Ферма трупов

— Я уверен, что след от металла.

— Значит, у вас были догадки еще до начала эксперимента?

— Да, — ответил Медиум. — Очевидно, она лежала на чем-то, что начало окисляться в результате посмертных процессов в теле.

— Но что это могло быть? Что могло оставить такой след?

— Понятия не имею. Через несколько минут все выяснится. Очевидно, что изменение цвета покровов, из-за которого появилось странное пятно на ягодице девочки, определенно произошло в результате окисления чего-то, на чем она лежала. Таково мое мнение.

— Надеюсь, мы не наткнемся на журналистов, — сказал Кац. — Они нас здорово достают. Почему-то особенно поздней осенью.

— Это из-за Хэллоуина, — предположила я.

— Представляете, один недавно застрял в колючей проволоке, да так, что в больницу пришлось везти. А последний раз залезли студенты с юридического факультета.

Мы припарковались на стоянке, предназначенной для персонала больницы. Думаю, в теплое время года медикам приходилось несладко. Здесь дорога заканчивалась, упираясь в высокий забор из некрашеных досок, по которому вились кольца колючей проволоки. За ним и находилась Ферма. Мы вышли из машины. В воздухе отчетливо чувствовался отвратительный смрад, от которого, кажется, померк солнечный свет. За все время своей работы я так и не смогла привыкнуть к этому запаху, хотя и научилась не думать о нем. Однако я никогда не пыталась отбить его сигарами, парфюмом или ментоловыми леденцами и всегда помнила, что он — такая же часть языка мертвых, как татуировки и шрамы на их телах.

— И какова сейчас численность «населения»? — спросила я, пока доктор Медиум набирал комбинацию цифр на огромном висячем замке, запиравшем ворота.

— Сорок четыре, — ответил он.

— Все лежат довольно давно, кроме ваших двух, — добавил Кац. — Эти пробыли здесь ровно шесть дней.

Я последовала за ними в их макабрическое, но в то же время совершенно необходимое царство. В морозном воздухе запах казался не таким уж и кошмарным. Кроме того, большинство «жильцов» оставались здесь достаточно долго и уже прошли через наихудшие стадии. И все же открывавшиеся картины то и дело заставляли меня застывать на месте. На стоявших вдоль дороги больничных каталках высились груды какой-то красноватой массы, заполненные водой ямы с пластиковыми стенками скрывали тела с привязанными к ногам шлакоблоками. Багажники и салоны древних, проржавевших насквозь автомобилей тоже таили в себе жуткие сюрпризы. В белом «кадиллаке», например, за рулем сидел лишенный плоти человеческий скелет. Многие тела просто лежали на земле. Некоторые так сливались с окружающим пейзажем, что я замечала их только по блеснувшему золотому зубу или широко раскрытым челюстям. Кости походили на обычные палки и булыжники. Слова уже не могли повредить никому из тех, чьи останки находились здесь, — за исключением разве что бывших владельцев ампутированных конечностей, которые, как я надеялась, были еще живы.

Из-под шелковичного дерева на меня скалился череп. Пулевое ранение посреди лба зияло третьей глазницей. Я имела возможность наблюдать классический случай «розовых зубов» — эффект, происходящий, по-видимому, в результате распада красных кровяных телец, но все еще вызывающий споры практически на каждой криминалистической конференции. Повсюду валялись грецкие орехи, но ничто не заставило бы меня съесть хоть один — сама земля здесь напиталась смертью, и трупные испарения пронизывали холмы от подножий до вершин. Смерть текла в воде и витала в воздухе, поднимаясь к облакам. Смерть проливалась на Ферму дождем; звери, птицы и насекомые пресыщались ею, не всегда даже завершая начатую трапезу, — слишком богатым был выбор.

Для моего эксперимента Кац и доктор Медиум подготовили два варианта. Первый воспроизводил условия, при которых тело находилось бы в каком-нибудь подвале, и посмертные изменения отслеживались в темном помещении с низкой температурой. Во втором варианте тело на такой же промежуток времени оставили на открытом воздухе.

Первая ситуация была смоделирована в единственном на территории Фермы строении, которое представляло собой обычный сарай из шлакоблоков. Тело мужчины, страдавшего раком, положили на цементную плиту и накрыли фанерным кожухом, предохраняя от хищников и погодных изменений. Ежедневно делались фотографии, которые и показывал мне сейчас доктор Медиум. В первые дни изменений практически не было, затем стало заметно высыхание глазной роговицы и кожи пальцев.

— Готовы взглянуть? — спросил Медиум.

Я сложила фотографии обратно в конверт.

— Да, давайте посмотрим.

Они убрали кожух, и я присела, рассматривая тело невысокого худощавого мужчины с короткой седой щетиной на подбородке и вытатуированным на плече якорем. После шести дней в фанерной гробнице глаза мертвеца ввалились, кожа стала рыхлой, в левой нижней четверти ее цвет изменился.

С телом женщины, лежавшим навзничь неподалеку от сарая, в зарослях белой акации, грабов и гикори, дела обстояли иначе, несмотря на то что температурные условия внутри и снаружи почти не отличались. Однако, по словам моих коллег, пару раз прошли дожди, а временами тело оказывалось на солнце. Несколько перьев грифа поблизости тоже проливали свет на некоторые повреждения. Цвет кожных покровов существенно изменился, они сильно провисли, но рыхлыми не стали.

Я молча осматривала нагое тело, распростертое на палой листве. По возрасту женщина казалась старше своего мужа, но с годами будто усохла, уменьшилась в размерах и стала походить на ребенка. Я заметила покрытые розовым лаком ногти, проколотые мочки ушей и зубные протезы во рту.

— Мы перевернули тело мужчины, хотите взглянуть? — позвал меня Кац от сарая.

Я вернулась туда и вновь присела у тела мужа. Доктор Медиум высвечивал фонариком отметины на спине. Следы от сливных колец были видны сразу, а вот гвозди оставили просто красные черточки, больше похожие на ожоги. Больше всего нас заинтересовали отпечатки монет, особенно один, от четвертака. При тщательном осмотре мне удалось даже разглядеть очертания орла на коже мужчины. Я достала для сравнения фотографии тела Эмили.

— Как мне удалось установить, — объяснил Медиум, — монеты, лежащие под телом, окисляются неравномерно из-за примесей в металле. Именно этим объясняются неполнота и нечеткость отпечатка. То же самое происходит со следами ног, которые также обычно не бывают идеальными, если только вес не распределен равномерно и человек не стоит на абсолютно плоской поверхности.

— А улучшенного изображения пока нет? — спросил Кац.

— В лаборатории ФБР над ним еще работают, — ответила я.

— Да, там иногда надолго все затягивается, — согласился Кац. — Работы у них хоть отбавляй, и положение не улучшается — дел-то становится все больше.

— А уж как у нас «любят» бюджет увеличивать, вы и сами знаете.

— Ну да, нам вот разве косточку какую-нибудь когда подкинут, и на том спасибо.

— Томас, Томас, ну что за шутки.

Действительно, даже фанеру для моего эксперимента мне пришлось оплатить самой. Я предлагала купить заодно и кондиционер, но из-за погоды он не понадобился.

— Политиков не особо волнует то, чем мы здесь занимаемся. Да и работа судмедэкспертов тоже.

— Еще бы, мертвые ведь не голосуют, — заметила я.

— А я вот слышал, что были такие случаи.

Обратно мы ехали вдоль реки. На излучине за деревьями на том берегу вновь показался забор Фермы, и мне вспомнился Стикс древних греков. Я подумала, что и здесь те, кто пересек реку, попадают в царство мертвых, как это случилось с супружеской парой из нашего эксперимента. Я поблагодарила их про себя — ведь они были частью безмолвной армии, вставшей под мои знамена ради спасения живых.

— Жалко, что вы чуть раньше не приехали, — сказал Кац.

— Да, такую игру пропустила, — добавил доктор Медиум.

— Я и так уже как будто ее видела, — ответила я.

19

Вопреки настояниям Уэсли я вернулась в свой номер в «Хайятте». Мне не хотелось тратить остаток дня на переезд куда-то — надо было сделать кучу звонков и не опоздать на самолет.