Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 48



После выхода из-под леса земля становилась хотя и чистой от корней, но достаточно твердой из-за сухости. Поэтому и ковырять ее ралом типа египетского не представлялось возможным. Влажная почва легко сжимается, сухая — с трудом.

Для обработки легких, хорошо рассыпающихся почв долины Нила рало с круто, «в лоб» установленным лемехом подходило как нельзя лучше. Подобным образом обрабатывать твердую землю греков было трудно, ее следовало поддеть снизу, изогнуть, оторвать: твердые почвы слабее сопротивляются изгибу и отрыву, чем сжатию или скалыванию. Поэтому-то и лемех, и рассоху устанавливают горизонтально — это обеспечивает наилучший способ разрушения почвы и большую устойчивость движения плуга. Египетское рало, круто установленное к горизонту, опирается на дно борозды концом лемеха, а плуг Гесиода — всей длиной рассохи.

Скрепа вместе с дышлом делались изогнутыми. Это тоже имело смысл. От соприкосновений с твердой почвой, а иногда и с нередкими в гористой местности камнями плуг испытывает ударные нагрузки. Кривая скрепа смягчает удары, работая как пружина. Волам легче тянуть, да и орудие не разваливается.

Плуг Гесиода выполнял главным образом функции рыхления, однако зона этого рыхления благодаря узости рассохи и лемеха была невелика, так что поле как следует не пропахивалось. Поэтому в римский период, а может быть и раньше, к пахотному орудию приделали «те самые» спорные ушки: два бруска, расходящиеся от лемеха назад в стороны. В подобном виде плуг Гесиода благополучно дожил до XX века. «Ушки» раздвигали прорезанную лемехом борозду, помогая тем самым крошить почву и оборачивать ее.

Последняя операция была введена римлянами в связи с упоминавшейся выше необходимостью запахивать сеяные травы «живьем» в землю как зеленое удобрение. При запахивании трав требовалось в идеале перевернуть последние «вверх дном», на 180 градусов так, чтобы растение оказалось в положении заживо погребенного. Но это в идеале. А на практике достаточно и просто вырвать траву с корнем и присыпать ее землей. С подобной операцией римский плуг справлялся превосходно: лемех подрезал траву, а «ушки» присыпали ее землей.

О последнем техническом усовершенствовании плуга, которое успели сделать римляне в начале н. э., писал Плиний: «Недавно в Ретии придумали к плугу прибавить пару колесиков; этот вид плуга называется plaumoratum. Лемех у него имеет форму лопаты. С таким плугом сеют, хорошо обрабатывая земли, преимущественно новь. Широкий лемех переворачивает дерн. Сейчас же бросают семена и проходят по ним зубчатыми боронами… пахать можно только на двух-трех парах волов».

К сожалению, ни стихи Гесиода, ни проза Плиния не сопровождались чертежами плугов, как это принято в современных заводских руководствах. Поэтому мы в точности не знаем, как выглядели эти орудия.

Но так или иначе, а позднеримский плуг, описанный Плинием, имел уже вполне оформившийся отвал — приспособление для оборачивания земли.

Когда могущественные эллины в своем стремлении торговать и завоевывать достигли северных берегов Понта Эвксинского, они столкнулись со скифскими племенами — предтечами славян на Русской равнине. Скифы полагали, что в очень давние времена с неба, прямо им на голову, упали основные дары богов: чаша, секира и плуг. Назначение первого предмета совершенно ясно свидетельствует, что гипотетические предки наши были не дураки выпить. Остальное тоже понятно: плуг для хлеба насущного, секира — для его защиты. Однако возможно, что секира — тоже для хлеба.

Дело в том, что если не сами скифы, то уж, во всяком случае, их северные соседи начали земледелие с топора, с подсеки. Как и греки. Но климатические условия здесь были совершенно иными, более суровыми, земля — менее плодородна. Плугу Гесиода, как увидим в дальнейшем, здесь делать было нечего. История русского плуга — это история сохи.



В течение, по крайней мере, ста лет для всех русских агрономов соха была символом отсталости. После Великой Октябрьской социалистической революции борьба с сохой была равнозначна борьбе за социалистические преобразования в деревне. Все это так. И в то же время соха — орудие прямо-таки поразительное, эффективность, универсальность и простота которого намного выше современных тракторных плугов. Но, конечно, все эти достоинства должны быть отнесены к своему месту и к своей эпохе…

Первоначальное орудие подсеки было похоже на сооружение — «кол, на колу — малая железка» — из пермяцкого эпоса. Соха эта состояла из остова, соединенного с прямым дышлом (впоследствии его заменили две оглобли, между которыми впрягали лошадь). Остов составляла рассоха с лемехом. Соединялась она с дышлом почти под прямым углом и ставилась перпендикулярно земле. Сошник-лемех (один, два, а иногда и больше) делался очень узким. В общем, подобная коловая соха не столько рыхлила, сколько черкала землю, перескакивая через пни и галопируя по неровному полю. Иногда ее так и называли — «черкушей». Плуг Гесиода здесь обязательно бы развалился, зацепившись горизонтальным лемехом за первый же корень, соха же оставалась целой. Помогает ей еще и то обстоятельство, что в отличие от орудия Гесиода гвозди здесь не употреблялись. Русские умельцы, сложившие без одного гвоздя сотни великолепных рубленых церквей (вспомните известные Кижи!), и здесь обошлись без него. Соха вся связана. Как и знаменитый бальзовый плот Хейердала, на котором его экипаж переплыл Тихий океан, прочность этого орудия обусловлена его эластичностью. Даже если порвется веревка и орудие развалится, ничто не будет сломано.

Мелкого поверхностного «черкания» на пожоге было достаточно. Но вот подсека кончилась. Помещик не очень-то приветствовал «вольное землепашество». На то мужик и крепостной, чтобы не гулял по лесам, а был на глазах господина.

С переходом к паровому земледелию многое изменилось. Поля стали чистыми от корней и пней, зато на них появились сорняки. Их надо было уничтожать. Кроме того, следовало вносить навоз — без «назема» земля родить не хотела. Появились новые проблемы — изменилось и пахотное орудие. В завершенном своем виде оно и предстало перед нашими глазами в виду Московского университета. И именно о нем писал в начале века известный инженер К. Шиндлер:

«В практике сельского хозяйства соха обыкновенно употребляется для углубления пахотного слоя (соха за сохой в одну борозду), для проведения водосточных борозд, равно как и для пропахивания и выкапывания растений, разводимых на грядах (бороздами)… Упоминая о разнообразии работ, выполняемых сохою, необходимо отметить наиболее существенную особенность этого универсального орудия, составляющую иногда неоспоримое преимущество сохи перед простым плугом, — это легкость перестановки полицы. Возможность быстро направить отваливание пласта в другую сторону в значительной мере сохраняет время, расходуемое обычно на заезды при работе простым плугом загонами. В силу той же особенности соха считается более приспособленной к работе на узких крестьянских делянках, так как представляет возможность свободней изворачиваться на концах полосы и производить обработку почвы, избегая свальных и разъемных борозд. В подобных случаях производства сплошного пахания соху может заменить лишь оборотный плуг».

Как видим, патент на соху выдать стоило бы. Давайте остановимся подробнее на ее конструкции и работе.

Конструкция не сложна, но и не слишком-то проста. Сразу и не разберешься.

Запрягалась соха одной лошадью, которую заводили между оглоблями. Задний конец этих жердей зажимался между тремя деталями: рассохой, рукоятками и вальком. Узел крепления стягивался веревками. Помимо этого, на некотором расстоянии от конца оглобли соединялись перекладиной, от которой вниз к рассохе тянулась толстая бечевка. Последняя наматывалась на круглый стержень — стужень — с насаженной на него лопаткой. Это полица. Нижним концом она устанавливалась между двумя сошниками, надетыми на раздвоенный конец рассохи. Сошники ставились под углом друг к другу так, что если посмотреть на них спереди, то они образовывали желоб. Подобие желоба поэтому получалось и в земле, которую рыхлили эти сошники. Отсюда-то и проистекает использование сохи как мелиоративного орудия — для поделки водоотводных борозд и пропашки (окучивания) и, наоборот, выкапывания грядковых растений (картофеля, например).