Табакерка Робеспьера

– Нет, что вы! – девица отшатнулась. – Ножи нельзя дарить, это плохая примета!

– Ну, я просто не знаю, что вам еще предложить...

Леша огляделся и поставил перед покупательницей серебряную табакерку с портретом бородатого господина на крышке.

– Подарите ему табакерку. В ней вполне можно держать визитные карточки.

– А что? – девица открыла изящную коробочку, задумалась. – Может быть, в этом что-то есть... сколько это стоит?

Леша взглянул на ценник и сообщил:

– Восемнадцать тысяч.

– Ой, нет, дорого! Мы собрали только десять.

– Десять? – переспросил Леша. Он вспомнил, что именно столько, десять тысяч, стоит французская табакерка, которая лежит в верхнем ящике. Правда, за ней должен зайти какой-то человек, он заранее договорился со Стариком, но в принципе не все ли равно, кому продать? Главное – получить деньги, Старик всегда так говорит.

– У меня есть то, что вам нужно! – сообщил Леша таинственным тоном и выставил на прилавок другую табакерку.

На его взгляд, табакерка была простовата – из темного, тускло отсвечивающего металла, с растительным орнаментом по краям и двумя латинскими буквами на крышке: «M» и «R».

– Как раз десять тысяч! – радостно проговорил Леша. – Франция, восемнадцатый век.

– Немножко простовата... – девица повертела табакерку в руках. – А впрочем... купить и забыть! И вот, кстати, его инициалы... Михаил Рубцов, «М» и «Р»...

– Замечательный выбор! – одобрил Леша. – Уверен, вашему начальнику она очень понравится!

– Ладно, возьму!

Как учил его Старик, Леша завернул табакерку в мягкую цветную бумагу и положил ее в фирменный пакет с логотипом магазина. Девица расплатилась и с явным облегчением покинула магазин.

Леша снова уткнулся в книгу.

Наконец-то он узнает, кто убийца!

Но не тут-то было.

Дверной колокольчик звякнул вторично.

Леша застонал и снова спрятал книгу.

На этот раз он решил, что вернулась незадачливая девица – передумала и хочет отдать табакерку обратно.

– Мы не принимаем проданный товар... – начал было он, но тут же осекся: это была вовсе не девица, а мужчина лет тридцати.

– Я вам чем-то могу помочь? – повторил Леша заученную фразу.

– Конечно, – ответил посетитель, подходя к прилавку. – Меня прислал Леонид Романович Загряжский. Ваш шеф отложил для него табакерку. Я пришел ее забрать.

– Табакерку? – переспросил Леша, чтобы выиграть время, и забарабанил пальцами по крышке стола.

Ситуация получилась дурацкая. Он только что продал отложенную для Загряжского табакерку той длинноногой девице... что же делать?

– Да, – подтвердил посетитель, – французскую табакерку восемнадцатого века. Леонид Романович сейчас не выходит из дому, и он просил меня зайти за этой табакеркой...

– Ах, ну да – табакерку! – оживился Леша. – Ну да, конечно, шеф мне говорил, что вы должны зайти...

С этими словами он поставил перед посетителем серебряную табакерку с портретом бородача. Ту, от которой отказалась длинноногая покупательница. В конце концов, та табакерка или другая – какая разница? Этот Загряжский коллекционирует табакерки – вот и получит для своей коллекции новый экземпляр. На Лешин взгляд, эта табакерка даже красивее. А Старик... он же сам всегда повторяет, что главное – уговорить покупателя и продать ему вещь. А он, Леша, сумел пристроить не одну, а целых две табакерки, так что Старик будет доволен...

– Спасибо, – мужчина равнодушно взглянул на табакерку. – Вы ее завернете?

– Конечно! – Леша почувствовал облегчение и принялся поспешно заворачивать серебряную коробочку. Кажется, ему удалось благополучно разрулить ситуацию. Теперь, когда табакерка была тщательно упакована, Леша еще больше уверился в своей сообразительности.

– Вот деньги, – посетитель передал Леше конверт. – Леонид Романович обо всем договорился с вашим шефом.

– Да... – Леша несколько сник, вспомнив, что эта штучка дороже первой. Ну ничего, Старик давно знает Загряжского, они как-нибудь договорятся...

А покупатель уже развернулся и вышел из магазина, напоследок снова звякнув дверным колокольчиком.

Антон вышел из антикварной лавки, прижимая локтем сверток с табакеркой Загряжского, подошел к своей машине. Свободной рукой достал из кармана брелок с ключами, нажал на кнопку...

В это мгновение на тротуар рядом с ним упала тень. Антон начал оборачиваться, но тут на его голову обрушился удар, и он провалился в темноту.

– Кто этот оратор в поношенном фраке? – спросил Жан-Поль Лесаж своего соседа, депутата от Лилля.

Неудачливый оратор спускался с трибуны, опустив голову. Выступление его освистали, и он даже не смог договорить до конца.

– Это провинциальный адвокат, кажется, из Арраса, – ответил сосед, направив на неудачника черепаховый лорнет. – Кажется, его зовут де Робеспьер. Хотя насчет дворянства я не уверен. А почему вы спрашиваете о нем, мой друг?

– Запомните это лицо и это имя! – проговорил Лесаж, выпятив тяжелую губу. – Мне кажется, он опасен. По-настоящему опасен. Он может принести стране и городу множество неприятностей.

– Почему вы так думаете, мой друг? Мало ли сейчас в этом зале самонадеянных провинциалов? Они съехались сюда со всех концов Франции в надежде примазаться к революции и отхватить свой кусок от общего пирога. Этот Робеспьер ничуть от них не отличается...

– Вот в этом вы ошибаетесь! – возразил ему Лесаж. – Этот, как его, Робеспьер отличается от прочих именно тем, что приехал в Париж не за славой и богатством.

– А за чем же еще? – От удивления депутат от Лилля даже приоткрыл рот, так что стали видны его нездоровые зубы.

– Я внимательно слушал его и понял одну ужасную вещь. – Лесаж понизил голос и придвинулся к соседу: – Он и в самом деле верит в то, что говорит!

– Он верит во всю эту лабуду про свободу, равенство и братство? – Сосед недоверчиво прищурился и вдруг захохотал. – Я понял: вы шутите, мой друг!

– Ничуть. – Лесаж и правда был очень серьезен. – Я наблюдал за его лицом. Он искренне во все это верит. Он фанатик! А нет никого опаснее искренних фанатиков, особенно вот таких – приехавших из провинции в поношенном фраке, с единственной парой сапог. Вы слышали, о чем он говорил?

– Признаться, нет! В зале так шумели, что я не разобрал ни слова. Да я не особенно и старался.

– А зря! Он говорил о справедливости и добродетели, о том, что только ради них стоит существовать на этом свете. В общем, пустые слова, погремушки для младенцев, но народ – он и есть младенец, он любит пустые звучные слова! Нет слова страшнее, чем «справедливость». Именно под знаменем справедливости были пролиты реки крови – и еще будут пролиты, попомните мои слова. Нет, еще раз говорю вам – этот Робеспьер опасен. Я подумываю, что стоит перебраться в Англию, пока он не вошел в полную силу.

– Ну, вы удивили меня, мой друг! – Депутат от Лилля вновь взглянул вслед удалявшемуся оратору. – Мне кажется, вы преувеличиваете опасность. Да его никто и не слушает...

Максимилиан шел из дворца Тюильри, где заседало Законодательное собрание, на улицу Сент-Оноре. Он снимал там жалкую комнатку у столяра Дюпле. Путь его лежал мимо кладбища Невинноубиенных. Место это пользовалось у парижан дурной славой.

Темнело. Робеспьер опасливо покосился на ворота кладбища. Над ними сохранилась средневековая фреска «Пляска смерти», и сейчас из темноты на одинокого прохожего злобно и мстительно взирали пустые глазницы танцующих скелетов.

Максимилиан машинально перекрестился.

Этот неосознанный жест удивил его самого – ведь он, ученик Руссо, не верил в Иисуса Христа, он верил только в Разум, Справедливость, Просвещение, в крайнем случае – в некое Верховное Существо... Но вот стоило ему испугаться – и христианские привычки тут же вылезли наружу. Хорошо, что его не видел никто из знакомых по якобинскому клубу, его подняли бы на смех...