Страница 8 из 121
В самом деле, отсюда, с высоты, он был красив как игрушка, особенно в лучах солнца — стояла хорошая погода, — старинная игрушка, немного грубоватая на вид, утопающая в густом зеленом мху. Бастиан почти наяву увидел, как жители города ободряюще кивают им: «А, вот и вы! Ну-ну, давайте, мы вас ждем!»
Почему-то от этого у него мурашки побежали по телу.
Через полчаса они уже входили в дом. Все было так, как в рассказах отца: «Там есть сад и в нем качели для тебя, Бастиан… у тебя будет огромная комната, ты сможешь кататься по ней на велосипеде… а у тебя, Каролина, будет мастерская в саду… и… и…» Дом действительно оказался огромным, и Бастиан невольно задался вопросом, как они смогли позволить себе такое жилище — с лепными потолками, каминами, огромными комнатами, в том числе и его собственной спальней, окно которой выходило в сад, на те самые качели — они чуть заметно раскачивались все время, даже когда не было ветра… Эти качели неожиданно напомнили ему те, что он видел раньше на одной из картин матери, в тот день, когда она рассказывала ему о тайнах живописи…
В ту ночь ему впервые приснился кошмар. Это было месяц назад. А казалось, что прошел уже год.
— Радость моя, ты что, уснул?
Бастиан поднял глаза. Каролина Моро, стоя на пороге, улыбалась ему, и эта улыбка, равно и весь подтянутый, бодрый вид матери, свидетельствовала о том, что в ее жизни наступила благотворная перемена. Да, после переезда в Лавилль она стала выглядеть гораздо лучше. Если бы только не ее манера запираться на целые часы в своей мастерской в глубине сада и не прежний рассеянный, слегка затуманенный взгляд, когда она оттуда выходила… и если бы не сам Лавилль-Сен-Жур, то Бастиан от души порадовался бы ее выздоровлению.
— Я встал пораньше, думал, может, Патош сейчас в Сети…
Мать приблизилась и нежно провела рукой по его волосам — иссиня-черным, как и у нее самой.
— Мы с папой вчера оставили дверь в нашу спальню открытой. Но ты не кричал. Значит, кошмаров не было. Я рада… Кстати, ты не хочешь одеться?
Нет, он не хотел. Абсолютно. Но не стал этого говорить. Так же как не стал упоминать и о кошмаре, пробудившем его сегодня раньше всех.
— Да, конечно, — вздохнул он.
— Как дела в школе?
— Ну… ничего так.
Очередная ложь. Частный лицей имени Сент-Экзюпери не был похож ни на одну из тех школ, которые Бастиан посещал раньше. Так или иначе, он не обладал умением легко сходиться с людьми. Но и об этом он тоже не хотел говорить… с матерью, но всяком случае. Может быть, с Патошем… Ну вот она опять…
— У тебя будут сегодня интересные уроки?
Он видел, что мать делает над собой усилие, чтобы показать заинтересованность. Она искренне трудилась над собой, шаг за шагом возвращаясь к жизни. Если кто и был сейчас закрыт, так это он сам. Как будто после прибытия в Лавилль у него внутри захлопнулось какое-то окно… и одновременно распахнулась новая дверь — в пещеру, полную кошмаров. Но Бастиан и мысли не мог допустить о том, чтобы отравлять матери жизнь своими проблемами, закрывая от нее тем самым крошечный луч света, впервые за два года пробившийся сквозь черные тучи над ее головой.
— Сегодня будет классно: к нам придет писатель. Э-ээ… Николя Ле Гаррек. Можно будет задавать ему вопросы. Он пишет детективы, кажется. Ты его знаешь? — Бастиан бросил взгляд на мать.
Ни кивка, ни какого-либо другого ответа.
Он вгляделся в ее лицо: Каролина Моро снова была где-то далеко. Она смотрела в окно… на туман.
Точнее, нет — взгляд ее был прикован к мастерской.
Мать улыбалась.
Это была странная улыбка. Бастиану она не понравилась.
От этой улыбки у него волосы на голове зашевелились.
Внезапно сигнал ICQ нарушил тишину. Бастиан повернулся к монитору и прочитал только что пришедшее сообщение. И тут же волна ледяного холод окатила его с головы до ног.
— О Боже мой, ты опоздаешь. Бастиан! — всплеснула руками Каролина Моро, выходя из оцепенения. — Скорее иди умываться, а я приготовлю завтрак.
Она торопливыми шагами направилась к двери, и Бастиан услышал, как она пробормотала сама себе:
— Я слишком много сплю… Да, в самом деле слишком много…
Ее шаги, удаляющиеся в сторону кухни, затихли, и наступила тишина. Потом издалека донесся голос отца, но невозможно было различить, что он говорил. Бастиан продолжал неотрывно смотреть на монитор, чувствуя, что не может шелохнуться. Он даже не был уверен, стоит ли ему верить глазам. В сообщении говорилось: «Жюль Моро [email protected] /* */ хочет быть вашим другом. Разрешить этому пользователю войти с вами в контакт. Добавить этого пользователя в ваш список друзей».
Жюль Моро.
Его погибший брат.
Но, разумеется, это невозможно… Жюль уже два года как мертв. И поскольку в момент смерти ему было шестнадцать месяцев, то сейчас было бы три года с небольшим, а это не тот возраст, когда дети осваивают Интернет. Эта мысль вызвала у Бастиана короткий нервный смешок.
Но тогда кто это? Как он его нашел? Зачем?
Кто этот «Жюль Моро»? Откуда у него номер его ICQ? И для чего он хочет… стать его другом?
Он подумал о мальчишках из лицея. Чья-то дрянная шутка? Бастиан еще немного поразмышлял, потом закрыл глаза и стал медленно считать про себя:
«Раз… два… три…»
Он колебался. Ему совсем не хотелось становиться другом «Жюля Моро».
«Четыре… пять…»
Но и отказываться узнать обо всем этом больше ему тоже не хотелось.
«Шесть… семь…»
С таким чувством, что он заключает пакт с дьяволом. Бастиан навел стрелку курсора на «ОК» и щелкнул кнопкой мышки.
Глава 3
Подобно комиссару Бертеги и почти в то же самое время, что и он, Одри Мийе увидела первый в этом году туман с балкона своей квартиры, на последнем этаже небольшого дома в Вонж, одном из новых кварталов, расположенном на некотором возвышении в центре Лавилль-Сен-Жур. Несколько минут она наблюдала за тем, как тонкое кружево тумана путается и рвется в кронах высоких деревьев, чувствуя, как сердце переполняется гневом, отчаянием, тоской… и ненавистью. Однако была и надежда: забрать сына и уехать как можно быстрее из этого проклятого города…
— Мам, кажется, папа звонил…
Она обернулась. Давид был уже полностью одет и собирался уходить. В виде исключения Жослен на этот раз позволил ему провести у нее две ночи подряд, хотя полагалась только одна в неделю — с субботы на воскресенье (да и чтобы получить хотя бы такое право, ей понадобилось столько хлопот, нервов и слез!). Накануне этих выходных ее бывший муж попросил оставить у себя Давида и в ночь с воскресенья на понедельник. Если бы не счастье провести с сыном несколько лишних часов, она, конечно, отказалась бы. Она не хотела договариваться с Жосленом. Больше ни о чем. Никогда!
— Ты уверен, милый? Я ничего не слышала…
Неудивительно, что она предпочла не слышать: этот звонок домофона, словно погребальный звон, тут же напомнил ей о той ситуации, в которой она находилась…
Давид утвердительно кивнул белокурой головой. На нем была голубая куртка — Одри сама купила ее для сына несколько дней назад. Она опустилась перед ним на колени и застегнула молнию до ворота. Давид ей улыбнулся: он был из тех детей, что ценят материнское внимание — и сказку, прочитанную на ночь, и поцелуй без всякой причины, и одни и те же советы, повторяемые по сто раз…
— У тебя все в порядке, котенок?
— Конечно. Не волнуйся…
Но она, конечно же, волновалась.
Новый звонок заставил обоих вздрогнуть.
— Пф-фф, он, кажется, спешит, — заметил Давид с иронической гримасой. — Впрочем, как всегда…
Чувствуя, как сжимается горло, а в груди опять закипает гнев, Одри быстро прошла через холл и резко произнесла в трубку домофона:
— Он уже спускается!
И, не дожидаясь ответа, резко опустила трубку на рычаг.
Вслед за Давидом она, как была — в халате и шлепанцах, вышла на лестничную клетку и остановилась у лифта. Когда дверцы лифта открылись, Одри в последний раз горячо поцеловала сына.