Симфония тьмы

Он увидел в прошлом Детку. Детка был в кругу музыкантов, лежал на земле с собакой, сукой…

Силач закричал и бросился к брату…

Все снова подернулось рябью, туман растаял, а он смотрел на кольцо людей, которые стояли вокруг, глядя, как он медленно умирает, умирает окончательно. Силач обводил глазами этот круг, переводя взгляд с одного лица на другое. Почти все они принадлежали мутантам. И почти все выглядели не особенно печальными, им было просто интересно — да и то не очень. Но разве они не знают, кто он такой? Разве не знают, что он — отец пророка?

Пророка? Он, поискав глазами, нашел юношу. И не смог понять выражение его лица. В нем тоже не было печали. И все же виделось нечто большее, чем простое любопытство. Силач попытался отодвинуть лицо в сторону и посмотреть, что у него в мозгу, но не смог. Разум юноши был слишком чужд.

А потом одно лицо осветилось яснее всех остальных в этом круге, забурлило, выступило из дюжины других лиц, стало резче и крупнее. Это было черное лицо под капюшоном из черной ткани. Оно разрасталось и разрасталось, пока не заполнило все небо, черты его стали громадными, как горы и долины. Силач знал, чье это лицо, он бешено закричал, ища от него спасения, но не мог шелохнуться. Ну конечно, у него ведь отрезаны ноги. От Смерти нет спасения. Но он не мог утешиться неизбежностью. Он не мог думать ни о чем другом, лишь бормотал с ненавистью агонизирующим, увядающим голосом:

— Боже, Боже мой, почему ты покинул меня?

Ответа не было.

Гил отвернулся от трупа, когда крик иссяк. Неужели же смерч этой ночи никогда не успокоится? Он едва не засмеялся, потом сдержался, хотя в том, что он понял сейчас, было достаточно иронии, чтобы вызвать смех.

Почему существуют хозяева орудий? Почему так рвутся люди властвовать друг над другом? Ответ отыскался без труда и был обманчиво прост — точно таким же обманчиво простым было решение задачи на арене. Ответ: все они боялись смерти и отчаянно цеплялись за мечту о бессмертии. Владислович оказался неспособен принести бессмертие; если бы он сумел, то, наверное, не было бы больше необходимости становиться хозяином. Обладая бессмертием, каждый человек мог бы оставаться самим собой — и к черту владычество и подчинение.

Но без настоящего бессмертия единственный способ, дающий надежду жить всегда, заключался в памяти, которую этот человек оставлял в других людях. Если человек при жизни был Великим Мейстро, он может рассчитывать на бессмертие такого рода. Его никогда не забудут полностью. Он может дотянуться из могильной гнили неосязаемыми пальцами и расшевелить воспоминания о себе в головах других людей. Бессмертие заурядного человека длится лишь то время, пока живет семья, оставшаяся после него, однако если он мог править, если мог принести горе одним и радость другим, мог использовать людей, чтобы обеспечить себе место в истории, вот тогда он не умрёт. Никогда…

И в конце концов Гил рассмеялся, не в силах больше сдерживать смех. Он понял, что родился слишком рано. Он бы пришелся к месту в мире какого-то отдаленного будущего, когда человек наконец овладеет физическим бессмертием, в мире, в котором не будет нужды в хозяевах над орудиями, где каждый человек наконец-то обретет свободу, где овладеют Девятым Правилом и научатся его использовать. Родился слишком рано.

— Что с тобой? — спросила Тиша.

— Понимаешь, — сказал он, промокая слезы из глаз, — то, чего он больше всего боялся, это как раз то, чего мы не боимся вообще. Он боялся Смерти. А Смерть — это единственное бессмертие, то самое, которого он так жаждал все время.

Она взяла его за руку и крепко сжала.

— Идем. Скорее. Они нехорошо смотрят на тебя. К Столпу!

Они повернулись, чтобы пробежать последние несколько сот футов до Столпа, и столкнулись с Красным Нетопырем. Глаза мутанта горели зеленым светом, словно странная пузырящаяся лава.

— Уж не решил ли ты перебежать от нас к врагу? — спросил Красный Нетопырь.

— Мы… — начала Тиша.

— Мы больше ни на чьей стороне, Красный Нетопырь, — сказал Гил, ощущая в себе горячее ликование. — Силач пытался убить Тишу. Он был фанатик. Мы не перебегаем ни к кому. Мы просто уходим.

— Нет, еще не уходите, — сказал мутант и отступил на шаг. Расправил крылья, хлопнул ими, снова плотно сложил.

Зеленые глаза пылали…

— Что значит — нет? — спросил Гил. Красный Нетопырь резко выдохнул воздух через ноздри, моргнул огромными глазами.

— Из-за этих людей. Теперь, когда твой отец умер, они станут искать тебя, чтобы ты был новым вождем.

— Не станут, — возразил Гил. — У меня нет мутаций. Я не гожусь.

— Они непременно станут искать тебя. А я сам хочу быть вождем и думаю, ты не должен получить власть после того, что сделал.

— Прекрасно, — сказал Гил. — Власть твоя. Все твое. Прими наилучшие пожелания. Идем, Тиша.

— Стой! — Красный Нетопырь ткнул Гила когтем в грудь. — Мы будем драться.

— С ума сошел! Чего ради?

— Кто победит в драке, тот и будет вождем. Власть перейдет к нему.

— Я и так отдаю тебе власть. Ты что, не понял?

— Они не поверят, что ты уступил власть. И не подчинятся моему верховенству.

Гил нахмурился, оглянулся на других популяров, снова посмотрел на Красного Нетопыря:

— Ну почему же? У тебя ведь есть свидетели.

— Дерись! — Красный Нетопырь ощетинился, выставил когти.

— Помолчи, Красный Нетопырь. Ты прекрасно знаешь, что они тебе поверят и признают твое верховенство. Но есть еще кое-что, кроме власти. Ты мой должник, сам знаешь. Ты должен мне за то, что я за тебя убил Зловредного. Ты сам это сказал в тот день в пещере. — Красный Нетопырь молчал. — Так что давай разойдемся без драки. Это та расплата, которую я от тебя требую. Давай расстанемся мирно.

— Слава, мой мальчик, — проговорил Красный Нетопырь, и голос его прозвучал тоньше, чем обычно, — не такая штука, которую легко добыть. Когда-то о нынешнем дне будут рассказывать легенды. Будут рассказывать, как Силач задумал план и как получилось, что Красный Нетопырь возглавил новый народ. Легенда о том, как пал Силач, уже сложилась. Но как Красный Нетопырь пришел к власти — это должна быть драматическая повесть, а вовсе не сухой рассказ о дипломатическом сговоре, о котором не стоит и помнить. И потому я объявляю о своем желании отомстить за смерть Силача. А кроме того, мне не нравится твоя внешность. — Он ухмыльнулся, клыки размером с большой палец сверкнули над губами. — Дерись!

— Нам нужно уйти вместе, — торопливо заговорила Тиша. — Иначе мы можем не встретиться в одной точке, не найти друг друга на той стороне. А это значит, что мы оба должны уйти через Столп.

— Я уже убил одного такого, как он, — сказал Гил. — И думаю, прекрасно справлюсь со вторым.

— Зловредный был слабаком, — бросил Красный Нетопырь.

— Увидим, — сказал Гил.

— Да, думаю, увидим.

И они, кружа друг против друга, начали свою маленькую схватку, а позади гремела большая битва.

Красный Нетопырь знал силу юноши. Он не бросился ему на затылок, хлопая крыльями, как Зловредный, вместо этого осторожно описывал круги, выжидая — либо мальчишка раскроется, либо ему надоест игра и он прыгнет первым.

Так и вышло. Гил прыгнул — и руки его сомкнулись на крыльях противника, хотя были нацелены на горло.

Юноша почувствовал, как когти злобно вонзились в его тело, терзая и раздирая, умышленно отыскивая те места, куда впивались клыки и когти Зловредного неделю назад. Плоть лопалась, как зрелый плод, и расползалась под ними. Гил бешено замолотил кулаками и попал Красному Нетопырю в лицо. Тонкий хрящ носа хрустнул, смялся, ударила струя крови. Но Нетопырь раскрыл рот, глотнул воздуха и устоял, продолжая выворачивать когти и пытаясь разорвать противнику яремную вену.

Гил ломал хрупкие крылья, а вокруг несся галопом шум и свет. Но ему никак не удавалось нанести еще один хороший удар. Голова Нетопыря все время ускользала, то вперед, то назад, то в одну сторону, то в другую — как змея, раскачивающаяся под звуки флейты.