Геном бессмертия

— Дай закурить.

Андрей молча протянул товарищу мятую пачку дешевых сигарет и запоздало удивился:

— Ты же не куришь? Или решил отменить свой зарок?

— Что? — словно приходя в сознание, переспросил Корнеев.

— Я говорю, что ты раньше не курил…

— Да, верно… — майор неумело вернул уже вытащенную сигарету в полупустую пачку. Рука его заметно дрожала, и сигарета легла в обойму только с третьей попытки.

— Это ужасно, Андрей…

— Только не говори мне о войне… О том, что на ней гибнут, и что гибнут самые лучшие…

— Зачем, ты и сам все это знаешь. Не первый год воюешь… Но, при чем здесь штрафбат?

— Я пленного застрелил, Коля, — помутнел взглядом Малышев. — Понимаешь, держу в руках ее тело… Еще мягкое, теплое, поднимаю глаза и вижу перед собой фрица… Немецкого офицера. Вот тут мне башню и снесло. Выхватил пистолет и всадил в него всю обойму. А потом еще и конвоиров помял чуток, когда те меня вязать кинулись…

— Что ж Веселовский не вступился? Ведь о тебе и Маше даже командиру фронта было известно. На свадебку не приходил, но поздравление адъютантом передавал.

— Если б генерал не заступился, меня б уже давно шлепнули… Немец какой-то слишком уж важный был. Его в Москву отправлять хотели. Мне особый отдел такую статью шил, что лучше самому застрелиться… — вздохнул Малышев.

— Да, брат… Твоего горя и врагу не пожелаешь. Я даже не знаю, что тебе и сказать.

— А ничего и не говори, Коля. Маши не вернуть, а я уж как-нибудь вывернусь, если пуля не приголубит.

— Ну, тут-то я тебя не брошу. Раз судьба так повернула, не использовать ее злой подарок я не имею права. На кону, Андрей, жизни многих тысяч людей. А то — и больше. Пойдешь со мной?

— Хоть в ад…

— Остановимся, пока, на вражеском тылу…

Корнеев повернулся лицом к курившим штрафникам. Хохлов, заметив это движение, скомандовал:

— Группа, смирно! Гражданин майор…

— Отставить. Товарищи бойцы, прежде чем начать разговор о предстоящем задании, я хочу убедиться в вашей хорошей физической подготовке. Доходяги мне не нужны. Отжимайтесь, кто сколько хочет, но не менее двадцати раз. Всем понятно? Упор лежа принять! К тебе, Андрей это не относится, — остановил Корнеев бывшего заместителя.

— Это почему еще?! — дернул щекой тот. — Никогда в любимчиках не ходил…

— Отставить пререкаться! При чем здесь это. Я просто хорошо тебя знаю, Леший… — назвал он боевого товарища привычным позывным. — Ты же хочешь отомстить за Машу? А я дам тебе эту возможность, даже ценой твоей жизни… Можешь не сомневаться. Обещаю!

— Спасибо, командир. Я больше не сорвусь, не подведу, веришь?

— Не верил бы, так и разговор бы не затевал.

Корнеев повернулся к штрафникам. Все, кроме Хохлова продолжали ритмично отжиматься. Бывшие офицеры и в самом деле находились в отличной физической форме. А так как сержант успел им шепнуть парочку слов о чрезвычайной важности задания и сопутствующие этому возможности, штрафники старались показать будущему командиру все, на что способны.

Сперва Корнеев подумал, что Хохлов вообще не отжимался, но взглянув пристальнее, заметил и сбитое дыхание, и более яркую красноту щек сержанта.

— Выдохлись? — спросил участливо. — Оно и понятно. Доктора все больше за чужим здоровьем следят. А на свое обращают внимание только когда очень уж прижмет.

— Никак нет, гражданин майор. Разрешите доложить, сержант Хохлов поставленную задачу выполнил.

— Не понял?

— Было приказано отжаться: сколько, кому хочется, но не менее двадцати раз. Двадцать раз я отжался, а больше — не имею желания… Прикажете продолжить?

— Зачем вам это, Хохлов? — не удержался от усмешки Корнеев. — Вы же военврач… Да и в штрафбате свое практически отбыли? Не сегодня-завтра, комбат представление подаст… За проявленную сообразительность, хвалю, но и только. Нет и еще раз нет. Боец вы так себе, а хирург, во вражеском тылу, мне без надобности. Легкораненые своим ходом вернутся. Тяжелые — отход товарищам прикроют. Да и врачам, вскоре работы прибавится. Фашисты теперь не просто оборону держать будут, они — жизни свои поганые защищать станут. А загнанная крыса самая опасная.

— Но…

— Все, сержант, возражения не принимаются. Вы свободны, товарищ доктор. Если хотите, могу походатайствовать перед комдивом, о скорейшем пересмотре вашего дела. Хотя, более чем уверен, что это произойдет само собой в самые ближайшие дни.

— Я…

— Благодарю за оказанную помощь, Сергей Фомич. Извините сержант, но дальнейшая информация только для отобранных в дело. Кругом! В расположение шагом марш!

И подождав, пока негодующий Хохлов отошел на некоторое расстояние, скомандовал остальным:

— Прекратить упражнение. Вольно… Что ж, товарищи, я вижу вы все в отличной физической форме. Но, вас восемь, а мне нужны только пятеро. Кто из вас служил в разведке?

Вперед шагнул белобрысый крепыш, с усеянным веснушками лицом.

— Звание, фамилия, последняя должность?

— Старший лейтенант Гусев. Командир взвода полковой разведки.

— Сколько служишь?

— Призыв сорок третьего.

— Награды?

— Орден "Красной Звезды", Орден "Красного Знамени", медаль "За отвагу", медаль "За боевые заслуги".

— За что оказались в штрафбате?

— Не выполнение поставленного задания. Потеря личного состава.

— Здесь, подробнее… И прошу учесть, что мы с капитаном Малышевым в разведке почти с начала войны. Фальшь учуем сразу.

— Да мне перед вами, гражданин майор, финтить ни к чему, не особисты… — пожал плечами Гусев. — Все предельно просто, глупо и обидно. Получил задание. Отправился с группой на передовую. А когда преодолевали нейтралку, немец неожиданно открыл шквальный минометный огонь. Заметил что-то, или просто пристреливался, попробуй теперь угадай. Залпов пять сделал, но нам хватило. Бойцов моих всех насмерть уложили, а меня контузило. Как оклемался, пополз обратно. Что одному за линией фронта делать? А дальше, сами знаете. Особый отдел, трибунал и штрафбат.

— Понятно. Годишься. Становись рядом с Андреем. Звать-то тебя как?

— Иван.

— Позывной, небось, Гусь?

— Так точно.

— Да, с фантазией у начальства, как всегда, не густо. Вопрос к остальным: кто владеет приемами рукопашного боя? Шаг вперед.

Вперед шагнуло сразу пятеро.

Корнеев оглядел последнюю пару штрафников и развел руками.

— Извините, парни, не судьба. В нашем деле одной храбрости мало, надобно еще и умение. Надеюсь, свидимся еще. Кругом! В расположение, шагом марш… — и прибавил, не слишком громко, но отчетливо. — Легкого вам ранения.

Потом повернулся к оставшимся добровольцам.

— Ты и ты, — указал пальцем, начиная с правофлангового. — Учебный бой с капитаном Малышевым. Кто из вас Василий Купченко? Ты отработаешь спарринг с лейтенантом Гусевым. Вы двое — попробуйте завалить меня. Работаем в полную силу, но предельно аккуратно. Не стоит калечить друг друга, для этого фашист имеется. Ну, разобрались. На все про все — три минуты. Время пошло…

Бросившихся в атаку штрафников рукопашниками можно было назвать только с большой натяжкой. В общем, кое-какая подготовка в рамках военного училища просматривалась, но в таком запущенном состоянии, что тренера прослезились бы… Хотя, вряд ли им придется схлестнуться с немцами сам на сам. А учитывая физические особенности каждого, по одному убойному приему еще будет время поставить.

Корнеев быстро уложил обоих своих соперников. Лишь в самом начале схватки едва не пропустил резкий тычок в печень и удачно увернулся от удара подъемом стопы под ухо. Повезло, что штрафник, проведший эту серию, был либо слишком вял, либо хотел покрасоваться. Второго шанса Корнеев ему не предоставил.

Взглянул на хронометр: схватка заняла меньше двух минут. Довольно отметил, что и Малышев не слишком от него отстал. С Гусевым было хуже, но и лейтенант уложился в отведенное время. Не помогла Купченко даже подготовка боксера. Рукопашный бой не спорт, тут другие правила. Хотя, возможно, решающую роль сыграло как раз то обстоятельство, что чемпион-полутяж был ограничен запретом наносить сопернику нокаутирующие удары.