Меня не обманешь!

Они погрузили свои покупки в багажник «Мерседеса» и решили пройти полквартала пешком до ресторана. Когда они переходили улицу, Джослин увидела на углу перед аптекой телефон-автомат. Это было именно то, что нужно, чтобы позвонить Биллу и попытаться остановить его.

Но как ей ускользнуть от Лукаса? Джослин огляделась. Быть может… Внезапно, когда они ожидали, чтобы к ним подошла официантка, ее осенило.

— Лукас, закажи мне, пожалуйста, гамбургер, картофель фри и кофе. Мне нужно зайти в аптеку и заказать лекарство.

— Давай сделаем это после того, как поедим.

— Если я зайду сейчас, мы сможем забрать его после обеда. Иначе нам придется ждать.

Первая мысль Лукаса была пойти с Джослин. По какой-то причине ему не хотелось терять ее из виду. Он понимал, что это неразумно, но когда он видел Джослин, то чувствовал себя лучше.

Укоряя себя в эгоизме, Лукас сказал:

— Ладно. Какой гамбургер ты хочешь?

— Хорошо прожаренный, — ответила Джослин. — И еще я хочу, чтобы на нем были салат, помидор и майонез.

— Прекрасно. Не задерживайся! Остывшая картошка фри отвратительна.

Джослин молча улыбнулась ему, радуясь, что ее уловка удалась.

Она торопливо вышла из ресторана и направилась к аптеке.

Лукас подошел к окну, чтобы видеть ее. Он нахмурился, заметив, что она остановилась у телефона-автомата на углу и начала опускать в него монеты. Что она делает? — удивился он.

Он знал, что у Джослин есть сотовый телефон, он видел его, когда в магазине она доставала из сумки платок. Почему она не воспользуется им, если ей нужно позвонить кому-то? Зачем ей понадобилось выйти, чтобы позвонить?

Ответ очевиден — она не хочет, чтобы он слышал. Кто бы ни был этот человек, Джослин не хочет, чтобы он знал о нем. Но почему? Лукаса раздражало любое объяснение, которое приходило ему в голову. Он вспомнил, как она напряглась, когда он обнял ее. Неужели у нее связь с другим мужчиной? Черт! Не могла же она устать от него!

Лукас потер лоб. У него начала болеть голова. Все это только предположения, напомнил он себе. То, что он не может придумать какую-нибудь невинную причину, по которой она предпочла сделать звонок из автомата, не означает, что такой причины нет.

Лукас неохотно отошел от окна. Какая бы ни была у Джослин причина, он не собирается расспрашивать ее, опасаясь того, что она может сказать. Ему кажется, что он не готов узнать, что у них проблемы. Возможно, он никогда не будет готов к этому.

Джослин нервничала, ожидая, когда Билл поднимет трубку. Никто не отвечал. Она с облегчением вздохнула, услышав, как включился автоответчик. По крайней мере, это избавляет ее от необходимости разговаривать с ним.

Как только прозвучал сигнал, Джослин напила свое имя и сообщила, что она работает над, известной ему проблемой.

Чувствуя себя так, как будто ей удалось избежать ядерного взрыва, Джослин повесила трубку и поспешила в аптеку, чтобы заказать лекарство, которое врач назначил Лукасу.

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Посмотри туда! — Лукас показал направо, и Джослин машинально вцепилась в рулевое колесо, высматривая на дороге очередного оленя-самоубийцу.

— Что ты увидел? — наконец спросила она.

— Огни на доме, который мы только что проехали. Впереди тоже много огней.

— Ты имеешь в виду рождественскую иллюминацию?

— Да. Я тоже хочу такие.

— Но кто их увидит там, где ты живешь?

— Где мы живем, — поправил ее Лукас.

— Ты, мы… Какая разница?

— Я их увижу. Мне нужны рождественские огоньки, — произнес он задумчиво. — Теперь у нас будут свои собственные рождественские традиции, и мы начнем с огоньков.

Приняв молчание Джослин за согласие, Лукас продолжил:

— Первое, что мы сделаем утром, — съездим в город, купим лампочки и все остальное, что мы забыли.

— Забыли?! — повторила Джослин, не веря своим ушам. — У нас забит багажник и заднее сиденье.

— Какие продукты мы обычно покупаем? — с любопытством спросил Лукас, не обращая внимания на ее возражения. Ему казалось странным, что у него нет ни одного проблеска памяти о том, как они с Джослин покупают продукты.

— В основном то, что можно быстро приготовить.

— Какие еще рождественские традиции у нас будут? — спросил он, словно стараясь что-то вспомнить.

Решив, что ее согласие не причинит большого вреда, Джослин сказала:

— Домашнее печенье. Много рождественского печенья.

— Обязательно! — поддержал ее Лукас. — Я голосую за шоколадные стружки.

— И сахарное печенье, — включилась в игру Джослин.

— Давай придумаем что-нибудь связанное с нашим происхождением. Откуда родом твоя семья? — с нескрываемым любопытством спросил Лукас.

— Моя мать полька. А кто мой отец, я не имею ни малейшего представления.

— Где она сейчас?

— Она умерла, когда мне было тринадцать лет. Ее любимым лекарством был алкоголь.

— Наши дети будут более счастливыми, — утешил он Джослин.

У нее перехватило дыхание от пьянящей мысли иметь детей от Лукаса: мальчика с его глазами и, может быть, девочку, у которой будут такие же великолепные волосы, как у него.

— Сколько детей мы собираемся завести? — продолжал он.

— Сколько? — Его слова захватили Джослин врасплох.

— Разве ты не хочешь иметь детей? — упорствовал Лукас.

— Конечно, хочу!

— Я тоже, — неуверенно признался Лукас, а затем убежденно добавил: — Ровно полдюжины, я думаю.

— Одумайся! — воскликнула Джослин.

— Ты же сказала, что любишь детей!

— Да, сказала. Но мне не нужна целая орда! Я хочу иметь двоих, чтобы мне хватало времени на их воспитание.

— Ну, ради двоих едва ли стоит начинать! — возразил Лукас.

— Мне кажется, что это сказывается твоя травма, — пришла к выводу Джослин, — потому что ты раньше никогда не говорил о том, что мечтаешь о таком количестве детей.

— Может быть, травма позволила проявиться моим мыслям, — задумчиво произнес Лукас.

Очень может быть, молча согласилась Джослин.

— Давай обсудим это, когда к тебе вернется память, — предложила она.

— Хорошо, — неохотно согласился Лукас. Почему-то у него было такое чувство, что ему нужно приручить Джослин, как потерявшегося олененка.

Она осторожно подъехала к дому и остановилась у входной двери.

Общими усилиями они быстро разгрузили машину. Раскладывать покупки оказалось труднее. Наконец Джослин просто распахнула дверцы всех шкафчиков и начала засовывать в них припасы, пообещав себе, что завтра, когда отдохнет, она наведет в кухне порядок.

— Ты голодна? — спросил Лукас.

— Нет. — Встревожившись странной ноткой в его голосе, Джослин внимательно посмотрела на него.

Лукас побледнел и плотно сжал губы, как будто пытаясь преодолеть сильную боль.

— Тогда я подрумяню немного зефира на огне, если только мне удастся разжечь его, — сказал он.

— У тебя болит голова, да?

— Немного. Не волнуйся.

— Может быть, ты сначала примешь лекарство, а потом мы вместе займемся зефиром? — предложила Джослин.

— Не хочу я принимать эту дрянь!

— Но если ты не сделаешь этого, то ты проведешь бессонную ночь, тебя будут мучить кошмары, и завтра ты почувствуешь себя уставшим и не выспавшимся. Кроме того, если ты будешь плохо спать, выздоровление затянется.

— Мне бы не хотелось нарушать твой сон, — признался Лукас. На самом деле он не хотел делать ничего такого, что могло бы дать Джослин повод не делить с ним постель. Если ему нельзя заниматься с ней любовью, то он может хотя бы обнимать ее. Одна мысль, что она, уютно свернувшись калачиком, лежит рядом с ним, заставляла его согласиться на все что угодно, включая чересчур консервативный взгляд врача на медицину.

Нарушать ее сон? Слова Лукаса растревожили ее. Неужели он ожидает, что они будут спать в одной кровати? Но почему он не должен так думать? — ответила Джослин на свой вопрос. Она сказала Лукасу, что они женаты. Он согласился, что из-за его болезни они не могут заниматься любовью. Какой может быть вред, если она ляжет в его постель?