Страница 21 из 47
Когда дела на стройке наладились, решил он съездить домой, наведать семью. Едва вдали показались крепостные стены и башни Суздаля, у него аж сердце захолонуло: так соскучился он по Улите…
Увидев ее спускающейся по лестнице со второго яруса терема, схватил в охапки, прижал к себе, намереваясь поцеловать. Но она фыркнула и вырвалась из объятий.
– Фу, дымищем от тебя разит! Где ты так прокоптился? – капризным тоном проговорила она, недовольно глядя на него.
– Возле костров. Без костров в лесу замерзнешь! – ласково объяснял он ей и вновь потянулся к ней с объятиями.
– Ладно, ладно, – оттолкнула она его руки. – Иди скорей в баню, после этого и заявляйся в трапезную. А я пока распоряжусь обед для тебя на стол поставить.
Скрепя сердце Андрей отправился в свою горницу, переоделся и отправился в баню. Вот все-таки какой своенравной чертовкой бывает Улита! Нет бы встретить, как подобает доброй жене, – приветить, приласкать своего мужа, пару теплых слов вымолвить. Нет, обязательно оборвет, найдет, к чему придраться, а то и выбранит, будто находит в этом какое-то наслаждение, душу, что ли, отводит. И за что только он ее любит?..
VIII
Который год безвыездно жил в Суздальской земле Юрий Долгорукий, а из Южной Руси доходили вести одна горше другой. Великий князь Всеволод приблизил к себе тиунов Ратшу и Тудора, передал им управление в Киеве и Вышгороде, а те давай чинить насилия и грабежи. «Ратша погубил Киев, а Тудор Вышгород», – стали говорить в народе.
Кроме того, почувствовав приближение смерти, он заставил киевлян целовать крест на верность своему брату Игорю. Даже Владимир Мономах заключал с киевлянами договор, испрашивая их согласие на правление, а тут князь не стал считаться с их мнением и навязал свою волю. К голосу вече надо было прислушаться, большую силу оно заимело во времена княжеских усобиц…
30 июля 1146 года великий князь Всеволод скончался, и почти тут же в Киеве начался бунт. Были разгромлены дворы и Ратши, и Тудора, а вече постановило посадить на престол сразу двух князей – братьев Игоря и Святослава.
Беспорядками решил воспользоваться Изяслав Мстиславич, объединил недовольных князей и двинул войска на Киев. Народ киевский поддержал его, братья были изгнаны, а Игорь попал в плен. Он постригся в монахи, показав тем самым, что отрекается не только от власти, но и от всякой мирской жизни. Но Изяслав продолжал держать его в темнице Федоровского монастыря. Половцы, пользуясь очередной смутой, опустошали пределы Руси.
В начале 1147 года Юрий Долгорукий получил послание от новгород-северского князя Святослава Ольговича: «Брата моего Всеволода Бог взял, Игоря Изяслав захватил. Иди в Русскую землю, в Киев! Помилосердствуй! Вызволи брата, а я буду тебе, надеясь на Бога и силу животворящего, помощником».
Святослав приходился Юрию Долгорукому троюродным братом. Кроме того, их связывало важное для обоих событие: когда-то они ездили в Половецкую степь сватать ханских принцесс, потом в один день венчались и играли свадьбу. Давно это было! С тех пор не виделись. Каким он стал, Святослав Ольгович, сильно ли изменился этот стеснительный и мягкий характером юноша? Он зовет на войну, а это не какое-нибудь сватовство или пир и гулянье: там убийство, смерть, там важны мужество и самоотверженность, верность заключенным союзам и просто крепкая мужская дружба. Способен ли этот человек с добрыми глазами, обрамленными по-девичьи загнутыми ресницами, на это? Можно ли ему доверять? Ведь в случае ошибки пострадает не только и не столько он, князь Юрий, а может подвергнуться разорению вся Суздальская земля. Да, нужно встретиться со Святославом Ольговичем и решить вопрос с глазу на глаз. Лучшего места, чем Москва, расположенная на равном удалении и от Суздаля, и от Новгород-Северского, на самом перекрестке дорог, по-видимому, не найти. И Юрий направляет послание Святославу: «И прислав Гюрги, рече: «Приди ко мне, брате, в Москов». Это и есть та историческая фраза, в которой впервые упоминается Москва в русских летописях.
Встреча князей произошла 4 апреля 1147 года, в пятницу, в канун праздника Похвалы Святой Богородицы. В Москву приехали Святослав со своим сыном Олегом и племянником Владимиром Святославичем. Юрий глядел на высокого, красивого лицом мужчину, стараясь разглядеть в нем черты двенадцатилетнего подростка. Разве что глаза выдавали некоторую мягкость его характера, а в остальном это был закаленный в боях и сражениях князь, смелый и прямодушный, честный и искренний. Именно такой, каким хотел его видеть Юрий.
– Возмужал, в пору вошел, – восторженно говорил он, не отрывая взгляда от смущенного лица Святослава. – Эдак встретились бы где-нибудь в Киеве, не признал, право слово, не признал!
– Да и ты вон какой вымахал! – отвечал явно довольный похвалой Святослав. – В твоих руках любой меч, наверно, игрушкой кажется!
– Может, и так, но нам с тобой, князь, в битвах не столько мечом приходится махать, сколько мозгами шевелить.
Они сели за стол, выпили по бокалу вина, пожелав здоровья друг другу, и продолжили разговор.
– Двинул великий князь Киевский против меня свои войска, – повествовал Святослав. – Во главе войска поставил Изяслава Давыдовича, моего двоюродного брата. Мелкий это человек да к тому же тщеславный и жадный. Бахвалился, что легко одолеет меня в бою и приведет связанного по рукам и ногам в Киев, а имение мое отберет. Встретились мы с ним под городом Карачевом. Ну, думаю, чего ты такое удивительное припас? Бросил он на меня конницу берендеев. Рассчитывал, видно, сокрушить одним ударом, а потом добить киевской дружиной. Тут я ему и преподнес подарок. Ударил бронированной дружиной в бок нестройной толпе степняков, смял и погнал прямо на киевлян. Те растерялись, расстроили свои ряды, пропуская конников, а я, не мешкая, врезался в самую их середину! Что тут было! У противника мешанина, а мои молодцы так навалились, что все вражеское войско в бегство ударилось. Не стал я его преследовать, пожалел неудачливого, без того достаточно страху нагнал. Не скоро опомнится!
– Ничего, объединим наши силы и тряхнем хорошенько самого великого князя Изяслава Мстиславича! Ну да ладно, все о войне да о войне. Расскажи, как живешь с половецкой княжной, в мире ли, в ладу?
– Ушла она от меня, – мрачно ответил Святослав. – Собралась наскоро и укатила с любовником.
– Как так? Неужто такое возможно?
– Все может быть в жизни нашей. Приехали половцы в гости, ну она и схлестнись с молодым князьком. Что я мог поделать?
– Экая, брат, незадача… Так ты женился? Или только собираешься?
– Не могу ни на кого смотреть. Только о ней и думаю. Видно, однолюб я, никак не могу забыть мою Доминику. А как твоя семейная жизнь? Ладно ли все?
– Да уж двое внуков появилось на свет: у старшего, Ярослава, народился Мстислав, а у Андрея – Изяслав. Чудное это явление – внуки! Кажется, крепче, чем детей, никого невозможно любить, но по внукам я чуть не с ума схожу, такие они хорошие, такие пригожие!..
Так говорили они, выпивая чарку за чаркой то вина, то медовухи и закусывая различными яствами, которые в изобилии выставили на стол слуги Юрия Долгорукого. «Повеле Гюрги устроити обед силен, и створи честь велику им, и да Святославу дары многы с любовию, и сынове его Олгови, и Володимиру Святославичю, и муже Святославе учреди, и тако отпусти их», – писал летописец.
Изготовились войска Юрия и Святослава для наступления на Киев, но хитрый политик и умелый полководец Изяслав Мстиславич опередил их: натравил новгородцев и смолян на суздальские и новгород-северские земли. Тогда двинул свои полки Юрий Долгорукий на запад, захватил крупный новгородский торговый город Новый Торг и Помостье (земли по реке Мсте), а Святослав развернул военные действия в Смоленском княжестве. Ему тоже сопутствовала удача. Он повоевал верховья Протвы, причем захватил в плен и вывел в свои владения проживавшее там балтийское племя голядь.
И тут из Киева пришли трагические вести. Горожане, пользуясь отсутствием великого князя Изяслава, на вече приняли решение расправиться с плененным Игорем и огромной толпой направились к Федоровскому монастырю, где он содержался. Разъяренные люди выволокли бедного князя из церкви, где он молился, и растерзали, а прах отвезли на Подол, на торговище, где и бросили на поругание.