Страница 18 из 67
– Я никогда побирушкой не была! – возмущенно проговорила Росава.
– Станешь. Станешь, милая. И побирушкой, и еще кое-кем придется побывать, коли я прикажу. – И Клям взглянул ей в глаза таким ледяным взглядом, что у нее сердце холодом обдало. – Так что лучше не перечить и делать то, что я прикажу!
– Хорошо, хорошо, дядя, – поспешно согласилась она.
– Вот так-то лучше, – продолжал Клям. – А теперь слушай меня внимательно. Пойдете с Клудом...
– Я бы хотела с Вавулой.
– Мало ли чего тебе захочется! Я сказал – пойдешь с Клудом!
– Я боюсь его. Он пристает ко мне.
– Я ему в ушко пару ласковых слов скажу, и он отстанет от тебя раз и навсегда. Поняла?
Росава, мертвая от страха, только молча кивнула головой.
– Так вот, пойдете с Клудом. Он останется в деревушке, для него местечко заранее припасено, где будет тебя ждать. А ты прогуляешься по селениям. Внимательно приглядывайся и прислушивайся. Тут как раз купцы останавливаются. Бывает, в одном селении ночуют, бывает, в другом. Как заметишь, так не торопись бежать, а хорошенько выгляди, выведай, сколько народу при купцах, сколько охраны с ними. Все-все выведай. Потом скоренько к Клуду. Так и так, мол. Расскажешь все, что видела. А дальше дело наше. Мы решим, как поступать, что предпринимать. Понятно я говорю?
– Понятно, дяденька.
– Ну вот завтра с утра и ступайте с Богом.
Ночью Росава шепталась с Вавулой.
– Хитер старик! – вздыхал Вавула. – Боится нас вместе отпускать, знает, что сбежим. Тебе волю дает, а меня в заложниках держит. Потом тебя в землянке оставит, меня на дело отправит. Затягивает постепенно в разбойники, гад!
– Попались мы, Вавула. Как куры в ощип попались! И выхода никакого нет!
– Не бойся. Что-нибудь придумаю.
После завтрака Росава вместе с Клудом вышли из лагеря. Напарник шел уверенно, видно, не раз приходилось проделывать этот путь. Еще раз убедилась Росава, в какай глухомани жили разбойнички. Не зная местности, утонешь в болотах и трясинах не один раз, пропадешь в самом неожиданном месте. Так что даже не стоит одним пытаться вырваться.
Клуд в дороге вел себя с ней благопристойно, приставать даже не пытался. Видно, Клям его сильно застращал. Только рассказывал кое-что из своей разбойничьей жизни. Как подстерегали отдельных купцов или богатеньких путников. Грабили подчистую, часть добычи делили между собой, а драгоценности забирал себе Клям, куда-то прятал.
– Как закончим промышлять, разделим поровну и разойдемся в разные стороны, – говорил убежденно Клуд. – Нам верить нельзя, можем промотать, прокутить или проиграть, мы на это мастера. Да и как по-другому? Если трудом заработаешь, так ценишь. А тут богатство само в руки дуром прет, какая ему цена? Как приходит, так и уходит.
– А что за язык такой у вас тарабарский? – спросила она. – Долго ему надо учиться?
– А ты ничего не поняла? – удивился он. – Тут и учиться не надо. Делишь слова пополам. Сначала произносишь последнюю часть слова, а потом – первую. Ну, например: сейчас повернем направо. А я говорю так: час-сей вернем-по право-на.
– Так просто? – удивилась Росава.
– Конечно. Зато для других непонятно.
– Я ничего не разобрала из ваших разговоров. И немножко страшно становилось, когда слушала. Вроде бы вы какие-то особенные люди.
– А мы и есть особенные! – вздохнул Клуд. – И не только ты, а все нас боятся. И ненавидят.
Росава в душе согласилась с ним. С детства мать пугала ее разбойниками:
– Не ешь с ножа, разбойником будешь.
Не думала, не чаяла, что придется встретиться с ними, а вот довелось. Даже помогать приходится в их черном деле.
– А если тебя поймают? – спросила она и испугалась вопроса: вдруг Клуд обидится и, чего доброго, прибьет ее? Но он спокойно, почти не задумываясь, ответил:
– С нами разговор короток: повесят на первом дереве. Да еще петлю покрепче затянут.
– Как же ты выбрал себе такую судьбу?
– Ты выбирала? А тоже оказалась среди нас. Попадешься, и тебя сушиться на солнышке повесят. Рядом висеть будем!
По телу Росавы пробежала дрожь. И вправду, разве ее помилуют? Ведь идет она сейчас на разбойное дело. Пусть не грабить и убивать, всего-навсего пособлять, но и с пособниками расправляются так же безжалостно, как и с преступниками. Боже мой, куда ее судьба занесла!
За разговорами вышли к селищу – запустевшему селению. Когда-то здесь жили люди, пахали пашню, на лугах пасся скот. Но земля истощилась, крестьянам пришлась перебраться на новые участки. Остались разрушенные и полуразрушенные дома, торчали печные трубы, кое-где виднелись колья, полусгнившие жерди от загородей, гордо стоял колодезный журавль.
– Вот здесь я и обитаюсь, – сказал Клуд и нырнул в какую-то нору.
Некоторое время его не было, потом высунулась одна голова.
– Все в порядке! – весело проговорил он. – Никто мое обиталище не навещал, все в целости и сохранности.
Он вылез наружу, отряхнул руки, стал говорить наставительно:
– Вот тебе тряпье, сумка для подаяния. Сначала пойдешь по дороге на полдень. Селения встречаются часто. Кто будет спрашивать, отвечай, что пришла из Новгорода, что во время нападения князя Давыда сгорел твой дом и все имущество, что с голоду умираешь. Правда, личико у тебя кругленькое, но тут ничего не поделаешь... Побольше плачься, что отца убили, мать лежит больная, при смерти, а вокруг нее детей куча, мал мала меньше. Слезу подпусти для убедительности, вы, женщины, на это мастера.
Он ухмыльнулся своей шутке, продолжал:
– Но, главное, присматривай купцов. Большие обозы для нас не под силу, тех пропускай мимо и побыстрее иди дальше. А вот одиночные да с малой охраной бери на примету, сопровождай, выведывай, что можно. А потом ко мне сюда, я тебя в любое время дня и ночи ждать буду.
– А если никого не будет? Тогда что?
– Чаще всего так и случается. Не так уж много купцов проезжает. Иногда месяц-другой приходится ждать. Ничего страшного, вернешься ко мне. Отдохнешь и снова в путь. Может, в землянки сходим, отчет главарю дадим.
Росава отошла в сторонку, переоделась, через плечо навесила сумку, в руку взяла посох и тронулась по дороге. Шла не спеша, со страхом думая о том, как встретят ее селяне. Хотелось сбежать куда глядит, да как бросишь Вавулу? Измордуют парня, а то и убьют, с них станется. Не люди, а звери.
Она вошла в починок, и ей стало казаться, что из-за каждого угла за ней наблюдают люди и указывают пальцами: вот идет помощница разбойников, сторожите каждый шаг ее, а лучше хватайте и расправляйтесь безо всякой жалости!.. Но никто на нее не обращал внимания, и она успокоилась.
Починок был небольшой, всего пять домов. Здесь люди только поселились, отсюда и название его. От леса был отвоеван небольшой участок земли, выкорчеван, распахан. В одном месте еще видна была зола от сожженных деревьев. Дома были новенькими, сараи и изгороди даже не успели почернеть от сырости. По улице гуляли куры, овцы, козы.
Среди домов играли дети. Увидев Росаву, прыснули в разные стороны. Взрослых не было видно. Она подошла к колодцу. На срубе стояло привязанное к длинной веревке ведро с чистой водой. Она вынула из сумки кружку, зачерпнула воды и присела на скамеечку отдохнуть. Скоро из-за углов на нее стали глядеть любопытные глазенки. Одной рожице она подмигнула. И вот уже к ней несмело приблизились пятеро голопузых детишек – трое мальчиков и две девочки. Остановились недалеко, стали разглядывать. Наконец самый смелый спросил:
– Тетя, ты нищенка?
Росаву жаром обдало с ног до головы: ее назвали нищенкой. Позор какой! Но делать нечего, пришлось кивнуть головой:
– Да, погорельцы мы.
– Все сгорело? – сочувственно спросила самая взрослая девочка.
– Все как есть. А взрослые где?
– Где им быть? В лесу охотятся, бортничают, – вразнобой ответили дети.
– Ну ладно. Вкусная у вас водичка. Пойду дальше.
– Тетя, ты, наверно, голодная? – спросила та же девочка. – Я сейчас тебе яйцо принесу. Только что курочка снесла.