Страница 14 из 47
– Смотри, на себя не опрокинь.
Сказано это было тихим голосом, в котором она усмотрела язвительные интонации. Потная, тяжело дыша, она хрипло и ненавистно ответила:
– Смотри у меня: двину локтем, с возка кувырком полетишь!
Он захохотал, и это окончательно вывело ее из себя. Она втиснулась в спинку сиденья и, нахохлившись, просидела так до самого Суздаля. И теперь за столом она была злой и сердитой, не отвечала на его вопросы, намеренно старалась не замечать.
За время совместной жизни он уже знал, что, как только ею овладевает дурное настроение, она начинает тянуться к вину. Так и на этот раз. Сначала Ефимия ждала, когда челядь нальет в ее чарку, но потом пододвинула поближе к себе кувшин с медовухой и стала наполнять ее самостоятельно.
Федор положил на ее ладонь руку, сказал, склонившись к уху:
– Воздержись немного, как бы плохо не стало.
Но она сердито оттолкнула его и продолжала свое дело.
«Ну и черт с ней, – подумал Федор. – Проспится, такая же будет».
Опытным взглядом бывалого любовника он стал оглядывать гостей. Его, конечно, в первую очередь интересовали женщины, а точнее, женщины незамужние. Он их угадывал с первого взгляда по тому, как они смотрели на него. Если равнодушно, значит, занятые, но если с интересом и огоньком в глазах, значит, к таким можно смело подходить и заводить разговор.
Почти тут же наткнулся на любопытствующий взгляд, направленный на него. Ага, птичка попалась в сетку, надо только умело ее достать оттуда. Он выпил еще чарку для храбрости, вышел из-за стола и направился к выходу, взглядом давая понять, что ждет ее улице. Она понимающе улыбнулась ему и тотчас зашепталась с соседками.
Все складывалось вроде хорошо, но тут к нему подошел боярин Драгомил, успевший запьянеть, обнял за плечи, повел на крыльцо. Вот напасть, вроде и не родня и не такой уж большой знакомый, а отвязаться нельзя: обидишь, а потом вдруг нечаянно судьба сведет где-нибудь на крутом перекрестке!
– Как живешь Федор, сын Степанов? – спросил его Драгомил, жарко дыша в лицо.
– Живем, Богу не жалуемся, – ответил Федор, осторожно освобождаясь из его объятий.
– Говорят, за женой большое имение отхватил? Или преувеличивают люди?
– Правду говорят.
– Молоток! И сестрицу за княжеского сына выдаешь?
– Выдаю.
– Завидую таким пронырливым и оборотистым. Сам бы хотел, да не получается!
– А ты постарайся, – уже не скрывая своей неприязни, ответил Федор и намерился вернуться во дворец.
– Постой, постой, – задержал его за рукав Драгомил. – А как ты соображаешь насчет вот этого?..
– Какого – вот этого?
– А такого! Ведь не кто-нибудь, а Юрий Долгорукий приказал казнить твоего и Улиты отца, боярина Степана Кучку. Как же ты отдаешь за его сына свою сестру? Или тебе княжеское имя память об отце замстило и совесть совсем потерял?
Кровь бросилась в лицо Федора. Молниеносным, хлестким ударом от груди врезал он Драгомилу в челюсть; тот без звука отлетел на несколько шагов и распластался на земле.
– Сучий потрох! – дрожа всем телом, проговорил Федор и, не разбирая дороги, попер куда-то в скопище домов и строений. Шел, спотыкаясь и натыкаясь на какие-то предметы, пару раз падал, вставал и снова шагал, изливая кипевшую злобу в бессвязных словах, срывавшихся с его уст.
Наконец остановился и огляделся. При свете заходящего солнца увидел, что находится возле купеческого терема, в котором жила Анастасия. Не думал, не гадал о ней сегодня, ноги сами привели. Поднялся на крыльцо, постучал. За дверью – тишина. Он стал снова упорно и настойчиво бить кулаком. Наконец дверь приоткрылась, вынырнула лохматая голова, спросила:
– Тебе кого?
– Позови Анастасию.
– Невозможно позвать. Она занята.
– Тебе, холоп, что приказано боярином? Или вправить мозги через заднее место?
Голова исчезла, долго никого не было. Наконец послышались легкие шаги, в проеме двери показалась Анастасия.
– Федор, – шепотом спросила она, – зачем ты пришел? Да еще в таком пьяном виде.
– Плохо мне, – закрутил головой Федор. – Побудь со мной хоть немного.
– Что скажут родные? А если увидят соседи? Ведь меня недавно просватали…
– Вот как? Что ж, поздравляю.
– А что случилось? На тебе лица нет.
– Боярин Драгомил обидел меня. Смертельно обидел. Ввек ему не прощу.
– Сказал что-то?
– Вот именно – сказал! Будто я в корыстных целях решил породниться с князем Юрием Долгоруким! Да у меня и в мыслях этого не было! Полюбили они друг друга – Андрей и Улита! Любовь у них настоящая! И решили они пожениться! Я-то здесь совсем ни при чем!
– А Драгомилу этот брак почему белый свет застил?
– Откуда знать? Видно, такой человек гаденький. Припомнил, что когда-то князь приказал моего отца казнить. И должен, дескать, всю жизнь мстить ему за это. А вправе ли я поступать так? Говорят, мой отец изменил князю, отказался идти с ним в поход. За измену казнят. И не только казнят, имение отбирают и семью по миру нищими пускают. Называется такое наказание «поток и разграбление». Статья в «Русской правде» есть. А как распорядился Юрий Долгорукий? Он даровал нам владения, построил терем в Суздале и был нам вместо отца родного. За что ему мстить? За то, что меня с Якимом и Улитой вырастил и воспитал? Как может рука моя подняться на него?
– Ты прав, Федор. Не стоит на каждый чих «будь здоров» говорить.
– Обидно! Может, и другие так говорят?
– Пусть говорят. На каждый роток не накинешь платок.
– Но что им до наших семейных дел? Сами, что ли, не сможем свои дела уладить?..
Спервоначалу хотелось Анастасии выговорить Федору свои обиды, но увидела его, пьяного, беспомощного, обиженного, и сердце захлестнула бабья жалость, стала утешать и успокаивать. Долго он еще бурчал, жалуясь на несправедливость людей, долго еще уговаривала его Анастасия. Наконец, Федор утихомирился и отправился в свой терем.
V
В конце апреля 1132 года на взмыленном коне в Суздаль прискакал гонец из Киева с важным известием: умер великий князь Руси – Мстислав Владимирович! Юрий Долгорукий тотчас собрал в своем дворце находившихся в Суздале бояр.
– Весть важная и значимая, – говорил он глухим голосом. – Брат мой Мстислав был точным подобием Мономаха, правил страной крепкой рукой, усмирял в зародыше всякие княжеские смуты, а половцев загнал так далеко и так запугал, что боятся они появиться близ русских границ. Недаром величали его «Мстислав Великий». Теперь на престоле его заменил брат мой, Ярополк. Ярополк храбр, отличился своими походами в степь. Но он недостаточно умен, у него нет той силы воли, которая была у отца и Мстислава. Да к тому же у него в последнее время сдало здоровье. Поневоле приходится думать о том, кто будет его преемником, кто сядет в Киеве.
Чтобы понять тревогу Юрия, надо иметь в виду, что власть в Древней Руси не передавалась от отца к сыну, от сына к внуку, как это было заведено, например, в Западной Европе. Она делилась между родом Рюриковичей по старшинству. Самый старший владел страной и находился в Киеве. Это был великий князь Руси. Кто должен был заменить его в будущем, утверждался во втором по значению городе Переяславле. Князья помоложе владели сильными и богатыми княжествами; средние по возрасту распоряжались в средних по значению княжествах, а младшим доставались окраинные, самые захудалые владения. Кому ничего не оставалось, тех именовали князьями-изгоями. Такой порядок замещения княжеских мест (столов) назывался «лествицей».
– Среди братьев моих вторым по старшинству идет Вячеслав, – продолжал Юрий Долгорукий. – Но он бесхитростный и наивно-доверчивый человек и никогда не станет добиваться киевского престола. Об Андрее не говорю, он совершенно не способен быть правителем страны – слабоволен, мягковат. Только я в состоянии сохранить целостность Руси, спасти ее от междоусобных войн и половецких разорений!
Говоря это, Юрий внимательно всматривался в лица бояр, стараясь определить, как они относятся к его словам. Ведь от того, дружно ли они поддержат в предприятии или с прохладцей отнесутся к нему, считая пустой затеей, зависела дальнейшая его судьба. Без бояр не собрать ему войска. Именно они приводили воинские отряды из своих крестьян, вооружая их и снабжая провиантом, конями, транспортом. Но бояре молчали, будто затаившись, и невозможно было разгадать их мысли и намерения.