Страница 16 из 51
Действительно, записи о датах рождения и смерти в церковных книгах велись (если велись) не очень-то строго. Четкая регистрация актов гражданского состояния налажена не так давно, да и то не везде. Во всяком случае, во времена Дженкинса (XVI–XVII века) ее не было даже в Великобритании, передовой тогда державе, не говоря уж об отсталых в культурном отношении странах. И до сих пор именно статистика возраста особенно грешит пробелами, неточностями, а то и домыслами. Что ж, лишь с 1840–1850 годов ведет она, по существу, свое начало. По крайней мере, более или менее надежная, основанная на переписях.
Понятно, почему оспариваются многие давние рекорды долгожительства, ставшие «классическими»: 186 лет (венгр Золтан Петраж, 1538–1724), 152 года (англичанин Томас Парр, 1483–1635), 146 лет (датчанин Кристиан Дракенберг, 1626–1772), ряд других.
Наибольшего доверия заслуживают лишь те примеры, которые относятся к XIX–XX векам. К ним можно присовокупить и такие не столь известные, однако примечательные: 145 лет (русский В. Тишкин, 1806–1951), 149 лет (русский И. Титов, 1800–1949).
Чего стоят россказни о каком-то там человеке, который умер якобы в 200 лет с лишним, вы можете судить сами. Но попробуйте заявить их «общественному распространителю», что это лишь слабый (10-процентный) рецидив «калиострографии». Либо в лучшем случае результат путаницы (скажем, из-за разнобоя в календарях, в хронологических мерках возраста; например, на островах архипелага Мьей, что в Индийском океане, новорожденные по народному обычаю считаются сразу же 60-летними, а старики вправе прибавлять себе с каждым годом по 10 лет). Весьма нередко встретишь воинственное недоверие к «опровергателю».
Неполнота (да и ненадежность) статистических данных о долгожителях разных эпох и народов мешает даже сейчас сделать однозначный вывод о тех самых временных границах человеческого бытия, которые якобы сжимались с прогрессом общества, как края «шагреневой кожи» с каждым выполненным желанием ее обладателя.
А вот «аргумент аргументов» — данные самой демографии. Их вводят в теоретические баталии, словно «непобедимую армаду». Порой даже ученые (далекие от демографии).
Так вот, по результатам переписей в ряде стран прослойка долгожителей (тех, кому за 100 лет) неуклонно сокращалась на протяжении последних полутора веков. Но такая аргументация действительно напоминает «непобедимую армаду», в поражении которой известные заслуги принадлежат и неумелому командованию оной.
Нет, цифры не лгут. Материалы переписей честно сообщают то, что было зарегистрировано. И все же сокращалось не количество долгожителей. Сокращалось другое — количество погрешностей, которые вкрадывались в статистику (не по ее вине). Истоки их различны.
В довоенной Германии как-то решили перепроверить данные одной переписи. Подняли архивы с актами рождений. И ахнули: большинству старцев, заявивших, будто им перевалило за 120 лет, на самом деле не исполнилось и ста. Поневоле удивишься: вот так казус! А для демографов тут нет ничего особенного. Бывает. Даже при прославленной «немецкой точности» на десятом десятке не мудрено запамятовать, когда мать родила.
Демографам хорошо известна и другая слабость человеческой натуры — «старческая кокетливость». Пожилые мужчины (и даже женщины) не прочь иногда набавить себе сверх имеющегося в действительности кто годик-два, а кто сразу десяток-другой лет. Зная это, статистики принимают предупредительные меры.
Перепись 1959 года в СССР выявила поначалу 28 015 долгожителей (тех, кому 100 лет и более). Потом все мало-мальски сомнительные сведения, как всегда в таких случаях, были пропущены через сито строгого критического анализа. Малодостоверные данные отсеивались. И вот результат: 21 708, а не 28 015. Значительное сокращение коррективы подобного рода дали и в 1897 году (окончательный итог получился тогда таким: 15 577 человек).
Но тут в качестве последнего довода, этакого «ультима рацио», извлекается «самодельная статистика», то бишь своя и чужая семейная хроника, включающая «преданья старины глубокой». Вот типичный пример подобных обобщений: «Раньше люди жили по 150 лет, были выше ростом и с более крепким телосложением, — писал недавно в газету один читатель, который взялся поправить демографию на основании известных ему биографий. — Болезней было мало… А теперь, если кто доживет до 100 лет, пишут в газетах: редчайший случай. Я считаю, что с развитием культуры жизнь человека сокращается».
Горький опыт показывает, что отнюдь не излишне снова и снова повторять самоочевидную вроде бы истину, которую сами демографы считают банальной, тривиальной, затертой, словно старый пятак: статистика оперирует многими тысячами и миллионами фактов, собираемых, проверяемых, классифицируемых и обобщаемых на строго научной основе, с ними ни в какое сравнение не идет тот набор впечатлений, который именуется личным жизненным опытом любого из нас. Пусть наша память накопила десятки, даже сотни случаев, с которыми мы знакомы воочию либо понаслышке. Все равно этого недостаточно ни в количественном, ни в качественном отношении, чтобы с «эрудицией» наперевес идти на приступ в надежде поколебать твердыни науки.
Но вернемся в лоно «злодейки цивилизации», которая «укорачивает жизнь» и без которой на Земле продолжался бы «золотой век», минувший давно и безвозвратно. Что же говорит наука?
«Никакого золотого века позади нас не было, и первобытный человек был совершенно подавлен трудностью существования, трудностью борьбы с природой», — писал Ленин, и демография бесчисленными исследованиями может подтвердить справедливость этих слов.
На протяжении тысячелетий средняя продолжительность жизни держалась где-то у отметки в 20 лет. Чему ж тут удивляться? Заглянем на минутку в «золотой век Перикла», как называли период расцвета древнегреческой цивилизации в V веке до н. э. в Афинах при этом выдающемся государственном деятеле. Описывая нашествие чумы на город, историк Фукидид с горечью констатировал: «Врачи были бессильны против этого бедствия: они сами заражались и умирали». Это, что ли, «потерянный рай»?
А в середине XIV века за какие-нибудь несколько лет та же «черная смерть», — о которой мы нынче забыли, погубила 25 миллионов европейцев — чуть ли не четверть тогдашнего населения обширной части света. Даже привилегированная прослойка общества, не испытывавшая нужды, пользовавшаяся услугами лучших медиков, оказывалась беспомощной перед полчищами незримых врагов, затмивших своими злодеяниями Аттилу, Чингисхана, Тимура.
В Западной Европе XVIII века средняя продолжительность жизни равнялась 25 годам, в XIX веке — 35, лишь кое-где превышая 40 лет. Только в XX веке она поднялась до 70 лег с небольшим. Правда, далеко не везде.
Для всего мира в целом она составляет сейчас 55,5 года, для Африки — 44,5, для Азии — 49,2, для Америки — 65,7, для Австралии и Океании — 67,6, для Европы — 70,3 года. В СССР, как уже говорилось, она равна 70 годам. Это не предел.
Эра долголетия начинается сегодня.
— Если не ошибаюсь, именно в СССР больше всего долгожителей?
— Да, у нас на каждый миллион душ приходится примерно 80 человек в возрасте 100 лет и старше. Вот тот же показатель для других стран: 15 — для США (белое население), 7 — для Франции, 6 — для Англии, 1 — для Японии.
— Но ведь этот показатель практически не изменился по сравнению с концом прошлого века! И, по-видимому, нигде, ни в одной стране. А ведь именно в XX веке прогресс достиг небывалых темпов. Как же понимать слова «эра долголетия начинается сегодня»? Зависит ли оно вообще от прогресса?
— Максимальное (биологически возможное) долголетие осталось для гомо сапиенс тем же, что и на заре истории. Но значит ли это, что здесь ничего не изменилось?
«Здесь покоится Адиетумар, ста лет, вольноотпущенник Кая Юлия Максима; этот памятник он наказал по завещанию поставить себе и своей супруге Спорилле, пятидесяти лет». Подобные эпитафии в Древнем Риме встречались не так уж часто, но встречались. Выходит, и в то время были 100-летние старцы. Да еще какие! С женами намного моложе…