями вперёд, словно это могло чем-то помочь.
Секунда стала часом, и когда он начал надеяться, что зрение обмануло его и никакой собаки впереди нет, она прыгнула. Генри инстинктивно откинулся на спину. Острые зазубренные когти уткнулись ему в грудь, изорвав рубашку и глубоко вонзившись в тело. Он закричал снова. На лицо шлёпнулся длинный трубообразный язык… пока мягкий, но ещё секунда, и он проткнёт его насквозь, превратившись в заточенную пику. В нос проник отвратительный запах. Генри лихорадочно водил руками по полу, пытаясь найти хоть что-нибудь… хотя бы миску для корма. Пальцы наткнулись на какой-то вертикальный шест – видимо, стойка-вешалка. Недолго думая, Генри сильно, до хруста, ударил ребром ладони по шесту. Стойка наклонилась, потеряла равновесие и упала на землю. Безглазый монстр тотчас обратил морду в сторону звука. Сжав левую, более-менее свободную руку в кулак, Генри двинул собаке под бок. Когти скользнули вниз, оставляя на груди глубокие борозды. Боли он не почувствовал, зато ощутил свободу. Если бы нога была целой, он мог отпинываться, но сейчас единственной надеждой были руки. Генри оттолкнулся локтями, стараясь вновь принять сидячее положение. Кажется, что-то бессвязно кричал при этом… Глаза отказывались видеть, и он не имел понятия, где находится собака и откуда ждать новой атаки. А может, с нелепым, несвойственным для него сарказмом подумал Генри, тварь не одна. Может, ими полон магазин.
Тяжело дыша, он ждал. Собака была здесь, кружила рядом чёрным призраком. Она уразумела, что жертва не беспомощный агнец, и выжидала момент.
Стойка-вешалка, вспомнил Генри. Она упала, лежит где-то рядом. Если удастся как-нибудь завладеть им… Но как это сделать в почти полной мгле, с кровью, хлещущей из голени, имея в распоряжении только пару секунд? Здравый смысл обречённо шептал: Всё кончено, Генри. Игра проиграна.
Иди к чёрту, в ответ прошипел он, смещаясь влево, ближе к стойке. Ладонь лежала на полу, раненая нога отбрасывала снопы искр при малейшем шевелении. Искры летели и перед глазами – целый новогодний фейерверк.
Он искал. Шарил ладонью по полу, вытянув руку до боли в суставах. Стойка должна быть где-то здесь, не могла она откатиться в другой угол… или могла? Нет. Генри не хотел думать о таком исходе. Даже мимолётная мысль вызвала скручивающую боль в солнечном сплетении.
Есть! Указательный палец задел стержень, и в этот момент собака наконец решилась на новую атаку, словно догадалась о зарождающейся угрозе. Может, она и догадалась. В уме этой твари нельзя было отказать. Увидев тень, серой молнией метнувшуюся к нему, Генри успел поднять левую руку, инстинктивно защищая лицо. Последнее, что он запомнил чётко – шершавый тёплый язык, шурующий под локтём. Потом нахлынула бордовая волна…
Он не знал, сколько лежал в отключке. С равным успехом это могло продолжаться две секунды или пару часов. Когда Генри пришёл в себя, собака всё ещё была близка. Она опять победно нависла над ним, опрокинутым на спину. Генри попытался пошевелить руками. Правая кисть исправно коснулась краешка стержня, а вот левая почему-то отказывалась подчиняться.
Собака вскинула голову, распрямив язык. Генри не хватило времени вспомнить, что предвещал этот жест – было уже поздно. Еле заметное шевеление шеи твари вниз, и под левой ключицей вонзилось жало, рассекая кость, как стекло режет масло. Генри не потерял сознания, хотя потом полагал, что при такой чудовищной боли надлежит либо вырубиться надолго, либо тут же, на месте, сойти с ума. Впрочем (думал он впоследствии), вполне мог иметь место второй вариант… да просто он сам не заметил этого.
Он закричал, забился, прикованный живой сталью к полу. Крови из раны вытекло мало: она вся уходила по жёлобу в жало. Собака с аппетитом высасывала кровь.
Даже в этот, казалось бы, невозможный миг Генри не утратил способности действовать. Не переставая кричать, он дёрнулся вправо и наконец-то сжал в руке заветную стойку. Она была почти невесомой – может, оттого, что все мышцы руки напряглись до предела, как гитарные струны. Он развернул стержень, направил верхний конец к пирующей собаке. В такой темноте бить наверняка было невозможно, но холод и боль, распространяющиеся от плеча к шее, подстегивали его. Генри резко махнул стержнем, вложив в движение жалкие остатки сил. Он кричал. Он кричал не умолкая.
Язык, медленно поворачивающийся, уткнувшись в его плечо, вдруг замер, обмяк и выплеснул обратно порцию крови. Кровь брызнула из кончика фонтаном во все стороны, обливая лицо, попав в рот, нос и даже глаза. Его кровь. Генри ткнул стержнем снова, уверенный, что тварь успела отскочить. Но она была ещё там – неожиданность? болевой шок? значит, тебе тоже больно, сволочь? – и на сей раз удар получился действительно хорошим. Генри даже послышался восхитительный хруст ломающегося ребра, но это, скорее всего, было уже из разряда мечтаний. Собака зашлась воем, перетекшим в скуление. Проваливаясь в ямы пустоты, с рукой, заходящимся в жесточайших спазмах, Генри повторил триумфальный приём в третий раз. Звук был другим – более гулким, и сопротивление под импровизированной палицей тоже было слабее. Собака повалилась набок, прямо ему на ногу. Магазин залило малиновым светом. Генри рывком сел (положительно не понимая, как ему это удалось). Каждая секунда. Каждая секунда, думал он, вставая сначала на корточки, потом на здоровую правую ногу. Левой он боялся опереться, но… Каждая секунда. Тварь не умерла, тварь жива.
Генри коснулся носком ботинка пола. Сжав зубы, он переводил вес на другую, раненую ногу. Вопреки его ожиданиям, боль была на порядок слабее, чем в пробитой ключице. Это обнадёживало. Не райское блаженство, но всё же… сгодится, чтобы прикончить жёлтую мразь раз и навсегда.
Да.
Он поднял правую ногу, на какой-то миг покачнулся, убеждённый, что больная нога не выдержит и он свалится, как набитый картофелем мешок. Но этого не случилось – и Генри со всей силы, злости и желания обрушил тяжёлый ботинок на череп лежащей собаки. Дамоклов меч сорвался.
8
Гадёныш улепётывал с непостижимой скоростью. В молодые годы Ричард не жаловался на спортивную форму, но на шестом десятке лет он утратил былые навыки. Он мог бы наплевать на погоню и спокойно следовать на крышу, где мальчика всё равно ждал тупик. Но в нём бурлила ярость. Да, такой исход был бы более спокойным, но неправильным. Пожалуй, это было самое подходящее слово. А вот поймать сорванца за шею во время погони – совсем иное. Глядишь, и заговорит по-другому.