Страница 4 из 40
При звуке своего имени у американца сработал условный рефлекс, как у собаки Павлова.
– Эй, Ты, Харкни! – представился он участковому.
Участковый укоризненно посмотрел на него и вежливо, во избежание международного конфликта, сплюнул.
– Я бы вашему сигнальщику морду начистил! – заявил Могол. – Наводит тень на плетень, порочит добропорядочных граждан! Пива, сержант, не хотите?
Сержант тяжело вздохнул, снял фуражку, вытер её изнутри платком и снова водрузил на голову. Выпить пива он был не против, как и не против того, чтобы склочнику Портянкину морду набили. Достал он участкового своими доносами до самого некуда.
– Спасибо, нет, – через силу отказался сержант Милютин. – Служба. А вы здесь поаккуратней – пиво пейте, но не более.
Он козырнул и направился своей дорогой.
– Знаешь, Пьяндыбин, чем мент отличается он обычных людей? – спросил Могол Диму, когда сержант отошёл настолько, что слышать не мог.
– Не-ет…
– Обыкновенный человек платком потный лоб вытирает, а мент – фуражку!
Могол с Яшей засмеялись, глядя на них засмеялся и Харкни. Но Дима не смог, потому что именно в этот момент из подъезда вышла Машка Ларионова. Рот у Димы приоткрылся, взгляд застыл, сам он превратился в зачарованную статую.
– Хороша тёлка! – одобрил Могол, перехватив взгляд Димы.
Дима покраснел, но взгляд от Машки не отвёл.
– Да ты, Непросыхалов, как погляжу, втюрился, – продолжал Могол. – Девственник, что ли?
Дима покраснел ещё больше.
– Точно, девственник. То-то, гляжу, непьющий, некурящий…
Машка остановилась и повернулась лицом к подъезду, явно кого-то поджидая. У Димы заныло сердце, но когда на крыльце показалась Аэлита Марсова, Машкина подружка из тридцать четвёртой квартиры, с души отлегло. Он-то думал, что Машка поджидает Серёгу Брось-Оторвилова, с которым часто её видел.
Девчонки о чём-то весело защебетали и направились со двора. Стройная, высокая Машка и толстая, низкорослая Аэлита, прозванная за свою бесформенность Кубышкой, представляли собой несуразную пару. Как это часто бывает среди девчонок, одна дружила из зависти к фигуре подруги, другая – чтобы подчеркнуть свою красоту.
– Ты что, Винищев, и на Кубышку глаз положил? – подначил Могол. – Не советую. Она – инопланетянка, у неё всё, если не поперёк, то с зубами.
– Да ну? – удивился Яша.
– Не да ну, а нуда! Говорю, значит, знаю. Это на улице они с мамашей на людей похожи, так как скафандры человеческие одевают. А дома они зелёные, бесформенные, со щупальцами… Портянкин рассказывал – он в бинокль в их окна заглядывал.
– Портянкину соврать, что тебе водки выпить, – отмахнулся Яша.
– Зато баба Вера никогда не врёт и точно знает, кто и что в мусоропровод выбрасывает. Эти Марсовы только пластиковые пакеты выкидывают, в которых булькающее голубое желе как живое подрагивает и попискивает. А ещё по ночам их окна призрачным светом светятся, а из форточки зелёные пузыри выплывают и в небо уносятся. Никак донесения на летающие тарелочки отправляют.
Услышав о летающих тарелочках и зелёных пузырях, Яша поскучнел. Знал он, в каких случаях чёртики мерещатся. Он посмотрел на Харкни, затем перевёл взгляд на Диму.
Ни бельмеса не понимающий по-русски американец охмелел от российского «ерша» и тупо смотрел на фольгу из-под плавленого сырка. Дима тоже пребывал в прострации, но совсем по другому поводу. Отрешённым взглядом он уставился на угол дома, за которым скрылась Машка Ларионова.
– Дима, а ты что, правда, девственник? – спросил Яша, чтобы переменить тему.
Дима очнулся и густо покраснел.
– Сам не видишь? – обидно хохотнул Могол. – С его характером он девственником до конца жизни останется. Ничего ему не поможет, разве что приворотное зелье.
Он налил под столом очередную порцию.
– Лучшее приворотное зелье! – провозгласил он, протягивая Диме стакан. – Как выпьешь, робость исчезнет, язык развяжется, с любой девкой познакомишься!
Дима отчаянно замотал головой.
– Эх!.. – махнул на него рукой Могол и предложил стакан Яше.
Яша не отказался, американец тоже, хотя продолжал гипнотизировать взглядом фольгу. Не привык Харкни пить без закуски такими дозами, но ещё ни один американец не отказывался от дармовой выпивки.
Могол выпил, шумно занюхал кулаком, затем в пьяном откровении наклонился к Диме и, понизив голос, доверительно посоветовал:
– Тогда иди к Карге… Она такое зелье пропишет, что от девок отбою не будет. Познаешь, наконец, неземное блаженство…
Яша захихикал, а Могол фыркнул. Харкни в этот раз их не поддержал – ему очень хотелось закусить, и он в тщетной надежде обшаривал взглядом пустой стол.
2
Шахирезада Одихмантьевна Карга проживала в квартире номер тринадцать и была самой настоящей ведьмой. Жильцы дома полушёпотом поминали её фамилию исключительно с аристократическим ударением на первом слоге, и никто не осмеливался произнести иначе. Во избежание. Всякому известно, что ведьм лучше не обижать даже за глаза.
Поднявшись на четвёртый этаж, Дима в нерешительности остановился на лестничной площадке. Вначале он послушался совета Могола, но теперь, когда пришёл под дверь квартиры ведьмы, оробел. А что если она за приворотное зелье потребует бессмертную душу? Отдавать душу за неизведанное «неземное блаженство» не хотелось. Судя по многим супружеским парам, в частности Могола с его «Игом», обмен был явно неравноценным.
Дверь оказалась самой обыкновенной: обитой зеленоватой искусственной кожей, без смотрового глазка, со стандартным номерком и стандартной кнопкой звонка на стене. Но рука не поднималась позвонить. Дима вздохнул и только собрался развернуться, чтобы уйти, как дверь открылась сама собой.
На пороге квартиры стояла дива – жгучая брюнетка в облегающем тёмном платье до пола с огромными чёрными глазами и очень длинными ресницами. Дима никогда не видел Шахирезаду Одихмантьевну, поэтому она, в соответствии с фамилией и профессией, представлялась ему древней сгорбленной бабкой, трясущейся и шамкающей, опирающейся на клюку. А это, вероятно, домработница.
– Здравствуйте, Дима, – задушевно сказала дива грудным голосом, – проходите.
Дима глянул диве в глаза и с обмиранием сердца понял, что никакая она не домработница. Как сомнамбула, он безвольно направился к двери.
Дива провела его в пустую комнату с выцветшими старыми обоями со странными подпалинами, открыла потайную дверь в стене, которую он увидел только тогда, когда Карга прикоснулась к ней, и повела по длинному, чуть ли не бесконечному тускло освещённому коридору.
Дима шёл в сумеречном состоянии, почти ничего не замечая вокруг, и понимал только одно – такой коридор насквозь пронизывал весь дом и вёл куда-то в неизвестность. Он ожидал, что в конце концов они очутятся к мрачном сыром подземелье со стеллажами, уставленными алхимическими ретортами и прочими затянутыми паутиной причиндалами чёрной магии; с чучелом крокодила, со свешивающимися с потолка пучками сушёных мышей, жаб и змей, из которых ведьма будет варить в котле приворотное зелье. Ничего подобного! Карга открыла одну из дверей и ввела его в залитый дневным светом круглый зал из стекла и бетона, напоминающий офис преуспевающей фирмы, с зеркально-серым паркетным полом, белым пластиковым потолком и сплошным окном по периметру, из которого открывался вид с холма на девственный лес.
Яркий свет солнечного дня из окна на миг ослепил Диму, и только затем он увидел, что зал почти пуст, только у противоположного от дверей конца стоит огромный стол со встроенным дисплеем компьютера, клавиатурой и панелью переговорного устройства. Стол полукругом изгибался вокруг рабочего кресла, а напротив стояло кресло для посетителей.
Карга подвела его к креслу, усадила, затем обогнула стол и села сама.
– Курите? – предложила она, пододвигая к Диме коробку с длинными тонкими сигаретами.
Он не услышал – во все глаза смотрел в окно. Лес был странным – настолько девственным и плотным, что нигде не просматривалось полянок, тропинок, линий высоковольтных передач и никакой иной деятельности человека. И деревья были странными – высокие, с зелёными стволами и ветками, больше напоминающими листья. Над дальними деревьями в безоблачном небе степенно кружила стайка птиц. Судя по размерам, определённо хищных. Или стервятников.